Что собой представляли «кулацкие» хозяйства в пик раскулачивания видно из следующих данных по Сибири. Даже по сравнению с 1929 г. в начале 1930 г. поголовье скота в них сократилось в 2 раза. Многие «самораскулачились». Стоимость конфискованного у «кулаков» имущества (в среднем 326 руб. на хозяйство) была крайне низка. По данным выборочного обследования весной 1930 г. 22,7% «кулаков» имели средства производства стоимостью до 400 руб., 57,3% - 400-1000 руб., 20,5% - свыше 1000 руб. По существу, многие более или менее зажиточные в 20-е гг. хозяйства, в начале 30-х гг. представляли собой те же бедняцкие хозяйства. Но ярлык «кулака» с этих крестьян никто не снимал.
К июлю 1930 г. по данным Наркомфина СССР в 1269 районах из 2851 (без ЗСФСР, Средней Азии и Якутии) было экспроприировано 191035 хозяйств, или 58,1% хозяйств, обложенных индивидуальным налогом. Стоимость конфискованного имущества достигла 111364,4 тыс. руб., или 564,2 руб. на одно хозяйство. Из общей суммы конфискованного имущества колхозам было передано около 76% (84,5 млн руб.). Кроме того у «кулаков» было отобрано наличных денег, облигаций и вкладов на сумму, превышающую 2250 тыс. руб. По примерным подсчетам Наркомфина, общее количество экспроприированных «кулацких» хозяйств к лету 1930 г. в целом по СССР составило свыше 320 тыс., а сумма конфискованного имущества составила 180 млн руб.
Как отмечает Н. Я. Гущин, сотни постановлений батрацких, бедняцких и общекрестьянских собраний, проходивших зимой 1929/30 г., требовали экспроприации и выселения «кулаков». В решении бедняцко-батрацкого собрания села Покровки Люблинского района Омского округа говорилось: «Батрацко-бедняцкое собрание предлагает Покровскому сельсовету кулаков-индивидуалов лишать земельных наделов; конфисковать все имущество, средства производства, продуктивный скот и передать их колхозу». Из многих мест сообщалось о стремлении и требованиях бедноты к раскулачиванию и о сдерживающих мерах, принимаемых органами власти. Это дало основание М.И.Калинину заявить, что органам власти в 95 случаях из 100 приходится в области раскулачивания играть «сдерживающую роль». «Сдерживающая роль» проводилась, конечно, для видимости. На деле сталинское руководство всячески поддерживало и поощряло бедняцкую инициативу «снизу». Придерживаясь принципа «разделяй и властвуй», оно играло на таких низменных свойствах человеческой натуры, как зависть, месть, «шариковское» стремление «отнять и разделить», поживиться за чужой счет. В этом одна из причин «триумфального» хода сталинской коллективизации и раскулачивания, не получившая достаточной оценки в исторической литературе, но без чего нельзя разобраться в описываемых событиях.
Другая важнейшая причина астрономических цифр репрессированных в годы коллективизации связана с крестьянским сопротивлением. В январе-феврале 1930 г. на почве коллективизации и раскулачивания произошло 1682 массовых крестьянских выступлений, в которых участвовало около 350 тыс. чел., а в марте только в 13 регионах РСФСР, Белоруссии и Узбекистане было зарегистрировано около 1650 крестьянских выступлений и не менее 500 тыс. участников в них. Хотя сталинское руководство вынуждено было перед лицом фактически развертывающейся гражданской войны сманеврировать, осудив «перегибы» в коллективизации и раскулачивании, на деле изменения политики не произошло, менялись только формы принуждения. Раскулачивание и выселение продолжались и в 1931-1932 гг. От сталинской кары не ушли и наиболее активные участники крестьянских восстаний. Только за 4 месяца 1930 г. 140 тыс. чел. были осуждены «как контрреволюционера», враги Советской власти.
Крестьяне, из более чем миллиона раскулаченных хозяйств, в большом количестве разбежались, кто куда мог, преимущественно в города. Часть осталась на прежних местах жительства. Некоторые были переселены в соседние области и районы. Остальным была уготована «кулацкая» ссылка.
В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛага ОГПУ под названием «Сведения о выселенном кулачестве в 1930-1931 гг.» (введена в научный оборот В.Н.Земсковым), указывалось, что в это время было направлено на спецпоселение (Северный край, Западная и Восточная Сибирь, Урал, Дальневосточный край, Якутия, Казахстан и некоторые другие регионы) 391026 семей общей численностью 1803392 чел. До 1934 г. крестьяне, отправленные в «кулацкую» ссылку назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. - трудопоселенцами.
По неполным данным на июль 1938 г. трудопоселенцы («бывшие кулаки») были заняты в следующих отраслях народного хозяйства: в тяжелой промышленности - 354311, в лесной -165405, в артельном сельском хозяйстве - 162225, в системе Наркомзема - 32023, в Белбалткомбинате НКВД - 28083, в системе Наркомпищепрома - 20298, в системе Наркомата путей сообщения на лесе - 18196, в совхозах Наркомата совхозов и Наркомзема - 16505, в легкой и местной промышленности - 7886, в системе Главного управления Севморпути - 3076, в трудколониях НКВД - 2691, в прочих организациях - 44722; в детских и инвалидных домах находилось 3471 чел. Из всего этого количества на работах был занят 355301 чел. Кроме того, 59043 чел., считавшиеся трудоспособными по разным причинам не работали.
Положение репрессированных, особенно в первые годы ссылки было крайне тяжелым. В докладной записке руководства ГУЛага от 3 июля 1933 г. в ЦКК ВКП(б) и РКИ отмечалось: «С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т. е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев - с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки - 9 кг, крупы - 9 кг, рыбы - 1,5 кг, сахару - 0,9 кг. С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки - 5 кг, крупы - 0,5 кг, рыбы - 0,8 кг, сахару - 0,4 кг. Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось...
Повсеместно в ЛПХах (Леспромхозах. - М.В.) Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедания кошек, собак и трупов падших животных... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность... Голодные с/переселенцы воруют хлеб у окружающего населения, в частности, у колхозников... Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХах до 25%*. Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ...».
Особенно велика была детская смертность. В докладной записке Г.Г.Ягоды от 26 октября 1931 г. на имя Я.Э.Рудзутака отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3-х лет умирало в месяц 8-12% этой группы, а в Магнитогорске - еще более, до 15% в месяц».
В соответствии со стереотипами сталинской пропаганды в рассматриваемые годы муссировался миф об экономической эффективности подневольного труда спецпереселенцев. Сведения о тысячах гектаров новых распаханных земель, тысячепудовых урожаях на них, тысячах кубометров заготовленной древесины и т.п. призваны были обосновать позитивную оценку и моральное оправдание государственной акции по депортации крестьян. Утверждалось, что госсредства, затраченные на депортацию, расселение и трудовое устройство спецпереселенцев, уже через несколько лет (примерно через пять) были возвращены в госбюджет.
В.П. Данилов и С.А.Красильников в Предисловии к книге «Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938» пишут: «Хозяйственная деятельность спецпереселенцев в большинстве отраслей носила убыточный характер. Даже кустарные промыслы при наличии гигантской сырьевой базы являлись длительное время экономически нерентабельными. Победные реляции в деле освоения, скажем, Нарымского Севера призваны были скрыть реальность противоположного толка: долг неуставных артелей спецпереселенцев Нарыма государству не уменьшался, а возрастал (отсюда постоянные ходатайства в Центр с просьбой об отсрочке его погашения); те же неуставные артели, за редким исключением, год от года находились в порочном круге - выполнив осенью обязательные поставки зерна и других сельхозпродуктов, они уже через несколько месяцев нуждались в получении семенной ссуды, фуража и т. д. В результате грубых просчетов руководства поголовье лошадей в Нарымских комендатурах в первой половине 30-х гг. не только не росло, а снижалось в абсолютных показателях».
Единственно возможной формой протеста спецпоселенцев, их борьбой за выживание, являлись побеги. До половины бежавших органами ОГПУ и НКВД удавалось задерживать и возвращать в комендатуры. Участь остальных беглецов также была незавидной. Многие из них гибли в лесах и болотах, выбравшиеся на волю вынуждены были скрываться, жить в постоянном страхе перед разоблачением. «Противопобеговая» сеть агентов насаждалась не только в среде спецпоселенцев, но и среди местного населения. За поимку беглецов наводчикам выплачивалось денежное вознаграждение. Участие в осведомительстве развращало людей, превращало их в послушных исполнителей репрессивной машины. Администрация комендатур, поощряя стукачество, приравнивало его к хорошей работе при восстановлении ссыльных в гражданских правах.
Полностью несостоятельными явились попытки властей оправдать «кулацкую» ссылку интересами трудового перевоспитания «бывших эксплуататоров». Так как относились к крестьянскому труду эти «эксплуататоры», нужно было учиться как раз тем, кто помогал властям в раскулачивании хозяйственно сильных мужиков, т.е. деревенским люмпенам, в немалой степени состоявшим из нерадивых крестьян, лентяев, пьяниц, бесшабашных.
А каторжный, подневольный труд спецпереселенцев мог только отбить охоту работать даже у самого работящего и трудолюбивого крестьянина.
Сталинское раскулачивание и ссылка крестьян не могли быть оправданы никакими соображениями: ни политическими (обострили и без того сложную обстановку в стране), ни экономическими (подорвали производительные силы деревни). О моральной стороне акции и говорить не приходится. Раскулачивание - это миллионы исковерканных человеческих судеб, смерть от голода и холода в лагерях, самая трагическая страница в истории российского крестьянства.
