Интересное дело сейчас закручивается в ЕСПЧ. Три года назад наша соотечественница Ирина Теплинская подала жалобу в Европейский суд за то, что Россия не предоставляет ей заместительную терапию.
Новость тогда попала в топы, это был скандал — какая-то наркозависимая женщина подает в суд на страну! Но сейчас история может дать второй виток — евросудьи направили Правительству России уточняющие вопросы: что да как в нашей стране с заместительной терапией, каковы именно причины запрета? И Россия сейчас должна на них ответить, после чего жалоба будет рассмотрена.
Да, на первый взгляд все идет очень неторопливо. Но эта бумага степенно шествует от одной инстанции до другой. А вот жизнь Ирины Теплинской все эти три года была похожа на штормовое море: допросы, бегство из страны, больницы. И половину этого срока она провела... в Полтаве, в программе метадоновой терапии. Единственная из российских наркозависимых.
Сложно пересказать жизнь другого человека в трех предложениях. Ирина Теплинская получила зависимость от морфия и других наркотиков, когда ей еще не было 20 лет. С тех пор уже четверть века она пытается жить «обычной жизнью», но получается не очень.
Ирина неоднократно проходила лечение от наркомании, не раз сидела в тюрьме (16 лет в общей сложности), умирала от туберкулеза и СПИДа. Наркозависимость оказалась сильнее всего. Здоровье ее разрушалось, и в 2011 году Теплинская попросила у Минздрава РФ предоставить ей заместительную терапию, которую используют во всех странах Европы, в США и ряде стран Азии в подобных сложных случаях.
СПРАВКА "МК"
Суть заместительной поддерживающей терапии (ЗПТ) в том, чтобы заменить употребление уличных наркотиков метадоном или бупренорфином — синтетическими наркотическими препаратами фабричного производства. ЗПТ предполагает их употребление под медицинским присмотром в строго определенной для него врачом дозировке. Как результат — наркозависимый может адаптироваться в обществе и отвечать за свое здоровье. ЗПТ рекомендуется Управлением по наркотикам и преступности (UNODC), ВОЗ и другими агентствами ООН.
Минздрав ожидаемо послал Теплинскую подальше, так как в России даже на обсуждение заместительной терапии существует запрет. Но чего никто не ожидал, так это того, что Ирина подаст в суд. Сначала в наш (где проиграла), а потом — в ЕСПЧ. Потом аналогичные жалобы отправили в Страсбург еще двое наркозависимых — Алексей Курманевский из Казани и Иван Аношкин из Тольятти.
Эти три жалобы в ЕСПЧ объединили в одну, и в ближайшее время судьи приступят к ее рассмотрению. И вот тут начнется самое интересное. Потому что в случае удовлетворения этой жалобы ЕСПЧ может потребовать (!) от России отменить запрет на использование метадона в медицинских целях. И вот это будет, как сейчас говорят, «огонь». Ибо в Минздраве и ФСКН любые разговоры о заместительной терапии воспринимаются с негодованием и криками: «Это не наш метод!»
Но это будет потом. А сейчас Ирина Теплинская рассказывает, как она провела последние три года.
— Ты отправила жалобу в ЕСПЧ в августе 2011 года...
— Да, и у меня тут же начались серьезные проблемы. Вплоть до того, что мне пришлось серьезно задуматься об отъезде из страны. К тому времени я два месяца провела в реабилитации и была настроена на жизнь без наркотиков. И вот когда я возвращалась с лечения — спустя несколько дней после подачи жалобы, — в калининградском аэропорту «Храброво» мне подкинули — разумеется! — метадон. Пограничники «нашли» одну (!) таблетку в моей сумке. Это было квалифицировано как «контрабанда наркотиков» и тянуло поэтому на 20 лет тюрьмы.
Дело тогда удалось прекратить, но сотрудники калининградского отделения ФСКН забрали его себе и возбудили новое дело по факту «обнаружения таблетки метадона, принадлежащей неустановленному лицу». При этом мне в присутствии моего адвоката Александра Косса давали понять, что заткнулась бы ты, госпожа Теплинская, и жила бы спокойно.
— И ты уехала из Калининграда?
— Да, в Набережные Челны... Там у моих друзей реабилитационный центр. А вскоре меня позвали в Санкт-Петербург, во Всероссийскую женскую сеть «Е.В.А», заниматься защитой прав женщин, употребляющих наркотики.
Первое время в Питере я не кололась — нравился город, работа, да и ответственности было очень много. Стала зарабатывать, снимала жилье, нормально питалась. Но тут опять всплыло «дело с таблеткой». ФСКН достала меня и в Питере. Меня вновь стали вызывать на допросы, говорили, что дело не будет закрыто, пока они не установят лицо, которому принадлежала таблетка. И, в принципе, это лицо может стать моим... Мне каждый раз давали понять, что пока я не откажусь от своей жалобы в ЕСПЧ, спокойной жизни у меня не будет! И на свободе я не задержусь. А я уже 16 лет отпахала в заключении на благо родины только за то, что была наркозависимой!
Одним словом, нервы у меня не выдержали, и я начала периодически колоться, чтобы снимать стресс и хоть как-то спать. Но самый первый укол я сделала в отчаянии, чтобы больше не проснуться. Устала я тогда смертельно... Повезло, что в Питере не героин, а какой-то мусор...
Питер–Полтава, 2011–2013 гг.
...Еще осенью 2011 года в Набережных Челнах Ирина ходила на амбулаторную реабилитационную программу, на группы «Анонимных наркоманов». Она старалась держаться, выздоравливать своими силами. В Питере же под давлением повесток и допросов она ушла в глубокую депрессию. Трудно держаться, когда настойчиво маячит тюремный срок на весь остаток жизни.
— Я очень быстро вернулась в «систему» и за 5 месяцев употребления героина в очередной раз потеряла все — работу, друзей, здоровье, средства к существованию. Осталась только съемная квартира, за которую стало нечем платить. Да и колоться было не на что. Чтобы выжить, я стала предоставлять за деньги и героин свою квартиру проституткам с клиентами. Они стояли на панели, чтобы заработать на дозу, прямо рядом с моим домом...
— А терапию от ВИЧ ты принимала?
— Бросила... Все мое время уходило на поиски денег и героина. Мне было не до Центра СПИД. Закончилось все тем, что от ломок, голода, дешевых и доступных наркотиков и без терапии я чуть не умерла. Тело стало гнить от любой царапины, покрылось какими-то струпьями, волосы лезли. Иммунитета не стало совсем. В довершение ко всему хозяйка потребовала, чтобы я освободила квартиру, поскольку соседи начали жаловаться.
Дальнейшее было всем ясно: либо тюрьма, либо смерть под забором... И совместными усилиями друзей меня удалось перевезти на Украину и устроить в программу заместительной терапии в Полтаве.
— А как — ты же иностранка?
— Я числилась как лицо без гражданства. А перед отъездом я пришла в питерский Центр СПИД и объяснила, что уезжаю лечиться. Получила лекарства на два месяца и оставила доверенность соцработнику, чтобы она получала на меня таблетки и передавала на Украину. 1 июня 2012 года я улетела в Киев и уже 2 июня была официально принята в метадоновую программу.
— Ну и как?
— В 8 утра я получала назначенную дозу и дальше могла заниматься своими делами. Я прошла обследования, возобновила прием терапии от ВИЧ, занялась поправкой почти потерянного здоровья. Устроилась на работу соцработником в Центр адаптации для бездомных и лиц, освободившихся из заключения. Я и сама там жила первое время... Вскоре у меня появилась возможность снимать квартиру, здоровье пришло в норму, я нормально питалась, смогла позволить себе купить телефон и ноутбук для работы, потому что мне не надо было все тратить на наркотики.
Так я прожила свыше полутора лет. За это время из участников нашей программы посадили всего двух человек. Да и то не за наркотики. Большинство же вернулись в социум, помирились с родителями, создали свои семьи, родили детей, начали собственный бизнес. И моя жизнь также стала похожей на жизнь большинства обычных людей. Отличие было одно: я ежедневно получала метадон. Толерантность к нему постепенно росла, за 1,5 года моя доза поднялась с 90 до 150 мг, но это не мешало мне полноценно жить в чужой стране.
— А таблетки тебе так и пересылали полтора года?
— А вот с этим было очень трудно. На территории Украины моих препаратов не было. Те таблетки, которые я привезла с собой, закончились. Соцработник в Питере сначала передавала мне препараты, а потом написала, что больше мне их выдавать не будут, пока я лично не приеду в Питер и не пройду плановое обследование.
Так я оказалась перед дилеммой. Если я поеду в Россию на обследование, это займет минимум 10 дней. Значит, меня тут же начнет ломать, и дело кончится наркотиками. Нет, потерпеть 10 дней нельзя! И обезболивающих таких нет! Слушай, у меня стаж употребления 25 лет, я, наверно, знаю, чем все кончится? В ломке я обследоваться не смогу, но и на наркотиках мне будет не до обследований. В общем, для меня вернуться в Россию означало «вернуться к героину» и умереть от него.
Но если я останусь на Украине и выберу заместительную терапию — останусь без таблеток и умру от СПИДа...
Полтава–Калининград, 2013–2014 гг.
— И чем все кончилось?
— Мне искали препараты всем миром. Поменяли схему на то, что можно было достать на Украине. Но в мае 2013 года ничего не удалось найти, и два месяца у меня не было никаких лекарств. Начал развиваться СПИД. И уже в декабре я была в тяжелом состоянии госпитализирована в полтавскую больницу с диагнозами «пневмония» и «шейный туберкулезный лимфоадемит».
Я весила 52 кг вместо 70 и просто умирала. А потом начался Евромайдан, и мне стало небезопасно находиться на Украине. Тем более что и заместительную терапию я получала нелегально... Кругом начинались тотальные проверки. И вот резко, после большой дозы метадона, в состоянии сильнейшей абстиненции я была вынуждена 10 марта 2014 года вернуться в Калининград...
Там я сразу обратилась в наркодиспансер с просьбой положить меня на детокс. Но... мне отказали. Объяснили так, что в России нет стандартов снятия ломки от употребления метадона. И предложили... сначала перейти на героин, а уже потом приходить к ним. Но я не хотела возвращаться к наркотикам!
Два месяца меня ломало, развилась энцефалопатия, здоровье посыпалось, обострилось все что можно: цирроз, гепатиты. На сегодняшний день я официально признана инвалидом по совокупности заболеваний... И я правда долго держалась... Но через два месяца из-за постоянной боли я снова стала колоться. Три года держалась вдали от этого ада...
— Тебе могут сказать, что метадон — тоже наркотик.
— Это даже нельзя сравнивать! Я принимала дозу с утра — и до следующего утра жила обычной жизнью. Я не думала каждую минуту — где достать деньги на героин. А тут снова началось это страшное время. Желания жить не было никакого: я заранее знала, что меня теперь ждет. Депрессия была настолько сильная, что я начинала превращаться в животное — не хотела ни есть, ни мыться. Я сама себе была противна и ненавистна, потому что получалось, что я никуда не могла уйти от героина...
Тем временем наступил май 2014 года. И ЕСПЧ обратился к Правительству России с уточняющими вопросами по поводу того, почему именно в нашей стране существует запрет на заместительную терапию и не считаем ли мы, что это нарушает права человека. Ответ Россия должна была дать в сентябре. И она его дала.
Сначала прокуратура Тольятти вызвала второго заявителя — Ивана Аношкина — и его работодателя Татьяну Кочеткову на беседу по поводу жалобы. После этого в течение трех месяцев прокуратура проверяла организацию, в которой они работают, и привлекла ее, наконец, к административной ответственности. Суд их защитил, но нервы им за это время потрепали.
А потом Ирина Теплинская вечером была остановлена нарядом полиции. Ее отвезли в отдел, где она пробыла до пяти утра на стуле в коридоре. Дальше была беседа в прокуратуре про ее обращение в ЕС, про заработки, наркотики и даже участие в Майдане. После этого ее, получившую сильнейший стресс, отпустили.
— Для чего нужно издеваться над людьми, которые и без того на ладан дышат? — говорит юрист Михаил Голиченко. — А это называется давление на заявителей для того, чтобы они забрали свою жалобу. Вопрос: зачем власти действуют так топорно? Ведь в результате ЕСПЧ послал России дополнительные вопросы. Потому что нельзя создавать препятствия гражданам, когда они обращаются в Европейский суд...
А тем временем по делу Теплинской в ЕСПЧ обратились семеро (!) весьма статусных заявителей с ходатайствами в ее поддержку (я была бы счастлива, если бы за меня вступилась в случае чего хотя бы половина). Среди заявителей: посланник Генерального секретаря ООН по ВИЧ/СПИД в Восточной Европе и Центральной Азии, специальный докладчик ООН по вопросам пыток, «Хьюман Райтс Вотч», Европейская ассоциация наркологов по опиоидной зависимости и другие организации.
Эти документы в ЕСПЧ лягут на одну сторону стола. А на другую Россия должна была положить свой категоричный и емкий ответ, ставящий все точки над «i». Мы должны четко объяснить, почему все дураки и только в Минздраве знают, как надо поступать с наркоманами. Но представитель России сначала взял паузу для подготовки ответа до 24 ноября, теперь уже — до 2 марта 2015 года. Но, в принципе, уже понятно, чем мы ответим: директор ФСКН на днях рассказал всему миру, что на Майдане бились «отмороженные наркоманы-метадонщики», которых настропалили какие-то сектанты. Это и будет нашим ответом Чемберлену
