В Берлинской наступательной операции участвовали три фронта, численный состав — 2 062 100 человек. За 23 дня, с 16 апреля по 8 мая, потери Красной армии и входивших в ее состав частей Войска Польского составили 361 367 солдат и офицеров — убитыми и ранеными.
Среднесуточные наши потери в наступлении под Москвой — 10 910 человек, под Сталинградом — 6392, под Курском и Орлом — 11 313.
Под Берлином — 15 712 человек.
Инфографика: Анна Жаворонкова / «Новая газета»
В прежние времена редко кто задавался вопросом: зачем Берлин надо было брать штурмом? (О потерях мы не знали, о них даже в энциклопедии «Великая Отечественная война» 1985 года издания, в статье «Берлинская операция» — ни слова). Город зажат со всех сторон, перевес в силах многократный. Капитуляция — лишь вопрос времени. Зачем штурмовать, рискуя тысячами жизней? Само собой — затем, чтобы опередить американцев! В 1946 году на одной из военно-научных конференций бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал Константин Телегин объяснял:
«Было бы, конечно, непростительно нам перед историей, перед народом, если бы мы позволили вступить первыми в Берлин союзникам».
Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков гнал (другого слова не подберешь) войска вперед, отдавал распоряжения комкорам через головы их начальников — командармов: требование «любой ценой» стало постоянным. Только за 2 дня в трех приказах: «К исходу дня 19 апреля 1945 г. любой ценой… выйти в район Фройденберга», «Любой ценой 19.4 выйти в район Вердер, Беторсхаген», «Не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 г. любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе».
Но ведь первенство не имело никакого практического значения. Еще в 1944 году СССР, США и Великобритания подписали Соглашение о зонах оккупации Германии и об управлении «Большим Берлином». Армии союзников имели возможность подойти к нему раньше нас. Но, получив прогноз вероятных потерь в 100 тысяч, главнокомандующий генерал Дуайт Эйзенхауэр (будущий президент США) решил:
«Слишком высокая цена за престижную цель, особенно если учесть, что нам потом придется отойти и уступить место другим парням».
То есть — нам. Они берегли солдат. А у нас... Киев — к 7 ноября! Берлин — к 1 мая!
Почему Сталин убрал Рокоссовского?
Окружение Берлина советскими армиями не предусматривалось. По первоначальному плану Ставки его должны были взять лобовым ударом войска 1-го Белорусского фронта. Поэтому Сталин снял с командования Рокоссовского и назначил Жукова. Впоследствии Рокоссовский рассказывал, что в телефонном разговоре спросил Сталина: «За что такая обида?» И в ответ услышал: «Это не обида — тут вопрос политический». Видимо, Сталин посчитал: нельзя, чтобы Берлин взял штурмом, поставил последнюю точку в истории мировой войны поляк родом из Варшавы. (После войны Рокоссовскому переписали биографию, и официально местом его рождения стал считаться город Великие Луки, Псковская область).
Рокоссовского отправили на 2-й Белорусский освобождать север Германии. С юга наступал 1-й Украинский фронт под командованием Конева. Ему отводили запасную роль: в случае «задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин», — предписывала Ставка.
Когда армии Жукова застряли на Зееловских высотах, войска Конева прорвали фронт и пошли на Берлин с юга, с севера надвинулся Рокоссовский. Окружение. Которое все равно закончилось не осадой, а штурмом.
Приказ Жукова: пехоту пустить впереди танков
Тяжелейшие бои начались в первые часы наступления — на Зееловских высотах, которые протянулись на 20 километров вдоль старого русла Одера, возвышаясь на 40—50 метров, крутизна склонов — 30–40 градусов. Там был главный узел гитлеровской обороны. Сплошные траншеи, дзоты, пулеметные площадки, противотанковые и противопехотные заграждения. Перед высотами — противотанковые рвы глубиной до трех и шириной до трех с половиной метров.
Но чтобы дойти до высот, необходимо было преодолеть открытую болотистую долину Одера. Все дороги и подходы простреливались многослойным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем.
Зееловские высоты. Фото: РИА Новости
На знаменитую артподготовку — на один километр фронта 270 стволов! — Жуков вначале отвел 20 минут. Но тут же отправил в войска другой приказ — 30 минут. Почему не час или больше, чтобы огнем и железом подавить противника?
По плану Ставки предписывалось взять Зеелов ударами общевойсковых армий, а танковые армии Михаила Катукова и Семена Богданова пустить в обход с севера и северо-востока. Но Жуков изменил план. В мемуарах он говорит, что Сталин согласился: «Действуйте, как считаете нужным, вам на месте виднее». Жуков поставил танки — за пехотой 8-й гвардейской армии, чтобы прорвать оборону пехотной атакой, а затем ввести в «чистый прорыв» две танковые армии — прямо на Берлин. Но первая же волна пехоты утонула в крови и огне. Вторая — тоже.
Сам по себе приказ показывает отношение к солдатам как к расходному материалу: идите впереди танков, техника дороже человека!
Василий Чуйков, командующий 8-й гвардейской армией, велел подтянуть поближе артиллерию, чтобы поддержать огнем атакующие порядки своей пехоты. Когда пошли тягачи с пушками, Жуков приказал двинуть танки. Чуйков в мемуарах писал осторожно:
«Видимо (?! — С. Б.), желая усилить темп наступления и ускорить прорыв обороны противника… командующий фронтом принял решение ввести в сражение в полосе нашей армии 1-ю гвардейскую танковую армию М. Е. Катукова и 11-й отдельный танковый корпус И. И. Ющука… Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки 8-й гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки 1-й гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным».
Член Военного совета 1-й танковой армии генерал-лейтенант Николай Попель:
«Единственную дорогу — и ту забил стрелковый корпус генерала А. И. Рыжова… Дорогу насквозь простреливали вражеские пушки. Вскоре наши подбитые танки перегородили проезжую часть, затем были забиты кюветы… И все-таки бригады вырвались к линии вражеской обороны».
Даже по этим осторожным словам нетрудно представить эту картину. Дороги в болотистой пойме Одера забиты нашей пехотой и артиллерией. Жуков, видя это — он находился на командном пункте 8-й армии, отдает приказ танковой армии и танковому корпусу прорваться к высотам через… наши боевые порядки. Свидетельства «Танки уперлись в наши тягачи», «Бригады вырвались к линии вражеской обороны» означают, что танки давили своих. А с высот по затору в долине прямой наводкой молотила гитлеровская артиллерия. Мясорубка.
Из мемуаров Катукова:
«17 и 18 апреля танкисты продвигались не более 4 километров в сутки». Прорыв танковой армии — 4 километра в сутки?!
Да еще наша авиация бомбила и чужих, и своих.
«Идут волны наших бомбардировщиков и сгружают свой груз на мой штаб, на колонны и на боевые порядки… Только за одну ночь у меня свои самолеты сожгли 40 автомашин, 7 танков и убили свыше 60 человек… Когда я доложил об этом маршалу Жукову, последний забеспокоился, стал звонить Новикову (Александр Новиков, командующий ВВС — С. Б.) и Голованову (Александр Голованов, командующий 18-й воздушной армией — С. Б.), а они, вместо того чтобы выяснить истинное положение вещей, начали отнекиваться… И вот до того надоели эти ночники моим командирам корпусов, что они взяли да обстреляли их. В результате был сбит самолет «Бостон», конечно, наш. И только когда были доставлены неопровержимые доказательства, нам поверили…» (Из выступления Катукова на военно-научной конференции по изучению Берлинской операции, 1946 год).
Но, прорвавшись к высотам, надо было еще взять их штурмом, забраться на кручи под огнем.
«Там погибли 22 командира танковых батальонов»
Катуков в мемуарах, вышедших в 1974 году, не критиковал Жукова, лишь ограничился фразой:
«Теперь, когда известны все подробности прорыва Зееловских высот, становится очевидным, что командование фронта допустило ряд существенных просчетов».
Фото: РИА Новости
А вот спустя 60 лет вдова Катукова Екатерина Сергеевна (старшина медслужбы), которая вместе с мужем прошла от Москвы до Берлина, на памятных мероприятиях в Зеелове прямо говорила, что командование фронтом не имело точного представления об оборонной мощи высот, данные разведки оказались неправильными, плана, кроме штурма в лоб, не было. Ее слова косвенно подтверждает член Военного совета армии генерал-лейтенант Попель, излагая беседу в штабе танкового корпуса генерала Амазаспа Бабаджаняна:
«Бьют в упор! — кончил доклад Бабаджанян. — Взять в лоб Зеелов очень трудно, можем положить весь корпус — и все равно это будет без толку.
— Ваше решение?
Тогда Бабаджанян провел красным карандашом небольшую стрелку по линии железной дороги, рассекавшей Зееловские высоты на правом фланге, километрах в пяти севернее города Зеелова. Гетман (генерал Андрей Гетман, заместитель Катукова — С. Б.) на лету понял эту идею обхода, одобрительно прошептал: «Верно! Напролом лезть нечего, надо умненько…»
— Главными силами отвлеку внимание,— в черных глазах Бабаджаняна заиграла привычная хитринка,— а по насыпи железки пущу Гусаковского. Здесь крутизны нет, проем для дороги вырыт».
Создается впечатление,что, планируя операцию, командование не увидело на картах железную дорогу.
Бригада Иосифа Гусаковского (к тому моменту уже дважды Героя Советского Союза) пошла в прорыв по «железке», а остальные продолжали лобовой штурм. Но склоны крутые, 30–40 градусов, и танки шли зигзагами, открывая слабую боковую броню. Жуков приказал командирам быть в боевых порядках. Спустя 60 лет вдова Катукова повторяла: «Там погибли 22 командира танковых батальонов и 5 командиров танковых бригад».
В России точная цифра потерь за 4 дня боев официально так и не обозначена. Как будто табу наложено. Не так давно один из наших докторов исторических наук утверждал в эфире популярнейшей радиостанции: «5–6 тысяч человек безвозвратных потерь, то есть убитые и пропавшие без вести». Однако директор мемориального центра «Битва на Зееловских высотах» Герд-Ульрих Херманн в 2005 году на памятных мероприятиях в год 60-летия сражения в интервью «РИА Новости» говорил:
«При штурме Зееловских высот, который длился с 16 по 19 апреля 1945 года, погибли 33 тысячи советских и 5 тысяч польских солдат, 12 тысяч военнослужащих вермахта».
Может, в «РИА Новости» его не так поняли, не так перевели? Может, речь об общих потерях — об убитых и раненых?
Мой друг журналист Сергей Золовкин, живущий в Германии, обратился в дирекцию музея и прислал мне официальную справку на немецком языке, с переводом на русский. С пояснением: «Gefallene — павший, убитый, погибший (в бою)».
38 000 погибших?
Ум и душа не в состоянии принять эту информацию.
Ведь 38 тысяч павших за 4 дня боев у городка, в котором сегодня живет 5 тысяч человек, — это половина (!) всех погибших солдат и офицеров трех фронтов:
1-го Белорусского, 2-го Белорусского и 1-го Украинского, которые 23 дня вели сражения на театре военных действий протяженностью более 500 километров, на пространствах между Одером и Эльбой. 280 251 ранены и 81 116 убиты. Получается, 38 000 из них — только за 4 дня под Зееловом.
Потери в сражении были обусловлены и небывалой плотностью наступавших — 1282 человека на километр фронта. То есть фактически каждый выстрел гитлеровцев попадал в цель. О мощи огня, истреблявшего все живое, говорит и такой факт: только с 1991 по 2003 год в районе Зееловских высот найдено и обезврежено 9 тысяч тонн боеприпасов.
По сути, все пространство перед высотами — кладбище, протянувшееся на многие километры по долине Одера. Ежегодно здесь обнаруживают останки 150–200 погибших.
Фото: РИА Новости
Бич Сталина
Почему Зеелов не обошли двумя танковыми армиями, как предписывалось планом Ставки? Окружить, обстреливать из орудий, бомбить. Соотношение сил в воздухе — 1 гитлеровский самолет на 2,5 наших. К тому же путь немецкой авиации перекрывали три корпуса ПВО — почти полторы тысячи зенитных орудий. Немного времени — и все укрепления и боевую технику вермахта можно было сровнять с землей. Ставка предусматривала задержку войск Жукова — и тогда на Берлин с юга направлялись армии Конева.
Но эти варианты Жукова не устраивали. Он изменил план и ударил танками по Зееловским высотам в лоб. Потому что через Зеелов — прямая и главная дорога на Берлин, 70 километров. Обходить и бомбить — терять время. Жуков торопился. Конев его опережал: форсировал Нейсе и бросил в прорыв две танковые армии, которые 17 апреля вышли к Шпрее. Ставка, выполняя запасной план, приказала повернуть их на Берлин. Конев мог войти в Берлин первым! А он, Жуков, застрял здесь!
Таким образом, многое сводится, вероятно, к амбициям и к личности одного человека — Жукова. Его жестокость, безжалостное отношение к солдатским жизням были известны всем. Мой друг журналист Георгий Долгов в 1973 году был на юбилее освобождения Киева и спросил одного из ветеранов: «Иван Николаевич, да на эти днепровские кручи и просто так не взобраться! А как же вы — с пушкой, да еще под огнем немцев?!»
На что ветеран ответил: «Немец впереди, он, может, и промахнется, есть шанс. А сзади — Жуков».
Писатель Виктор Астафьев, прошедший Отечественную войну рядовым, в 1987 году писал своему товарищу, фронтовику Вячеславу Кондратьеву: «Тот, кто «до Жукова доберется», и будет истинным русским писателем… Он, он и товарищ Сталин сожгли в огне войны русский народ и Россию. Вот с этого тяжелого обвинения надо начинать разговор о войне, тогда и будет правда, но нам до нее не дожить».
Через восемь лет, в 1995-м, в интервью «Литгазете» писатель добавил: «Жуков — продукт времени, и этим все определено. Достойный выкормыш «вождя».
Виктор Петрович Астафьев негодовал прежде всего против того, что из Жукова делали и снова делают икону, миф. Но обратите внимание на формулировку — «Продукт времени».
Как заместитель Верховного главнокомандующего Сталина он имел неограниченные ресурсы и неограниченную власть. Но когда сталкивался с непосредственным руководством войсками, побед не было. Как на Ржевско-Вяземском и Ржевско-Сычевском направлениях, где в четырех наступательных операциях армии под его командованием за 183 дня боев потеряли 1 324 823 солдата и офицера убитыми и ранеными. Или же успехи достигались ценой огромных жертв — как на Зееловских высотах, когда он руководил штурмом с командного пункта 8-й гвардейской армии Чуйкова. А все успешные крупномасштабные операции разрабатывались в Генштабе, Жуков же был в войсках надсмотрщиком, безжалостным бичом Сталина.
Генерал-полковник Василий Чуйков (слева) на Зееловских высотах во время Берлинской операции. Рядом — генералы Пронин, Беляцкий и Ящук. Фотохроника ТАСС
Но я пишу не о полководческих способностях Жукова, а о цене наших побед, о системе. Какое время, какая система — такой и бич.
То, что из Жукова у нас сделали Маршала Победы, — отдельный разговор. Может, после ухода последних участников войны этот миф станет всеобщим. А может, и наоборот.
В прошлом году в газпромовском городе Сургуте на День Победы было показано широкомасштабное полуторачасовое действо — «Историческая реконструкция битвы за Зееловские высоты». То, что писала региональная пресса, представить немыслимо:
«Одно из самых ярких событий года… Высота наша!.. Вот оно — финальное наступление нашей пехоты. Боевое «ура» русских солдат подхвачено голосами со зрительских площадок… Немецкая армия, которая численно в несколько раз превосходила Советскую (в действительности наше превосходство в живой силе, танках и артиллерии было 6–8-кратным, а наша армия в то время называлась не Советской, а Красной — С. Б.), проиграла сражение. Девятая немецкая дивизия (9-я армия, а не дивизия — С. Б.) была полностью разгромлена. Благодаря победе в этой битве взятие Берлина было уже не такой сложной операцией».
Напомню: «не такая сложная операция» — это 361 367 убитых и раненых наших солдат и офицеров.
Сергей Баймухаметов
