Розовые горы

Как сладко лить слёзы, слушая разудалую песенку «О заднем ветре».

Непонятно?

Случайно забрела в, постоянно оказывающийся у меня на пути, «Шалом». И снова попала на премьеру. «Шлимазл» — по Эренбургу. Простенькая история о смешных и грустных злоключениях портного из Гомеля.

Сопровождает историю концерт кордебалета с тремя сериями песни о «заднем ветре» и вопросом — почему жалкой жизни бедного недоумка все завидуют.

Зал полупустой. Я, как всегда, — в середине первого ряда.

Перед началом спектакля мне предъявили ещё один, «проданный на моё место» билет. На сцене в луче света висит кусок мешковины, изображающий гробницу праматери Рахили.

Умиляюсь, сама не знаю почему. Всё, что происходит, просто не может нравиться. Неужели евреям не о чём больше разыгрывать пьесы, кроме как о своей жалкой доле? Да и что-то затхлое, несвежее исходит от всей обстановки, музыки, танцев, исполнения ролей. Всё какое-то надуманное, не вполне настоящее. Видимо, как раз на таких, как я, и рассчитано. Покажи мне несчастного человека, я и заплачу. Моя попытка поговорить с актёрами, заглянув за кулисы, и вовсе привела к разочарованию. Там стоял плотный дух прорабской: актёры курили. Как они могут петь и курить одновременно? Наверное — и не поют вовсе. Теперь модно открывать рот, особенно себя не утруждая. Поёт фонограмма. «Фанера».

В фойе — выставка. Снова умиляюсь, разглядывая пейзажи Израиля. Иерусалим. Пустыня. Иордан, впадающий в Мёртвое море. Что это я так раскисла?

— Можете купить, — говорят, окружившие меня девушки. Я узнаю из их рассказа, как была знаменита в Советском Союзе художница, автор выставленных работ. Недавно она съездила в Израиль, впервые оказавшись за границей. Теперь продаёт свои новые картины. А сами девушки, её родные племянницы.

— Как вас много, и какие вы все красивые. Берегите вашу тётю. Она чувствует краски! Я всё это переливающееся, вибрирующее, бело-розово-бирюзовое там видела.

* * *

Сейчас картина, где перемешиваются струи живой и мёртвой воды, солнечный свет и горы, куст и небо — передо мной. Плавится и размягчает дом, взгляд, воздух вокруг.

«Мой друг рисует горы, далёкие, как сон..!»

Сны сбываются…

10 мая.

Плюс шесть. Странно. Так объявили по радио. Но за окном-то идёт снег. Хлопья летят всё быстрее, всё гуще.

Читала лекцию своим студентам. Возвращаясь, накупила разных продуктов и щавель. Устроила пир.

Всё по правилам. Салат, зелёные щи с варёным яичком, укропом и сметаной. Зелёный лук.

Ах. Совсем ещё недавно, такой обед было затруднительно приготовить даже на праздник.

Потом сидела за компьютером. Завтра — четыре пары — в компьютерном классе. Покажу, как составлять многоуровневые списки с примером по учёту зарплаты.

Всё это — на чудовищном фоне…

«Господин навозный жук» из Кремля уволил правительство. Все всполошились. Обсуждения на разные лады. А что обсуждать? Кто этого не ожидал?

Обстановка нагнетается. Запугивают войной. Ощущение, что уже завтра на Москву полетят бомбы.

Я говорю Павлу Андреевичу:

— Может уезжать нужно. Даню спасать. Вдруг, завтра все границы закроют.

Ответ: как и всегда, полон российской, бесшабашной лукавинки в духе «А что?»

— Кто будет границы закрывать? Все хоккей смотрят.

13 мая, четверг.

«Этот-то! Жив!»

«Смахнул с шахматной доски очередное правительство».

Мрачное настроение. Угрозы импичментом. Призывы к добровольной отставке. «Цель — интрига». Как же общество восприняло это «сугубо внутрироссийское дело?»

— Вакансии появились! Какой импичмент?

Ответственность предполагается разделить между президентом и думцами. Нечего, мол, преследовать начальника.

Доллар сразу на рубль подорожал. Интересная игра. Подешевели акции, евробонды.

В Третьяковке открыли выставку. Нужно сходить. Посмотрю, послевоенный авангард.

Девиз выставки: «Умирающий день раскрывает объятья».