В античные времена труд был участью рабов, в Средние века — платой за первородный грех, после Реформации он стал считаться полезной деятельностью, затем — важной частью индустриализации, чтобы в конце концов привести к капитализму и всех нас поработить. По данным экономистов, в 2016 году 1% населения будет богаче 99% оставшихся: теперь у 62 человек столько же денег, сколько у беднейшей части населения планеты, а это 3,6 миллиарда.
Большинство из нас с детства приучаются к деятельности из-под палки — например, когда нас настойчиво просят пропылесосить в комнате, помыть посуду или сходить за хлебом. В дальнейшем почти все мы вынуждены ходить в школу, даже если очень не хочется или когда мы сломлены очередным мировоззренческим кризисом переходного возраста. Многие из нас потом идут в институт, колледж или устраиваются на первую попавшуюся работу — просто потому, что так должно быть, потому что это единственный способ жить в этом мире. Мы вынуждены трудиться как можно больше и эффективнее, чтобы заработать как можно больше денег, чтобы потом купить на них как можно больше товаров или потребить как можно больше услуг. Стоит упомянуть и армейскую службу — демонстративное игнорирование этого этапа может повлечь санкции со стороны государства, по крайней мере в России.
При этом множество людей просыпаются ранним утром с немым укором высшим силам, с досадой и тревогой думая о предстоящем дне, наполненном однообразным утомительным трудом, не приносящим радости и удовлетворения. В 50-х годах XX века Герберт Маркузе, следуя за Фрейдом, писал, что труд в его современном виде «приносит только неудовольствие и страдания», поскольку «нелибидозен». Соответственно, он связан с принуждением, служа репрессивной цивилизации, единственная цель которой — дальнейшее подавление человека ради воспроизводства самой себя. Современный исследователь Татьяна Сидорина в своей книге «Цивилизация труда» в предисловии пишет, что причиной написания ее работы «было желание рассказать о том, каким несчастьем и ужасом человеческой жизни является труд, о том, как человек не хочет и не любит работать».
Всегда ли труд был определяющим моментом в жизни большинства людей, центром жизненной системы, определителем полезности, нужности человека, его самоцелью?
Античная мысль в большинстве своем считала тяжелый физический труд, да и вообще любую отчужденную деятельность, не несущую прямой пользы для самого «делателя», участью рабов, недостойной гражданина. Уделом граждан были занятия более интересными вещами — политикой, войной или философией (созерцательная жизнь хороша сама по себе, а все полезное и необходимое существует ради нее).
В Средние века христианская этика предложила иной взгляд на трудовую деятельность, неся в себе зародыш амбивалентности, свойственной следующим периодам. Тяжелый каждодневный труд (при этом следует учитывать, что в некоторых регионах количество дней, в которые трудовая деятельность не поощрялась церковью, доходило чуть ли не до полугода) рассматривался как плата за первородный грех, был противопоставлен божественному. Тем не менее труд воспринимался как очищение, к которому, не в пример аристократу, крестьянин может приобщиться быстрее и легче, поскольку трудится явно больше. Эта ситуация позволяла просто объяснять сословное подавление, которое само по себе основывалось не на труде как таковом, а на более широком спектре социально-правовых практик. Естественно, низшие слои рассматривали утомительный труд как неизбежную необходимость, находя, правда, в нем отдельные радости — вроде удовлетворения ремесленника от качественно сделанного изделия. Аристократия трудом как таковым предпочитала не заниматься вовсе, даже административную работу предоставляя вести наиболее способным и обученным представителям низших сословий.
Реформация и протестантская этика предложили другое понимание труда, основанное на зарождающемся его разделении и новом экономическом кодексе. Возникающий утилитаризм подкрепил понимание труда как полезной деятельности, которая будет оценена по эффективности ее результатов, которые, в свою очередь, будут вознаграждены материально в этом мире и духовно — в ином. Такая система вкупе с научно-техническим прогрессом способствовала появлению индустриального типа труда, противоречия которого явились поводом для появления социалистических учений, определивших большую часть XX века.
Капиталистический способ производства, свойственный во всех смыслах Новому времени, способствовал появлению удивительной формы порабощения — человека трудом. Трудовая деятельность индустриального типа, безусловно созданная человеком, в какой-то момент отделилась от него, обзаведясь собственными правилами, регламентом и нравственной системой. Примитивное и прямое экономическое подавление человека капиталом в течение XIX — начале XX века обогатилось консьюмеристским суррогатом связки «господство — подчинение» после Второй мировой. Это лишь выгодно оттенялось прямым подавлением человека системой в СССР, которое можно было использовать в качестве «плохого примера» при любых попытках подвергнуть критике существующий строй. Победа над фашизмом, с одной стороны, привела к становлению нового поколения упорных тружеников, которое происходило в момент небывалого доселе научно-технического прогресса, и расцвету культа индивидуальности. С другой стороны, уже существующая трудовая репрессивная система, воспользовавшись новыми техническими возможностями, усилила давление на индивида, навязав ему дополнительные потребности и изощренные способы получения ресурсов для их удовлетворения. В это время Герберт Маркузе пишет: «Технология, поскольку она сокращает временные затраты на производство предметов необходимости, действует вопреки репрессивному использованию энергии и тем самым освобождает время для развития потребностей, выходящих за пределы царства необходимости. Но чем реальнее возможность освобождения индивида от запретов, когда-то находивших оправдание в его нужде и незрелости, тем сильнее необходимость в их (запретов) сохранении и совершенствовании во избежание распада установившегося порядка».
Наступление XXI века сместило массив труда из непосредственно трудовой деятельности в сферу услуг, в итоге характеризующуюся тем же подавлением человека капиталом, которое, по Марксу, было свойственно ситуации в начале XX века. Увеличенный трудовой день при сменном графике, мелочный карьеризм и корпоративность являются спутниками практически любой оплачиваемой деятельности. Вдобавок к этому работник зачастую становится заложником компании, то есть труда здесь и сейчас как такового, не имея возможности уволиться, пока не найдет себе другую работу. Бег наперегонки со временем, стремление завладеть хотя бы малой частью общего дохода, не подкрепленного ничем, кроме денежных единиц, снятие моральных норм в тех случаях, когда речь заходит о трудовой деятельности, вполне характеризуют современную трудовую доктрину, действующую как минимум в России, Европе и США. Появление в мегаполисах людей свободного труда (читай: фрилансеров) лишь более рельефно очертило никуда не ушедшую необходимость «сословно необеспеченных» людей вставать каждый день рано утром для того, чтобы идти на работу, не приносящую удовлетворения, чтобы получить деньги и занять день, оставшаяся часть которого принадлежит только тем, кто до этого «хорошо поработал».
На этом фоне привлекательными выглядят инициативы финского и швейцарского правительств. Первое уже разрабатывает закон, вводящий так называемый базовый безусловный доход, а второе собирается провести по такой инициативе референдум. Идейно следуя за современными защитниками «прекариата» — класса, представители которого не имеют «нормальной» работы (с постоянной занятостью, стабильным заработком и социальными гарантиями, обеспеченными работодателем и государством), — власти этих стран определяют минимальную сумму денег, необходимую для удовлетворения базовых, витальных потребностей. В Финляндии она должна составить 800 евро, в Швейцарии — 2 500 евро (сумма рассчитывается в швейцарских франках, можно услышать разные версии). Встречая больше противников, чем поклонников, такая мера, тем не менее, позволит в первую очередь получить подушку безопасности тем, кто желает сменить место работы или сферу деятельности, не имея поддержки клана родственников в антропологическом понимании (что вполне сообразуется с заявлениями противников такого дохода, звучащих в средневековом ключе).
Однако подобные инициативы, несомненно, будут наталкиваться на противодействие большинства, заряженного предыдущим экономическим периодом, бредовыми высказываниями телевидения или воззрениями родственников, продолжающих действовать по устаревшим экономическим моделям. Именно поэтому только индивидуальная перестройка сознания, не завязанная на получении заработка как определителя существования человека в мире, отказ от трудоцентричной, монетированной модели человеческого конвейера может вывести общество из замкнутого круга навязанных потребностей и необходимых способов их удовлетворения. Тем не менее остаются под вопросом перспективы нацеленных на интеллектуальное развитие инициатив сверху, которые, будь они введены как минимум позволили бы отказаться от монетарного определения эффективности отдельного индивида.
Идеальная модель базового дохода, к которой стремятся указанные страны, заключается в том, что каждому совершеннолетнему гражданину, независимо от статуса, ежемесячно выплачивается определенная сумма денег, необходимая, по мнению властей, для удовлетворения базовых потребностей. Все то, что человек захочет приобрести и потребить сверх того, он должен будет оплатить из тех денег, которые он получит из других источников (труд, родственники и так далее).
Средства, которые необходимы для функционирования такой системы, должны высвобождаться путем сокращения бюрократического аппарата, который сопутствует системе социальной поддержки, существующей в большинстве развитых и развивающихся стран. Постепенное или одномоментное введение базового безусловного дохода подразумевает такой же постепенный или немедленный отказ от системы социальных выплат. По мнению сторонников, введение базового дохода позволит снизить социальное неравенство, увеличить покупательную способность, позволит бороться с технологической безработицей — ситуацией, когда ручной труд вытесняется автоматизированным, сокращая рабочие места. Сама по себе идея такой системы не нова: подобное предлагал еще Томас Пейн в виде доли в общем национальном производстве, а в Канаде и Англии в разное время такие инициативы широко обсуждались. В деревнях Омитара и Очиверо в Намибии эксперимент по введению базового дохода проходил в течение двух лет в 2008–2009 годах. Отчеты и исследования, проведенные после эксперимента, показали увеличение экономической активности, снижение потребления алкоголя и уровня преступности, а выделенные деньги жители часто тратили на открытие своего дела. Голландский Утрехт в этом году собирается повторить эксперимент.
Конечно, здесь речь идет в первую очередь о небольших городах и странах, и предсказать, как повлияет базовый доход на более крупный регион, чрезвычайно сложно. Тем не менее страны, которые пока по тем или иным причинам не имеют возможности перейти к системе безусловного дохода, могут начать, например, со снижения продолжительности рабочего дня, введения гибкого графика или, скажем, самоуправления предприятий. Такие примеры замечательно описаны в книге Дарио Аццелини «Альтернативная история труда: рабочий контроль и демократия на предприятии». Описанные в книге случаи возникали после банкротства предприятия, когда рабочие, вынужденные прекратить работу, не имея возможности быстро найти себе другое место, брали предприятие под собственный контроль, зачастую перепрофилируя производство (логичная мера, поскольку то производство, которое было на предприятии до этого, прогорело, оказалось ненужным рынку). При последующей поддержке профсоюзов многие из этих предприятий давали прибыль и как минимум позволяли отстоять интересы рабочих, помогали им договориться об увольнении на более выгодных условиях.
Представляется возможным планомерное введение такой системы, когда самоуправление наемного служащего или рабочего будет постепенно приучать его к свободному труду и отстаиванию своих интересов на глобальном экономическом рынке. Надо заметить, что основным аргументом противников базового безусловного дохода является возможность разрушения мировой экономики за счет исчезновения диктата рынка. Но прогноз экономистов на 2016 год говорит нам, например, о том, что впервые в истории 1% населения станет богаче 99% оставшихся. Такой дисбаланс уже говорит о существенном перекосе в мировой рыночной системе, который может привести к коллапсу. И базовый доход здесь как раз выглядит одной из тех мер, которые помогут выправить ситуацию, решив проблему массовой бедности и социального неравенства, превышающего морально допустимую норму.
Источник: theoryandpractice.ru
