Замечательный человеческий и исторический документ вышел в «Издательском доме ТОНЧУ»: «Воспоминания» Сергея Сергеевича Юдина.
Один из самых знаменитых московских врачей, ученый, практик, в 1948 году вдруг получил в свое распоряжение массу свободного времени. Юдина арестовали за сотрудничество с британской разведкой, четыре месяца допрашивали (протоколы вошли в книгу), потом на 26 месяцев «забыли» в одиночке. Этим временем он распорядился с толком: написал воспоминания. Вспомнил главное из насыщенной событиями жизни, особое внимание уделяя не себе, а встречам и лицам. Юдин умер меньше чем через год после реабилитации, в июне 54-го. Тюремные рукописи пытались издать посмертно: не вышло. Публикуются впервые. Редактор-составитель, изыскатель архивных материалов к биографии Юдина, комментатор его жизни — Виктор Тополянский.
Юдину повезло дважды: кроме операционной сестры, которая провела рядом с ним много лет и после смогла издать его «Размышления хирурга», в его посмертной судьбе возник еще один доктор, практик, но и архивист, историк науки. Тополянский совершил кропотливую изыскательскую работу с целью извлечь из глыбы времен редкой крупности личность. Удалось: интересна не только им написанная глава «Дело Юдина», но даже именной указатель.
На обложке — известный портрет кисти Нестерова: главный акцент на руках — аристократичных пальцах хирурга и музыканта, изящных и сильных одновременно. Юдин пережил две войны: полковой врач на Первой мировой, на Второй — одна из ключевых фигур советской медицины. Жизнь его пришлась на разлом эпох и культур; он навсегда остался «из бывших». Врач от Бога — выдающийся клиницист, масштабный мыслитель о человеке и его устройстве; трезвомыслящий умница, этот доктор обладал юмором и талантом подмечать детали, способностью думать на бумаге. Но важней прочего — нестяжательство и благородство, проступающие за суховатой стилистикой.
Перед глазами Юдина идет и меняется бурная эпоха: вот журфиксы с участием Рябушинского, а вот спор врачей, что делать с террористкой, попавшей в Басманную больницу: лечить для повешения или дать умереть под наркозом?..
Значительная часть воспоминаний — портреты коллег. Главы названы фамилиями людей, если б не Юдин, канувших в Лету бесследно. Например, Глеб Кокин. Любитель выпить и закусить, спьяну голым пробежаться по деревянным мосткам больничного двора был «…замечательный хирург. За всю жизнь я встретил лишь несколько людей, обладавших столь несомненной природной способностью отлично оперировать. Кокин работал очень быстро, смело, но чисто и отчетливо. Исходы его операций были почти всегда счастливыми». Эта история — лишь нитка в суровом полотне послевоенного времени, но проработанная тщательно и подробно. Или увлекательная глава о враче Алексее Васильевиче Иванове, главном персонаже в карьере Юдина, поддержавшем его любовь к хирургии, к науке, внушившем «твердые понятия о врачебном долге и товарищеской чести». А чего стоит письмо Жданову (хранится в центральном архиве ФСБ). Уже легендарный директор «Склифа», почетный член Королевского общества Англии и Американского общества хирургов, в 1946 году объясняет сановному мерзавцу, кто он: «…в течение Отечественной войны я много и довольно успешно помогал своей стране в деле лечения раненых. Я был инициатором широкого внедрения стрептоцида для лечения ран и гипсовой повязки при огнестрельных переломах. Мне удалось построить около трех тысяч хороших полевых ортопедических столов и снабдить ими действующие армии». Юдин, которого засыпали приглашениями со всех концов Старого и Нового Света, спрашивает, можно ли ему не ради себя, ради науки и родины, выехать за границу…
Составитель деликатен и сдержан: какие-то узлы биографии он почти не комментирует, предоставляя свидетельствовать письмам, запискам, протоколам. Так, трагический роман врача с операционной сестрой, арестованной вслед за ним, прошедшей тюрьму и лагерь, чудом освобожденной, возникает лишь описанный голосом Юдина — в письмах Марии Петровне Голиковой.
Разителен контраст между «врачебными» страницами и дикостью протоколов. В книге несколько контрапунктов, этот — важнейший: тюрьма против воли, жизнь, которую спасают хирурги, против ее профессиональных уничтожителей.
Та человеческая складка, к которой Юдин относился, больше, похоже, уже не существует. Так что книга его воспоминаний еще и памятник исчезнувшей человеческой породе.
Марина Токарева
