Я точно знаю: первым журналистом был репортер. Он врывался в пещеру с криком: «Видел! У реки! Двух мамонтов!». В этом сообщении наличествовали уже все признаки высокого репортажа: эффект присутствия («видел»), лаконизм, конкретность, сенсационность. Люди хватали свое каменное вооружение и бежали этих мамонтов ловить.
В случае ошибки (мамонты оказывались не у реки, а под горой) репортера забивали камнями. Потому ошибок в те времена почти не было. Впоследствии этот метод применялся все реже, и, естественно, количество ошибок в «Известиях» за последнюю неделю резко возросло.
Постепенно возникали прочие газетные жанры — морально-этические раздумья, экономические кирпичи, «мир интеллигентного человека»... Фельетон родился последним, ибо долгое время фельетонистов съедали. Но всех съесть невозможно, и некоторые из них живут по сей день.
Научный анализ показывает, однако, что эти прочие жанры вовсе не обязательны. Газета прекрасно может жить без очерка (в «Известиях» мы наблюдаем это уже больше месяца), вполне обходиться без фельетона (все реже появляется он у нас) и, в общем, не гибнет без «мира интеллигентного человека»... Без репортажа газета погибнет в первый же день.
Вот почему мы любим и ценим сотрудников отдела информации — коллектив молодой, энергичный, зубастый, инициативный. Вот почему мы присматриваемся к тому, что делают наши репортеры, к чему стремятся, какие задачи ставят перед собой.
Сегодня я хочу «присмотреться» к Станиславу Сергееву.
Первое завидное его свойство — непоседливость. Он не просто мотается по стране (Байкал, Кавказ, Чукотка), но лезет со спелеологами под землю, бредет с туристами по берегам реки, забирается в самые дальние стойбища. Он хочет все увидеть своими глазами, чтобы потом так и написать: «Я это видел сам». И возникает эффект присутствия, который ценится, как уже сказано, с древних времен, без которого нет репортера.
Одна из лучших работ С. Сергеева — репортажи о строительстве дома, которые шли серией в нескольких номерах газеты. Человек приехал на стройку, когда ничего еще не было, а уехал, когда появились новоселы. Это по замыслу было хорошо и выполнено на добром уровне.
Он думает над формой своих вещей, это чувствуется. Он дает броские заголовки: «Путешествие комнаты», «Триста метров пешком в глубь земли», «Лодку, ло-од-ку-у!..», «Швейк болеет за своих». Он заботится о том, чтоб материал с первого абзаца «брал» читателя. Я думаю, стоит поддержать его поиски литературных ассоциаций, которые даже в небольших заметках не производят у Сергеева впечатления нарочитости. Наконец, он заботится о языке своих вещей, старается писать не «стерто-газетно», а образно: часто это ему удается.
У Сергеева хороший глаз. Он умеет заметить детали, которые в экономном жанре репортажа особенно важны. Он, придя на матч, заметит портрет Швейка на трибуне, и вынесет это в заголовок. На фабрике, производящей музыкальные инструменты, он услышит «странную» фразу: «Вагон груш есть?» — и также запишет ее. В заполярном Певеке обратит внимание на афишу: «Организуется грузинский ансамбль», и она подскажет ему «ход» к заметке интересной, хотя несколько клочковатой. В зарисовке с Чукотки он не забудет сообщить, что в Рыркайпий прибыл дамский парикмахер, и все женщины сделали модные прически. Право, такая деталь больше говорит, чем самые подробные цифры перевыполнения. Во всяком случае, больше запомнится.
Недостатки работ С. Сергеева, как это часто бывает, — суть продолжение достоинств. Порой стремление к образности приводит к красивостям: «сердце гор», «нещадное солнце» «пьянящий воздух», «безоблачная синева небес». О таких словосочетаниях Ильф писал: «Ни у кого не украдено, но в то же время не свое». А вот когда репортер, опускаясь вместе со спортсменами в пещеру, именует ее «гигантской спортивной площадкой, где будут установлены самые глубокие рекорды», — это уже свое, тут есть некий образ.
Стремление передать живую речь персонажей, само по себе очень похвальное, вдруг приводит к стилизации под «народный» говорок. И тогда очень разные люди из очень разных городов начинают говорить одинаково (серия интервью «У ворот города»): «...А потом лекцию на базе устрою, с ребятами поделюсь» — «Старшим вахтером я работаю, да». — «Слесарь-ремонтник я, на целлюлозно-бумажном. Работа — ничего, бодрая». — «...По дому помогаю. Поросенку Ваське «обед» иногда готовлю». — «Зимой мы нефтепровод в Брянск тянули...». Зачем эта назойливая инверсия?
Сергееву дается жанр корреспонденции, критической статьи, он пробует свои силы в очерке, журналист он способный, во многом сложившийся, потому я и обращаю внимание на эти огрехи. Видимо, в большой степени они объясняются самим характером трудной репортерской работы — оперативностью, сжатыми сроками, тесными размерами.
Мне остается пожелать самых больших успехов Станиславу Сергееву— представителю древнейшей из газетных профессий. К слову сказать, в будущем репортеры останутся полными хозяевами газетных полос. Фельетон отомрет, потому что вымрут, как мамонты, плохие люди. По той же причине уйдут на пенсию К. Севриков и Ю. Феофанов (зубры известинской публицистики той поры — Авт. ). Забудется и морально-этический очерк, ибо все люди будут придерживаться новой морали и не захотят, чтоб их воспитывали.
Узнавать новости они пожелают всегда.
Анатолий АГРАНОВСКИЙ
