Антон Шагин полюбил рэп, выучил блатную лексику и стал декабристом. Об этом популярный актер рассказал «Известиям» в преддверии выхода своего поэтического сборника «Антоновки» и концертной презентации стихов.
— Почему вы назвали книгу так странно — «Антоновки»? И что вам дает поэтическое творчество?
— Мне это нужно, чтобы остаться самим собой и не потеряться за лицедейством — теми образами, характерами, которые мне удается создать в театре и кино. Я серьезно отношусь к поэзии и довольно требователен к своим стихам. Сборник «Антоновки» появится в магазинах в конце апреля, в него войдет около 85 стихотворений, которые написаны за последние несколько лет. Антоновка — мой любимый сорт яблок, отсюда и название. Оно показалось мне достаточно ироничным, не хотелось разводить никакого пафоса.
Презентация в Москве будет представлять собой поэтический моноконцерт — с музыкальным сопровождением, художественным видеорядом. Потом поеду с этой программой в Тамбов, Таллин… Моя давняя мечта — собрать в единое целое стихи, музыку, изображение и попытаться всё это донести до людей. Главное — не исполнитель на сцене, а поэтический материал. Не могу даже предположить, как это будет воспринято зрителями. Но тем и интересно.
— Если будет музыкальное сопровождение, значит, к музыке вы тоже неравнодушны?
— Конечно! У меня даже есть проигрыватель пластинок, довольно хороший.
— Считаете ли рэп современной поэзией и частью российской культуры?
— Да, однозначно. И Оксимирон, и Хаски кажутся мне сейчас очень крутыми. Я в чем-то могу понять консервативную точку зрения, но, на мой взгляд, на сегодняшний день рэп можно считать культурным явлением нашей страны.
— На Первом канале прошел ретродетектив «Подкидыш». Почему вы решили принять участие в этом проекте?
— Я стараюсь создавать яркие характеры. Этим меня и привлек замысел «Подкидыша». Главное для меня — сценарий, потом уже ты видишь режиссера, понимаешь, что вы на одной волне и, может, у вас что-то получится… Вообще съемки — это мучительный процесс, он связан с большими душевными и физическими затратами. Но зритель этого не должен видеть.
«Подкидыш» — историческая картина, время действия — 1925 год. Мне было интересно попробовать себя в этом забеге. Съемки проходили четыре месяца в Санкт-Петербурге. Мы работали день за днем по 12–15 часов. Я играю новгородского вора, который, убегая от местных бандитов, оказывается в Петербурге, где сотрудники МУРа принимают моего героя за известного сыщика и назначают начальником отдела уголовного розыска. Он успешно раскрывает одно преступление за другим, потому что знает всю подноготную бандитского мира. Но параллельно умудряется сколотить банду, чтобы ограбить главный склад НКВД… В фильме есть любовь, приключения, авантюризм.
— Чтобы играть жулика, пришлось изучать блатной жаргон, купить словарь русского арго?
— Да, я узнал, что значит «с кичи на центовку», «с пипы на плинту». Язык у моего персонажа правда очень своеобразный. Но с момента съемок «Подкидыша» прошло более полутора лет. За это время я еще в трех фильмах сыграл. Когда заканчиваешь съемки или театральные репетиции, образ своего персонажа отпускаешь, чтобы он не перекочевал в другую работу.
— Недавно закончились съемки масштабной исторической драмы о восстании декабристов «Союз спасения». Чем, на ваш взгляд, эта история созвучна сегодняшнему дню?
— Мне сложно проводить такие параллели, это не моя задача. Я играл конкретного исторического персонажа — Кондратия Федоровича Рылеева (один из пяти казненных декабристов. — «Известия»). Мне созвучны и понятны его настроения, желания и даже его максимализм. Но если говорить о сегодняшнем дне, то, на мой взгляд, сегодня к молодежи неправильно относятся, ее просто используют и не хотят услышать.
— В чем это проявляется?
— Сейчас на митинги выходят люди, которые не могут судить о 1990-х. 15–17-летние стоят и говорят, что тогда жилось лучше. Но я, в отличие от них, застал девяностые, причем в провинциальном городе, и помню, как моя семья едва выживала. Я не говорю, что сейчас всё идеально — далеко нет, впереди много работы, но и сделано много. Об этом тоже нельзя забывать. Это нужно видеть, об этом надо говорить. Мне не кажется, что «Союз спасения» — картина назидательная. Но я надеюсь, что авторы за компьютерной графикой не потеряют игру артистов и человеческие чувства. В этом есть большая опасность не только этого фильма.
— Ваши лучшие роли — в исторических картинах и экранизациях литературной классики: «Яма», «Бесы», «Довлатов», «Хождение по мукам». Современные герои вам не по душе?
— Почему? «Молот» 2016 года — достаточно современная картина, там я сыграл умалишенного злодея. В следующем году выходит фильм «Конек-горбунок», где у меня роль Ивана-дурака. Для меня это совершенно новый опыт. Мне интересны персонажи любых эпох. Если будет достойный материал — с удовольствием его сыграю.
— Ради денег многие актеры готовы играть что угодно, похоже, там уже не до выбора ролей и смыслов.
— Если бы я гнался за деньгами, то не вылезал бы из телевизора и кинотеатров. Это неправильно. А как правильно — я сам не знаю. Живу и пытаюсь понять, как жить конкретно мне. Если я не умираю с голоду, то не принимаю участия в том, в чем мне не хочется. Но иногда приходится находить компромисс. Мне интересно то, чего я еще не делал и не играл, не использовал, не нажимал те кнопочки, которые есть в моем актерском организме, не вскрывал скрытые ресурсы. Для меня важно не повторяться, моя задача — создавать образы и характеры.
— Почему вы стали актером? Жажда славы, внимания?
— Отчасти. У меня, наверное, желание быть услышанным пошло из детства, в силу того, что я рано потерял родителей и был обделен любовью. С одной стороны, это способ восполнить потерянное, с другой стороны, плоды, которые дает актерская профессия, тоже приятны. Было бы неправильно это отрицать. Но работаешь не для того, чтобы тобой восхищались, а чтобы удивить самого себя, понять что-то про себя и про другого человека. Наконец, отпугнуть смерть.
— В каком смысле? Когда это удается?
— Когда делаешь такую работу, которая останется после тебя.
— Я была удивлена вашим участием в съемках фильма Ренаты Литвиновой «Северный ветер».
— Да, это своеобразный опыт. Несколько месяцев я принимал участие в настоящем стихийном творчестве, непредсказуемом, но бесконечно радостном. Играл Бенедикта, сына Маргариты, в роли которой сама Литвинова. Могу сказать, что я шел за творчеством и получил его в полной мере. Рената Муратовна — богиня (смеется). Она написала сценарий, который отличается от пьесы «Северный ветер» (поставлена в МХТ имени Чехова. — «Известия»), а то, что в итоге снято, отличается от сценария.
— Мы с вами беседуем в стенах театра «Ленком», где вы служите уже давно. Считаете ли вы, что в будущем репертуарный театр потеряет свою актуальность?
— Я работаю уже десять лет в «Ленкоме»! И мне кажется, что репертуарный театр — достояние русской культуры. Дай бог, чтобы оно никуда не исчезло. Это будет крах. Всё должно быть рядом — и проектный театр, и репертуарный, главное, чтобы было творчество, создавалось искусство.
— Вы планируете играть что-то новое на сцене «Ленкома»?
— Сейчас с Марком Анатольевичем Захаровым репетируем новую пьесу, которую он написал по литературным произведениям Владимира Сорокина и сам ставит как режиссер. Думаю, в конце года ее все увидят. Рабочее название — «Капкан». У меня там небольшая роль, но я иду за мастером, с которым мне интересно по сей день. Меня восхищает в нем его желание жить и творить
Анна Позина
