Трагические события 1937 года были естественным порождением событий 1917 года, когда в России к власти насильственным образом пришла политическая сила, подменившая собой государство. В течение первых 20 лет советской власти постепенно формировалось государство нового типа, где идеология подменила собой мораль, а насилие — право.
После октябрьского переворота в 1917 году в России и поражения Германии в Первой мировой войне оба государства оказались париями в новой системе международных отношений, что и определило их военно-политическое сближение в начале 1920-х годов. Одним из первых дипломатических актов Советской России стал Рапалльский договор с Германией, заключенный в апреле 1922 года. По Версальскому мирному соглашению Германия не имела права иметь сильную армию (численность рейхсвера не могла превышать 100 тысяч человек) и развивать военную науку.
Как ни парадоксально, но в Красной армии к тому времени сложилась аналогичная ситуация: высококлассные военные кадры либо эмигрировали, либо погибли в Первой мировой и Гражданской войнах, а оставшимся военспецам из числа бывших царских офицеров большевики не доверяли. Все это обусловило дальнейшее секретное военно-техническое сотрудничество между обеими странами, при этом Германия сознательно нарушала свои обязательства по Версальскому миру.
В течение 1920-х — начала 1930-х годов на территории Советского Союза действовали три крупные советско-германские военные школы: летная в Липецке и танковая под Казанью, а также испытательный полигон отравляющих химических веществ под Саратовом. Вопреки распространенным у нас представлениям, это тесное сотрудничество, длившееся более 15 лет, принесло пользу не только Германии, но и СССР. За то время в Красной армии сформировалась небольшая, но высокопрофессиональная команда военных, в основном состоявшая из бывших царских офицеров. Именно на этих людей, имевших еще дореволюционное образование, участвовавших в Первой мировой и Гражданской войнах и отлично знающих иностранные языки, опиралась советская власть в контактах с германскими военными. Естественно, военное взаимодействие с немцами проходило под неусыпным контролем чекистов.
Любопытно, что после прихода к власти в Германии Гитлера это сотрудничество не прекратилось. Оно приняло другие формы, перейдя из военной сферы в экономическую, — СССР закупал у Германии технологии и оборудование, поставляя взамен природные ресурсы и продовольствие. Если в Советском Союзе в 1937-1938 годах в армейской элите были уничтожены почти все имевшие отношение к советско-германским военно-техническим контактам, то в гитлеровской Германии в руководстве вермахта остались все военные профессионалы, прекрасно знакомые с Красной армией и ее спецификой. Это усугубило трагедию 1941 года.
Когда в 1935 году в СССР активно обсуждалась новая военная доктрина, в Москве были вынуждены сделать окончательный выбор относительно продолжения дальнейшего сотрудничества с нацистской Германией. Наиболее компетентные из советских военных руководителей понимали неизбежность скорого столкновения (причем в той самой коалиции, которая сложилась в годы Второй мировой войны) и поэтому доказывали необходимость скорейшего перевооружения Красной армии, в то время как так называемые «конники» вроде Ворошилова и Буденного этому всячески противились.
Известен случай, когда Сталин в 1935 году лично редактировал статью Тухачевского в «Правде». Вождь не только изменил заголовок с «Военных планов Гитлера» на «Военные планы Германии», но и убрал из текста все острые рассуждения автора об идеологии германского нацизма.
Ложный «немецкий след»
Даже на фоне чудовищных репрессий советской власти в отношении крестьянства, интеллигенции, церкви и истребления партийной оппозиции дело о так называемом «военно-фашистском заговоре в РККА» стоит особняком. Уничтожение военной элиты — это прежде всего приговор государству: если высшие должностные лица армии были иностранными шпионами, то что это за государство? И наоборот, если обвинения против них были ложными и лучших советских военачальников сгубили по совсем другим соображениям, то встает тот же самый вопрос: что это за государство, где подобное возможно?
После XX съезда партии в 1956 году и реабилитации фигурантов дела о «заговоре военных» возникла потребность в понимании и объяснении мотивов Сталина, обезглавившего накануне войны все армейское руководство, а также разведку и контрразведку. Именно тогда получила широкое распространение ложная версия о том, что Сталина сознательно ввели в заблуждение немцы с помощью подброшенных через Чехословакию фальшивых документов, дискредитирующих советскую военную верхушку. Например, подобные намеки можно найти в мемуарах руководителя военной разведки Третьего рейха Вальтера Шелленберга.
Но если такая фальшивка и была изготовлена, то она могла попасть в Москву не ранее весны 1937 года, когда большинство фигурантов дела о «военно-фашистском заговоре» уже были арестованы и давали показания (Тухачевского взяли под стражу в мае 1937 года последним из крупнейших военачальников).
Кровавые допросы на Лубянке
Я знакомилась в Центральном архиве ФСБ России с материалами этого 20-томного дела, по которым очень хорошо видно, как оно фабриковалось. Во-первых, там нет никаких доказательств вины его фигурантов (не говоря уже о вещественных), кроме их собственных «признательных» показаний. На листах бумаги с этими признаниями есть бурые пятна — кровь, что доказала судебно-медицинская экспертиза. Во-вторых, стиль свидетельствует о том, что показания написаны под диктовку следователей. В их текстах содержится множество фактических ошибок: рейхсвер путается с вермахтом, датой прихода Гитлера к власти в Германии почему-то называется 1932 год. Понятно, что Тухачевский и его товарищи по несчастью не могли допустить таких неточностей — вероятно, они подписывали допросные листы, не читая их.
Почерковедческая экспертиза, проведенная в МВД, показала, что эти тексты выполнены людьми, пребывающими в неадекватном, специфическом состоянии, рукой, находящейся в неестественном положении — иначе говоря, под мерами физического воздействия. Жен фигурантов дела о «военно-фашистском заговоре в РККА» затем отправили в лагеря и расстреляли в 1941 году, а дети впоследствии попали в детдома, а по достижении совершеннолетия — в лагеря.
Тухачевский признательные показания дал не сразу. На первом допросе он категорически отвергал все обвинения, маршал сломался только после «конвейера» — изобретенного в НКВД пыточного метода, когда человека безостановочно допрашивали в течение нескольких суток подряд, лишая его сна и пищи.
Анализ собственноручных показаний Тухачевского и сравнение их с ранее написанными им письмами, проведенные почерковедческой лабораторией экспертно-криминалистического центра ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, выявили, что они были написаны либо после сильного физического воздействия, либо под влиянием психотропных препаратов.
Маршалу, например, вменялись связи с различными должностными лицами германской армии. Разумеется, Тухачевский в свое время действительно с ними контактировал, но исключительно в рамках своих служебных полномочий и под контролем советских спецслужб. Материалы российских федеральных архивов (РГВА и РГАСПИ) свидетельствуют о том, что Сталин не только внимательно следил за ходом следствия, но и давал указания следователям, а потом лично участвовал в формировании «общественного мнения» в военной среде.
В ходе пересмотра уголовного дела о «военно-фашистском заговоре в РККА» во второй половине 1950-х годов советские следователи получили возможность допросить бывших руководителей германских вооруженных сил, которые очень подробно рассказали, каким образом они контактировали с Тухачевским и другими советскими военачальниками.
В архивах ФРГ сохранились дневники и мемуары ключевых немецких участников советско-германского сотрудничества и дипломатов. Доказательств предательства советских военных, как и свидетельств фабрикации германскими спецслужбами документов, дискредитирующих советских военачальников в глазах Сталина, в военных архивах Германии и в архиве МИД ФРГ тоже не обнаружено. Напротив, в документах немецких военных рефреном звучит недоверие к истинным причинам процесса 1937 года и недоумение, почему Сталин «убрал» военную верхушку. Так что версия о «немецком следе» в «деле военных» не выдерживает критики.
«Бойня в Москве»
За следствием и судом очень внимательно следили в Германии. В дневниках Геббельса за этот период упоминается «бойня в Москве», учиненная «больным советским руководством». По его словам, Гитлер, узнав о «военно-фашистском заговоре» в Красной армии, «смеялся до слез» и сказал напоследок, что теперь «мы должны быть готовы». Сохранившиеся в архивах документы вермахта лета 1937 года недвусмысленно отражают восторг немецких генералов, полагавших, что отныне с Советским Союзом и Красной армией можно не считаться как с военной силой.
Вот что писал германский военный журнал через две недели после расстрела Тухачевского: «Начиная с 1929 года Красная армия под руководством Тухачевского окончательно осуществила переход к реорганизации по западноевропейскому образцу (…) Исчезли с высоких постов все герои гражданской войны и прочие невежды, которых заменили высококлассные специалисты (…) После приказа Сталина о расстреле восьми лучших командиров Красной армии высшие посты военного командования опять заняты надежными героями Гражданской войны и невеждами, а военная квалификация принесена в жертву безопасности советской системы».
Гибелью Тухачевского и других военачальников «чистки» в Красной армии не ограничились. Если в 1937 году репрессии коснулись в основном высшего командного состава, то в 1938-м сталинский террор затронул порядка 40 тысяч военнослужащих различных воинских званий во всех военных округах. Армия была не просто обезглавлена, но и деморализована. В военной среде сложился чудовищный психологический климат: во втором квартале 1937 года резко увеличилось количество самоубийств (в ЛВО — на 27 процентов, в БВО — на 40 процентов, в КВО — на 50 процентов, на Черноморском флоте — на 200 процентов).
Военные перестали понимать, кому теперь можно доверять, если твой непосредственный командир и воинский начальник может запросто оказаться врагом и шпионом. Вот что говорит беспристрастная статистика: за 1937-1938 годы были сменены все (кроме Буденного) командующие войсками округов, а также все их заместители и начальники штабов округов, 88 процентов командиров корпусов, 98 процентов командиров дивизий и бригад, 79 процентов командиров полков, 87 процентов командиров батальонов и дивизионов, 100 процентов состава облвоенкомов.
На сборах командиров полков, проведенных летом 1940 года, из 225 человек лишь 25 были выпускниками военных училищ, остальные 200 окончили курсы младших лейтенантов. По подсчетам современных историков, потери в руководящем составе Красной армии за 1937-1939 годы намного превышали его потери за годы Великой Отечественной войны.
«План поражения»
Фигурантов дела о «заговоре военных» расстреляли через 40 минут после окончания суда в ночь на 12 июня 1937 года. За сутки до гибели маршал Тухачевский составил «План поражения» (так его назвали следователи) и адресовал его лично Сталину. В этом документе он дал подробный и, как показали последующие события, очень точный прогноз развития военно-политической ситуации в Европе в ближайшие годы и направления возможного удара Германии против СССР в будущей войне. Сталин обратит на него внимание лишь в июне 1941 года — в самые первые страшные дни Великой Отечественной войны.
После расстрела Тухачевского и его соратников были свернуты инициированные ими исследования по развитию военной техники и новых видов вооружений. В ГУЛАГ отправили Туполева и Королева, в Ленинграде закрыли Реактивный институт, занимающийся производством реактивных двигателей. Именно по этой причине знаменитая система залпового огня БМ-13, более известная под названием «Катюша», поступила в войска не в 1939 году, а только летом 1941-го.
Какой же логикой руководствовался Сталин, уничтожая в 1937 году военную элиту Советского Союза? Вся власть была сосредоточена в руках вождя, который считал потенциально опасным любого, кто думал свободно и самостоятельно (насколько это вообще было возможно в тогдашнем СССР). Тем более если это люди, умеющие профессионально пользоваться оружием.
Тухачевский и другие фигуранты дела о «заговоре военных» были опасны тем, что иногда позволяли себе высказывать критические замечания — например, о состоянии дел в армии, оборонной промышленности и внешней политике. Увы, порочная традиция объявлять врагами и предателями людей, думающих не так, как «надо», пережила не только Сталина, но и Советский Союз.
Андрей Мозжухин
