Марк Розовский этой осенью решил еще раз пересобрать «команду молодости нашей», позвав работать над триптихом спектаклей по Чехову поэта Юрия Ряшенцева и композитора Максима Дунаевского. Некогда они принимали участие в создании культового советского фильма «Д’Артаньян и три мушкетера».
Собственно, творческое трио Марк Григорьевич уже воссоздавал в конце 2021 года, когда обновленные «Три мушкетера» вошли в репертуар театра «У Никитских ворот». Но если в прошлый раз речь шла о переработке и использовании без изменений уже существующих произведений (песни из фильма на стихи Ряшенцева, например, со сцены звучали так же, как в кино), то теперь три мастера задумали что-то принципиально новое.
«Чехов. Женщины. Триптих» — затея амбициозная. Пока вышла «первая часть» — спектакль «Душечка», являющийся полностью самостоятельной, автономной постановкой. И, как в коктейле «Б-52», в ней можно выделить три слоя.
Литературные основы
Образцовый рассказ Антона Павловича впервые был опубликован в журнале «Семья», в первом номере за 1899 год. Учитывая, что в России заканчивается Год семьи, обратиться к тексту писателя было весьма уместно, что и сделал Розовский, написав пьесу на классической основе. По объему первоисточник небольшой — четыре тысячи слов, и, по сути, он представляет собой «расписанную» на некое количество знаков оперную сентенцию «сердце красавицы склонно к измене/И к перемене, как ветер мая» с уточнением, что красавица — дочь отставного коллежского асессора Племянникова Оленька, которую все зовут Душечкой, дама замужняя.
Откровенно «шатать устои» в Российской империи, где каждая литературная публикация должна была получить одобрение аж двух цензурных органов, было как-то не принято. Но и Лев Толстой в «Анне Карениной», и Островский в «Грозе», и Чехов в большинстве своих фельетонов и рассказов показывали, что стоит на самом деле за елейной лубочной картинкой, на которой муж с женой пьют чай на барской веранде. В рамках демократического протеста против патриархального уклада Островский топит главную героиню в реке, но Антон Павлович действует намного деликатнее. И показывает, что библейская формула про мужа, который прилепляется к жене своей и двое становятся одной плотью, в русском исполнении может означать полное поглощение мужем своей супруги, подчинение ее интересов его интересам и так далее.
Душечка не просто несколько раз выходит замуж, она как бы на бис трижды становится верной и любящей спутницей жизни — и это само по себе мощный двигатель сюжета. Но она, будучи женой антрепренера и содержателя увеселительного заведения, сначала со страстью и чувством переживает из-за нехватки публики и дождя, могущего эту публику распугать, а когда, внезапно овдовев, обручается с управляющим лесным складом, ищет родное и нежное в словах «балка», «кругляк», «тес», «шелёвка», «безымянка», «решетник», «лафет», «горбыль». Наконец, после смерти лесоторговца, она находит утешение в связи с полковым ветеринарным врачом Смирниным — и теперь уже сокрушается по поводу недостаточного ухода за животными в России. И из ее уст звучат слова о недоверии к институту брака, сказанные не желающим жениться любовником.
Сценическая основа
Чехов не был бы Чеховым, если бы по инерции уложил бы в гроб и Смирнина и потом изобразил бы полное угасание Душечки, потому что в таком случае образ женщины, способной светить отраженным светом, был бы слишком уничтожающим.
Но мюзиклом «Душечку» Розовского делает не все это и даже не «фоновая» музыка Дунаевского, источником которой являются «закадровый» оркестр и стоящий на сцене белый «рояль» (оказавшийся при ближайшем рассмотрении синтезатором, удачно «загримированным» декораторами под настоящий инструмент).
Песни — вот главный «секретный ингредиент». И сотворчество Юрия Ряшенцева и Максима Дунаевского дало не менее яркий результат, чем четыре с лишним десятка лет назад. Да, автор этих строк поймал себя на мысли, что не запомнил ни одного куплета — в голове остались только мелодии и обрывки фраз. Но при таком же количестве повторений, как было с хитами из фильма о приключениях Д`Артаньяна, они бы наверняка запомнились миллионам зрителей — ироничные в квадрате, озорные и насмешливые, как баллада «тапера Ивана Ивановича», голос которого совпадает со «словами автора»:
Если правду сказать, то мы в мире живем оголтелом.
Он задуман прекрасно. Но выполнен хуже, увы!
Вот мужчины, взгляните: они занимаются делом —
за тузы и шестерки сражаясь, как истые львы.
Но вот женщины… Господи, дай мне найти в себе силы,
чтоб всю правду о них рассказать, ни словцом не греша!
Губки — бантиком, взоры нежны, а в душе — крокодилы,
если только она у них есть, эта штука — душа.
О, от женщины жди всякий раз не беды, так причуды.
И тем злее беда, чем заманчивей блеск ее глаз.
Берегись поцелуев ее! Поцелуи Иуды,
безобиднее женских не в сотню, а в тысячу раз!
К истреблению женщин не стал бы я делать и шага.
Но без них бы счастливей и даль оказалась, и близь.
Бог придумал нам женщин, считая, что это — во благо.
Пусть теперь даст рецепт, как бы нам бы без них обойтись.
Иван Волосюк
