В послесловии к своему новому роману фантаст Сергей Лукьяненко извиняется, что отвлекся на оккультизм вместо продолжения космического романа «Порог», которое непременно последует. Критик Лидия Маслова извинения, безусловно, приняла — и одолела «Магов без времени», несмотря на их заковыристую структуру, в которой известный оккультный герой ногу сломит. «Известия» представляют очередную книгу недели.
Новая книга Сергея вместо частей поделена на «эттиры» — так называются части древнего рунического алфавита, «футарка», а названиями глав служат руны, расположенные по логике повествования, а не по своим номерам в футарке. Заканчивается роман последней, 24-й руной, Одал, в данном контексте означающей возможность найти и сохранить утраченное время, а начинается с пятой руны — Райдо, обозначающей путь, который предстоит герою, прежде всего в смысле внутреннего развития (путешествия в книге тоже есть, но по жанру это скорее боевик).
Впрочем, внутреннюю логику, всегда присущую Лукьяненко, сразу почувствует читатель, даже не очень знакомый с бытовым использованием рун в мантических или магических практиках (на всякий случай в послесловии писатель дает не только краткий путеводитель по географии и истории романа, но и рекомендации по обращению с рунами). А знакомый и подавно будет чувствовать себя как дома в этом биполярном мире, где назревает «крайняя битва» рунных магов с «измененными» монстрами, порождениями генетической «натурфилософии». Темная Империя (многострадальная родина героя) готовится напасть на просвещенное Северное Царство (с городом Рунное Древо, живущим по своим законам как «особая магическая зона»), а остальные Западные Княжества, Восточные Провинции и Южные Королевства поддерживают испуганный нейтралитет.
Как в любой порядочной фантастике, в «Магах без времени» всякие волшебные события — лишь эффектные декорации для наблюдений за человеческой природой, которая остается неизменной, как бы далеко ни шагнула наука и даже магия. Об этом рассуждает герой в своем внутреннем монологе: «Всем нам свойственно недооценивать новое. И раньше так было, и сейчас так, и будет во веки веков...» (Хотя это, конечно, спорный момент, если посмотреть на поведение современного потребителя, склонного как раз переоценивать новое в ужасе перед «вчерашкой»).
Магия в мире Лукьяненко — не пережиток непросвещенного прошлого, а вполне равноправный с натурфилософией способ понимания окружающего мира. Принципиальная разница в том, что маги гораздо человечнее и способны к состраданию, в то время как ученые преимущественно бессердечны, ну разве что иногда подвержены припадкам нервической сентиментальности: в Темной Империи есть один натурфилософ, совсем плохой и безжалостный, и другой, чуть-чуть получше, который не может слышать детских криков и потому отказывается от опытов по скрещиванию, точнее, «совмещению» детей с животными для создания монструозной армии Темного Властелина. Совмещение это вызывает ужас и омерзение у каждого мало-мальски порядочного персонажа книги, однако приводит к созданию довольно зрелищного, хотя и кошмарно-жутковатого бестиария, взять хотя бы вот такую интересную модификацию Чужого, девочку-насекомое:
«Нижняя челюсть опускалась вниз, растягивалась, выворачивалась, а из головы выдвигалось что-то вроде еще одной челюсти размером с кулак, медленно и завораживающе.
А потом эта челюсть будто выстрелила в меня!
Уж не знаю, могла бы она преодолеть те четыре метра, которые нас разделяли. Челюсть крепилась на конце длинного и тонкого серого языка, разматывающегося будто лягушачий».
Почти на финишной прямой перед решающими магическими баталиями герой находит в старинном журнале «Рунические записки» засекреченную для служебного пользования статью «Вопросы сохранения, растраты, обретения и покорения магической субстанции наполнения рун — времени» и очень удивляется открытию: «Бедой и проклятием рунного волшебства является конечность жизни волшебника, которая единственно является движущей силой рун». «Как это могло остаться незамеченным? Почему я про это не слышал?» — ахает маг, уже истративший большую часть жизни, и поначалу не совсем понятно, чем именно он так поражен.
Этот секрет — как не только тратить время, но и добывать из подручных организмов, — раскроется в самом конце.
А как именно работает высасывающая жизненное время рунная магия, довольно подробно расписано в первой же главе. Выполняя смертельно опасное задание по похищению лабораторного журнала у натурфилософа, вполне достойного титула «доктор Зло», герой то и дело вливает в ту или иную руну для ее активации то три, то десять минут, а то и целые сутки своего драгоценного жизненного времени.
Справившись с охраняющим лабораторию гибридным монстром и наконец оказавшись в безопасности, запыхавшийся волшебник первым делом ищет, где бы увидеть свое отражение, и облегченно вздыхает, убедившись, что пока что постарел не катастрофически — в свои пятнадцать выглядит на девятнадцать.
Примерно в этой возрастной категории и находится основная целевая аудитория «Магов без времени» (хорошо, поднимем верхнюю планку до 25, до которых герой доживает к финалу внутренне, претерпев гораздо более значительные внешние трансформации). Но, несомненно, и разновозрастные любители метнуть на досуге руну-другую найдут в этой сказке свой интерес и задумаются о новых, еще не опробованных сочетаниях рун — например, одной из самых сокрушительных суперкомбинаций, предстающей на страницах романа с размахом и роскошью киноблокбастера: «Четыре года моей жизни вошли в Манназ, и руна запылала в воздухе великанским подсвечником — трёхметровой высоты столб белого огня, разделивший меня и врагов. Альгиз с шипением, будто горящая змея, обвил его красно-черным пламенем. Турс выстрелил четырьмя дымчатыми щупальцами в магов. Зеленым огнем замерцала руна Вуньо. Наудиз и Гебо распахнулись серыми крыльями». Неплохо, конечно, было бы полюбоваться на этот колдовской узор в трехмерном изображении на широких экранах, но это потребует от продюсеров обильных вливаний не только времени, но и еще одной, не менее важной в нашем мире «магической субстанции».
Лидия Маслова
