В прокат выходит «Бунюэль в лабиринте черепах» Сальвадора Симо, полнометражный мультфильм об истории создания первого в мире мокьюментари «Земля без хлеба» — фильма, после которого 32-летний Луис Бунюэль на 15 лет оказался фактически отлучен от профессии
В 1922 году новая дорога, проложенная на самый запад Испании, до границы с Португалией, впервые связала большой мир с областью Лас-Урдес и открыла необычный народец, уединенно живший в сердце цивилизованной Европы ХХ века. Уклад урданцев можно было бы сопоставить с неандертальским. Урданцы не знали хлеба. Хлеб, который им присылали монахини, они выбрасывали — вроде как из суеверия. Мяса они тоже почти не ели — кроме тех случаев, когда горный козел сваливался с обрыва и туша оказывалась в их распоряжении. Они предпочитали пухнуть с голоду, нежели осваивать навыки охоты и земледелия. Узнав о медицине, они изобразили готовность разобраться в целебных свойствах местных скудных трав — но только чтобы сделать такую мазь от змеиных укусов, которая гарантированно приводила бы к смерти от несмертельной, вообще-то, раны. Еще их заинтересовал мед — но ульи они навьючивали на ослов и транспортировали по горным тропам, в результате чего пчелы вырывались наружу и часто закусывали и ослов, и погонщиков насмерть. В хижинах пахло псиной, дети умирали на улице.
Через пять лет после обнаружения урданцев их небывалому миру посвятил книгу французский испанист Морис Лежандр, а еще три года спустя — предложил ее в качестве идеи для фильма режиссеру-сюрреалисту Луису Бунюэлю. В 1932 году Бунюэль отправился в Лас-Урдес и снял там фильм «Земля без хлеба», первое в истории кинематографа мокьюментари — якобы документальный фильм, издевательски выворачивающий наизнанку принципы документального кино, высмеивающий само понятие кинодокумента как иллюзию, пропагандистскую уловку. В 2009 году плодовитый автор комиксов из Эстремадуры, провинции, в которую входит Лас-Урдес, Фермин Солис посвятил этому, пожалуй, самому яркому эпизоду культурной жизни своего региона комикс «Бунюэль в лабиринте черепах», а в 2018-м режиссер Сальвадор Симо превратил его в полнометражный мультфильм.
Пролог застает нас в парижском кафе 1930 года в обществе жеманно покуривающих сюрреалистов за обсуждением вопроса, что значит быть художником: ими рождаются, как рождаются блондинками, или это все-таки проявление воли? Когда беседа заходит в тупик, кто-то спрашивает: «А что же ты молчишь, Луис?» — и на крупном плане возникает детина с трехдневной щетиной, который восседает во главе стола, наряженный монашкой. В ответ «монашка» лишь загадочно выпускает кольцо табачного дыма. Этот испанец вместе со своим соотечественником Сальвадором Дали уже создал первый сюрреалистический фильм «Андалузский пес» (1928), Париж у его ног, на носу премьера «Золотого века» (1930). Он доволен.
Фото: Русский Репортаж
Даже большие поклонники режиссера, фильмы которого награждали золотом Канн («Виридиана», 1961), Венеции («Дневная красавица», 1967) и «Оскаром» («Скромное обаяние буржуазии», 1972), могут не знать, что, будучи уже 30-летним мужиком, он обожал рядиться монахиней — этот факт не относится к числу растиражированных. Но это действительно факт — в отличие от сомнительного психоаналитического предположения авторов «Бунюэля в лабиринте черепах», что Бунюэлем всю жизнь управляло необоримое желание получить одобрение своего отца. Зато другие допущения, вроде снов Бунюэля, напротив, легко оправдываются образами из его фильмов и картин его друга юности Дали — сны Бунюэля вполне могли быть именно такими. Хроника съемок «Земли без хлеба» тоже легко реконструируется при условии знакомства с самой бунюэлевской лентой.
Революционность фильма состояла в том, что он не скрывал, что вся «документальная» фактура подделывается так, чтобы угодить заранее придуманному сценарию. До сих пор документальному кино доверяли — как факту. Впрочем, и после тоже: по-настоящему выпустить картину Бунюэлю удалось только в 1960-х — после первых показов ее зашикали. «Бунюэль в лабиринте черепах», в свою очередь, показывает, что изначально такой четкой идейной установки — сделать документальный фильм, разоблачающий принципы идеологии, не вытекающей из жизненных требований, а первичной по отношению к жизни,— у Бунюэля не было. Из нового мультфильма также будет любопытно узнать много всякой сопутствующей всячины: что после провокационного «Золотого века» Бунюэль не смог получить финансирования во Франции потому, что старая графиня, мать бунюэлевского продюсера, лично ездила жаловаться на него папе в Ватикан; что «Землю без хлеба» он снимал на чей-то выигрыш от лотерейного билета и т.п.
Что ж, знакомиться с историческими эпизодами, жизнеописаниями по собранным по принципу винегрета «ожившим картинкам» нас давно приучили авторы History Channel. Но здесь, во-первых, сама техника мультфильма с нарисованными героями избавляет эту реставрацию киноистории от той неловкости, которую неизбежно испытываешь, видя, как в выуженные из музея наряды Генриха VIII заправлена рожа ожиревшего на пиве в кэмденском пабе современного статиста. А во-вторых — этот мультфильм исполнен той благородной меланхолии, которая свойственна испанской культуре. Асимметричные, съехавшие со своих исконных мест черты лиц персонажей напоминают рисунки Пикассо. Громогласно-скудный пейзаж — каменистые ритмы поэзии Лорки. Тревожная поспешность музыки, подобная тревожности сна, который спешит присниться прежде, чем его прервут пробуждением,— заставляет вспомнить музыку Альберто Иглесиаса, которую тот пишет к фильмам Альмодовара. Да и весь этот «Бунюэль» в целом своим величавым темпоритмом, когда все излагается детально и ничего не акцентируется, напоминает именно альмодоваровские поздние ленты, где он рассказывает о творческой кухне режиссеров
Мы застаем главного героя в минуты детских капризов и художнической дерзости, мужественных порывов быть полезным обществу и кокетливых уступок своей жажде самолюбования. Мы становимся свидетелями того, как авангардист, в «Андалузском псе» хаотично нагромождавший на рояли дохлых ослов, перековывался в зрелого художника, начинающего понимать, как устроено кино, и слышать иные, кроме собственных снов, правды мира. Станет, другими словами, будущим автором «Скромного обаяния буржуазии» — фильма, в котором будут сплавлены воедино стилистический бонтон буржуазного кино и анархистская критика идеологий, модный поединок терпких новинок Лагерфельда и нафталинового шика Жана Пату и теракты внутри массовой культуры. Поверив все это истинами голода и сна, зрелый режиссер уловит ту правду, которая не поддается словам. Покажет, как и из каких материй ткется пряжа сознания.
Но до «Скромного обаяния» остается еще 40 лет. Бунюэль придет к нему умудренным 72 годами жизни человеком, который после обструкции, учиненной «Земле без хлеба», был на 15 лет отлучен от работы. Пока же ему всего 32, и в Лас-Урдесе он валяется на камнях в наряде монахини перед голодными дебилами, покупая их ослов и пчел, чтобы погубить,— ради нескольких кадров. Эти кадры лишат дебилов меда и транспорта — но и расскажут о них миру, поведают, что рядом с нами, в Европе, люди живут нечеловеческой жизнью. И — запечатлев осла, искусать которого пчел сманил медом режиссер, козла, которому помогает упасть со скалы ружье режиссера, «мертвую» девочку, которая явственно дышит,— эти кадры посмеются и над кино. Какими бы благородными соображениями оно ни руководствовалось, на какие бы котурны борьбы за справедливость ни вставало, кино никогда не покажет — и не в состоянии показать — иной правды, кроме той, которая выгодна и любезна человеку, распорядившемуся зарядить пленку в киноаппарат.
Алексей Васильев
