В прокате новый фильм одного из главных современных китайских режиссеров Дяо Инаня, энциклопедия нуара в неоновых отблесках китайских трущоб, которая понравится даже тем, кто не является поклонником жанра «черного фильма»
Вокзал, дождь, ночь, бесприютные блики огней, спящие пассажиры. Под бетонным мостом обреченный мужчина встречает роковую женщину. Она достает из сумочки гигантскую пачку сигарет, тянется к нему: «Огонька не найдется?» Его зовут Чжао, ее — Лу, и весь фильм — по сути, рассказ о том, как эти двое попали на захолустный полустанок к круглосуточному ларьку со снеками, к залу ожидания с тарахтящим про особо опасного преступника телевизором: «Свидание на Южной станции» — так звучит оригинальное название картины Дяо Инаня.
«Озеро диких гусей» — его четвертый фильм. Китайский режиссер прославился пять лет назад, взяв «Золотого медведя» в Берлина за «Черный уголь, тонкий лед», детективную историю с расчлененкой в индустриальных ландшафтах, снятую как медлительный триллер, где напряжение снималось вспышками изощренного высокохудожественного насилия (чтобы обозначить уровень эстетических претензий Инаня, достаточно сказать, что одно из самых кровавых и зрелищных убийств совершалось с помощью коньков для фигурного катания). Он эффектно помещал элементы классического нуара в китайские промзоны и вонючие гетто (его femme fatale работала в прачечной), возвращая истории из «асфальтовых джунглей» к их истокам. В конце концов, нуар — не только упражнение в стиле, но и городской романс.
«Озеро диких гусей» развивает найденный в «Черном угле...» метод. Фигуры нуара здесь отчетливо видны даже тем, кто едва знаком с этим жанром. Сама ночная встреча главных героев и то, что один из них оказывается приговоренным к смерти беглецом, сам способ изложения событий (ретроспективный, а не последовательный — ничего изменить нельзя) говорят о том, что ничем хорошим эта история не закончится — в каждой детали слышно дыхание рока.
Задав атмосферу безысходности, Инань с плохо скрываемым удовольствием демонстрирует зрителям-иностранцам специфическую китайскую экзотику. В Китае прокат «Озера диких гусей» не задался, но зарубежные рынки в восторге. Вот многочисленный подпольный слет похитителей мотороллеров. Бандитский инструктаж, который заканчивается массовым побоищем из-за дележа территории,— впрочем, полицейские летучки ничем не лучше, разве что с дисциплиной там обстоит получше. А вот сюрреалистическая ночь соревнования мелких банд, олимпийские игры по угону байков, которые заканчиваются случайным убийством копов. Вот антропологическая зарисовка из жизни секс-работниц — «купальщиц» на том самом озере из международного названия фильма. В какой-то момент сценки принимают столь дикий, макабрический оттенок, что кажется, будто режиссер тихонько посмеивается над зрителем. Брутальный, грязный реализм дает сюрреалистические побеги: если в «Черном угле, тонком льде» убивали коньками, то тут — зонтиком: проткнув несчастного, дешевый полиэтиленовый аксессуар раскрывается у него за спиной, и кровь брызжет на зонт, как на экран.
Инань упивается длинными однокадровыми проходами и сложнопостановочными сценами, в которых все продумано до мелочей. Настолько, что сюжет теряется во мгле зловонных переулков. Это по-своему неплохо, ведь, начав распутывать барочные завитки флэшбеков, зритель рискует упереться в довольно простое открытие. Оно заключается в том, что режиссер на свой хитроумный манер склеил два классических, всем знакомых фильма, которые опоясывают эпоху классического нуара: «М» (1931) Фрица Ланга, где полиция и преступный мир с равной одержимостью разыскивают душегуба, так что ему начинаешь сочувствовать, и «На последнем дыхании» (1960) Жан-Люка Годара, где женское предательство превращает мелкого гангстера в героя высокой трагедии. Инань игрив, он увлекается бижутерией. Ему доставляет искреннее удовольствие тасовать буквы кинематографического алфавита в поисках новых слов.
Сиреневый неоновый туман застилает картину, превращая китайские трущобы в Лос-Анджелес образца «Бегущего по лезвию» — разве что летающие машины не скользят по черному сопливому небу. В кадре — визуальная истерика: дешевые леопардовые принты, фламинго, которые в панике разбегаются по темному зоопарку, красные отсветы полицейской мигалки в каплях дождя, ночной взгляд тигра, сигаретка, пульсирующая во рту мотоциклиста, сотни кроссовок с подсветкой, танцующие под Boney M на районной дискотеке. «Озеро диких гусей» великолепно как собрание кинематографических открыток. С задачей удержать себя от пристального взгляда на собственных героев режиссер справляется замечательно. Нет у них ни психологии, ни характера, ни истории, только функция — бежать, бояться, предавать и умирать. Может, потому что это и не герои вовсе, а тени нуара, эффектно расплывшиеся в сиянии неона на мокрой бетонной стене
Василий Степанов
