Уходящий театральный сезон был богат на «Грозы». Громче всего, конечно, прогремела постановка БДТ – лауреат премии «Золотая маска» в номинации «Лучшая работа режиссера» (Андрей Могучий). Но и спектакль Евгения Марчелли в Театре Наций не прошел незамеченным.
Заслуженный деятель искусств РФ, обладатель звания «Лучший режиссер российской театральной провинции» (2005 г.) и специальной премии «За разнообразие творческих поисков» (2006 г.), художественный руководитель Театра драмы им. Федора Волкова в Ярославле, Евгений Марчелли не почивает на лаврах и не утрачивает умения удивлять. Его постановки номинируются на «Золотую маску» с завидной регулярностью, и сотрудничество с коллекционирующим известные имена Театром Наций кажется предсказуемым, логичным. Как и то, что премьерная «ГрозаГроза» не стала иллюстрацией классической пьесы.
В произведении Островского режиссер увидел не «темное царство», а любовь – «небесную кару или награду», луч света или роковую страсть. На сцене, действительно, кипят нешуточные страсти. Персонажи орут, трясут друг друга за грудки или валяют по полу (рукоприкладством тут занимается не только взбалмошная Кабаниха, но и безвольный Тихон). Катерина (Юлия Пересильд), появившаяся в первом действии в платье до пола и платке, в финале разоблачается до майки и трусов. А Марфа Игнатьевна Кабанова (Анастасия Светлова) сливается в жгучих поцелуях то со слугами, то с собственным сыном. В общем, эмоции хлещут через край… А вот с мотивировками дело обстоит намного хуже.
Описанным выше фортелям, впрочем, можно найти не слишком изящные, но правдоподобные объяснения. Дракам и крови на одежде – в дикости провинциальных нравов. Распущенности Кабанихи – в модных психоаналитических теориях. Внешнему виду Катерины – в стремительном обретении внутренней свободы. Такие художественные решения, пожалуй, отдают прямолинейностью – но это еще полбеды. Вопросы «почему?» и «зачем?» на премьере Театра Наций возникают пугающе часто. И в большинстве случаев, увы, ставят в тупик.
Зачем дублировать слово «гроза» в названии спектакля (просто чтобы было «не как у всех»)? Почему разговор Кудряша (Александр Якин), Кулигина (Дмитрий Журавлев) и Бориса (Павел Чинарев) напоминает разборки на районе (про «темное царство» мы помним, но при чем тут местный интеллигент Борис и изобретатель Кулигин)? Почему, провожая Тихона (тот же Павел Чинарев) в дорогу, Катерина и Варя (Юлия Хлынина) крутят самокрутки? Зачем Дикой (Виталий Кищенко) кривляется при встрече с Кабанихой? Почему при появлении Барыни (Ирина Пулина), пророчащей Катерине беду, на молодых жителей Калинова нападает чесотка?
Список вопросов можно, кажется, продолжать до бесконечности. Их несметное количество сводит на «нет» самые естественные объяснения. Режиссер мог просто чего-то не учесть; ни один спектакль не застрахован от случайных нестыковок и мелких неточностей. Но он не может состоять из них на 50, а то и все 70 процентов. Рецензент (как и любой зритель) может чего-то не понять, не прочувствовать, не заметить. Но в профессиональной постановке не может быть непонятно все – или почти все. В конце концов, Евгений Марчелли имеет право на творческий каприз. На приемы и эпизоды, которые объясняются формулой «так захотелось». Но целый спектакль эти магические слова не могут оправдать.
Разумеется, на «ГрозеГрозе» я перебирала в уме и более концептуальные мотивировки. Например, что постановка существует по законам абсурда. Но этой теории противоречит сюжет пьесы. Да и сам Евгений Марчелли, похоже, не готов отказаться от логики и последовательности. Самое заметное тому доказательство: образ воды – стихии, высвобождающей страсти, который проходит через весь спектакль. Герои не расстаются с бутылочками Aqua Minerale. Катерина прыгает в заменивший Волгу бассейн. Сцена признания в измене происходит под проливным дождем, Барыне сопутствуют русалки, а музыкальным лейтмотивом постановки становится шнуровская «Рыба моей мечты».
Еще одно классическое объяснение недоумений и недоразумений – ирония, фарс, треш. Но этой удобной лазейки «ГрозуГрозу» лишает Юлия Пересильд, играющая Катерину с надрывной, почти пафосной серьезностью.
В общем, на премьере Театра Наций красивые гипотезы не действуют, приемы не складываются в концепцию, характеры не развиваются. Замусоренный сюрпризами и необоснованными догадками спектакль распадается на части. Не исключено (и даже вероятно), что, работая с известными актерами на модной московской площадке, Евгений Марчелли хотел продемонстрировать полный спектр своих творческих возможностей, сделать интерпретацию классической пьесы максимально неожиданной, разнообразной, непохожей на другие прочтения.
По крайней мере, последнего ему достичь удалось. «Гроза» Андрея Могучего, сравнение с которой было неизбежным, - строгая система. Ее упрекали в чрезмерной рациональности, сложности, резкости, но отказать Могучему в режиссерском ви̒дении, в создании четкой, существующей по собственным законам структуры не решился, кажется, ни один критик. «ГрозаГроза» Марчелли на фоне постановки БДТ выглядит горой обломков.
Еще одна любопытная «Гроза» – спектакль Уланбека Баялиева в Театре имени Вахтангова – не вошла в число главных событий прошлого сезона, но на премьере Театра Наций я вспоминала о ней очень часто. Вахтанговская постановка живет нюансами интонаций и настроений, трепетно, вдумчиво прочитанными словами пьесы, из которых возникают характеры. Нелепый Тихон, жалующийся на загубленную жизнь, любящий Катерину, но неспособный на собственные мысли и поступки. Царственно высокомерная Марфа Игнатьевна Кабанова, кроме железной воли и вороха предрассудков наделенная болезненной, исковерканной нежностью к детям и пугливой последней любовью. Ребячливая, задорная, не уступающая свекрови ни умом, ни силой воли, спокойно идущая навстречу смерти Катерина.
На сцене Театра имени Вахтангова сомневаются, надеются, мучают себя и друг друга люди. На сцене Театра Наций кричат, бегают, кидаются из крайности в крайность маски. Это трудно списать на то, что актеры не справляются с поставленной задачей. Анастасия Сергеева безупречна в приступах бесконтрольной ярости. Двуликий Павел Чинарев (Тихон и Борис) с филигранным равнодушием говорит жене и любовнице: «Прости-прощай, я не могу взять тебя с собой». Порывистая Юлия Пересильд затапливает зал волнами страсти…
Но одной пронзительной ноты, увы, недостаточно для создания образа. Ничем не подкрепленная, она становится такой же разрушительной, как многоголосие режиссерских приемов. Встречаясь на сцене Театра Наций, эти два художественных стихийных бедствия разражаются бессмысленной и беспощадной «ГрозойГрозой», сметающей характеры и акценты, логику и психологию, Островского и Марчелли.
Татьяна Ратькина
