28 октября на сцене Театра Елены Камбуровой был сыгран юбилейный спектакль «Лермонтов. Я к вам пишу». Спектаклю исполнился год. По человеческим меркам это время первого шага, но для спектакля год – срок существенный. Свои первые шаги малыш театра ТРОП сделал вполне уверенно, и они впечатляют.
ТРОПой вдохновения
ТРОП – театр молодой, но многообещающий. По духу, это театральная коммуна, где всё держится на творческом взаимопонимании и добром «диктате» главного режиссера Олега Погудина. От театра песни Олег Евгеньевич, реализовав давнюю мечту, перешёл к театру драматическому.
«Лермонтов. Я к вам пишу» – третий спектакль ТРОПа после «Серебряного века» и «Ар-деко». Что касается «Золотого века», то он изначально был просто концертом с тематически подобранным репертуаром, составленным из романсов пушкинской поры, к которому позже была добавлена драматургическая основа.
В спектакле «Лермонтов. Я к вам пишу», созданному Погудиным совместно с Данилом Можаевым, Юлией Стожаровой, Еленой Коробейниковой, а также с артистами его музыкального ансамбля, отчётливо виден погудинский режиссёрский принцип, объединяющий все спектакли театра.
Главный среди них таков: Олег Погудин опирается на знание не только самой поэзии, но и исторических фактов человеческих характеров. Используя их наряду с романсами, он создает единое ожерелье спектакля, в котором все смысловые бусины нанизаны на общую нить.
С чего все начиналось
В многочисленных интервью Олег Погудин неоднократно подчеркивал связь Лермонтова с Пушкиным. Эту связь он выразил через название спектакля «Лермонтов. Я к вам пишу», ведь с фразы «Я к вам пишу» начинается пушкинское письмо Татьяны Онегину, а у Лермонтова – стихотворение «Валерик». В этой творческой связи двух поэтов заключен счастливый для потомков принцип наследования таланта, когда молодой поэт душевной сопричастностью с более старшим своим собратом укрепляет ценность культурного кода, подтверждая наличие духовной памяти. Стихотворение «Валерик» звучит и в самом спектакле.
Это поэтическое письмо поэта, адресованное Варваре Александровне Бахметевой (в девичестве Лопухиной), к которой он имел глубокую сердечную привязанность. Письмо человека, только что пережившего страшный бой с неприятелем и оставшегося в живых. Сердечная нежность проступает сквозь описание кровавого боя. Смерть витает над 26-летним поэтом. На момент написания «Валерика» Лермонтову оставался лишь год жизни.
«Лермонтов. Я к вам пишу» стал первой постановкой Олега Погудина, которую можно смело идентифицировать как классический спектакль, созданный по законам русского психологического театра. Но важно понять: почему Олег Погудин взялся именно за Лермонтова? История эта началась давно.
«Выхожу один я на дорогу…».
В профессиональной коллекции Олега Погудина долгое время большой любовью зрителей пользовалась программа, составленная из романсов на стихи Лермонтова. Программа жила долго, с ней певец часто приезжал в лермонтовские места, Тарханы и Пятигорск.
И каждый раз, выходя с этой программой к зрителям, он исполнял ее так, будто пел о самом себе: искренне, эмоционально, вовлекаясь всем своим существом в исполняемый материал. Было заметно, что одиночество Лермонтова, его обособленность от общества, Погудину близки и понятны.
В 2009 году вышла книга Маргариты Уфимцевой «Лермонтовиана Олега Погудина», где анализировался творческий метод певца при исполнении романсов на стихи Лермонтова, а также отмечалось некое сходство душевных структур поэта Лермонтова и певца Погудина.
Прежде всего, оно базируется на том, что Погудин и Лермонтов — талантливые эмпаты, оба обладают большой восприимчивостью, эмоционально отзываются на вызовы мира, тяжело переживают несправедливость. Поэтому роль Лермонтова пришлась впору Погудину. В спектакле зритель видит, с какой чуткостью Лермонтов реагирует на нападки, женский флирт, осуждение, как мучается от собственной противоречивости, как пытается удержаться на плаву в житейском шторме. Но все это Лермонтов Погудина делает с достоинством императора.
Погудин, противопоставляя Лермонтова жестокому высшему свету, возводя его на плаху человеческого осуждения, не гиперболизирует чуждость поэта обществу той поры, сохраняя верность историческим источникам. Свет не щадит бунтаря и одиночку Лермонтова, колет штыками осуждения, цинично высмеивает. Поэт парирует, протестует, от страдания к страданию растёт как Художник. Через все эти тернии его ведет любовь
.
Любовь на языке спектакля – священнодействие.
Любовь сочится из раны, полученной не в бою у реки Валерик, но в схватке с жестоким высшим светом. И когда звучит «Казачья колыбельная», сперва в исполненеии Елены Коробейниковой на французском, а чуть позже в версии Погудина, образ Любви затмевает все потери и лишения.
Выстраивая музыкально-драматическую историю о Лермонтове, как о поэте и человеке, Олег Погудин находит кодовую фразу, во многом определяющую личность Лермонтова – «Женщинам его любить ненадобно».
Эта фраза фактически рисует Лермонтова как изгоя, для которого служба Отечеству и творчество первостепенны.
Но вместе с этим существует парадокс: исполняя романс «Портрет», Погудин держит в руках небольшой женский портрет в овальной раме. Выражение его лица и вокальные интонации говорят о том, что его герой страдает от нехватки любви, хотя всеми силами пытается от нее отстраниться. Таким образом в спектакле воплощается идея про творчество как аскезу, которая требует отрешения от любви мирской.
Любовь для Лермонтова и Погудина в том, что они себе позволили – в поэзии и на сцене. Именно через такую любовь они реализовали и реализуют свое гениальное одиночество.
Сопротивление противоречий
В спектакле Лермонтов пребывает в мучительной дуальности — словно на земле и в поднебесье одновременно. Поэтому и Лермонтовых здесь двое: один — чуткий, застенчивый, уязвимый, бегущий от мелочности и осуждений света (Олег Погудин), другой — упрямый, злопамятный, насмешливый, невыносимый, способный на жестокие розыгрыши и злые эпиграммы (Данил Можаев). Лермонтов Погудина говорит на языке «золотого» романса о самом сокровенном, тайном.
Лермонтов Можаева не искушён и самонадеян, прозаичен, позволяет себе язвительные реплики в адрес своего же альтер-эго, заигрывает с дамами и насмешничает с целью показать своё превосходство. Так Лермонтов предстает перед зрителями во всей своей противоречивости, но противоречивость эта, по мнению режиссера, непременный спутник таланта. Талант как судьба — вот что определяет личность Лермонтова.
В начале спектакля приводится характерная «цитата» из «Евгения Онегина» — дуэль Ленского и Онегина. Так режиссер Погудин формулирует сценическую метафору душевной борьбы Лермонтова с самим собой. На самом деле это не Онегин стреляет в Ленского, но два Лермонтова разыгрывают сцену дуэли, которая в первых спектаклях происходила на «земле», а сейчас в Театре на Садовой и Театре Камбуровой разворачивается на «небесах», втором этаже сцены, специально выстроенном для постановки.
Еще для режиссера Погудина важно то, что «…Поручик Лермонтов стоит в том же общем строю нашей литературы, что и генерал-лейтенант Давыдов, кавалер ордена Святой Анны поручик Толстой, Георгиевский кавалер унтер-офицер Гумилев. И лермонтовское знание, его космическое видение — оно еще и оттуда, из боя. Он видел то, чего не видел Пушкин...».
Дух борца, вступившего в поединок с системой, основа лермонтовского характера. И это неоднократно звучит в спектакле. Лермонтов жил от дуэли к дуэли, от боя к бою. Даже страницы своего главного романа он ухитрился превратить в поле битвы, бросив вызов самому Императору Николаю I, роль которого в спектакле исполняет один из музыкантов ансамбля Олега Погудина Андрей Иванов. Стоя на втором этаже сцены, как бы возвышаясь над главными героями, он зачитывает свое гневное письмо императрице, в котором называет вторую часть романа Лермонтова отвратительной. Неудивительно, что после этого Михаил Юрьевич оказался в опале.
Рождение Героя
Олег Погудин и Данил Можаев по-разному выстраивают образ главного героя. Можаев игрив и расслаблен, будто его Лермонтову жизнь не доставляет хлопот. Он скользит по контуру сюжета с изяществом танцора мазурки. Его лицо пластично, он легко переходит от солнечной озаренности к душевному ненастью. Отрадно видеть, как крепчает его герой от спектакля к спектаклю, как с нарождающимся мастерством артист «держит удар» своего альтер-эго.
Погудин идет другим путём: как живописец, не отрывая «руки», непрерывной линией отрисовывает драматичный профиль Лермонтова (интересно, что на программке спектакля изображен именно профиль Лермонтова – знаменитый портретный рисунок Д. П. Палена, однополчанина поэта). Проживая своего героя без поблажек, Погудин душевным страданием создает объем и выразительность личности поэта, рисует его одной краской, серебряной, с оттеночными нюансами. Образ его героя то темнее, то светлее, и в этих переливах (голоса и эмоций) чувствуется, насколько близко к сердцу принимает своего героя Олег Погудин. Его артистическая игра более тонкая, выстроенная на интонациях и чеховских паузах.
В программке спектакля Лермонтов Погудина обозначен длинным перечнем – «Лермонтов, Онегин, Лугин, Длинный Фирс (очень милый и любезный собеседник и приятный певец романсов и оперных арий), Демон, Ангел – в общем, Поэт».
Это обилие образов сперва сбивает с толку, отвлекает от главного героя. Такой же парад персонажей прописан и у Можаева: «Лерма (он же Лермонтов), Ленский, граф Ф., Князь, Чудак, скорее Ангел, чем Демон – в общем тоже Поэт».
Постепенно становится ясно, что эта насыщенность персонажами необходима режиссеру для обозначения многомерности лермонтовской личности.
Они все – это он, и он в каждом из них прорастает как «глубокий и могучий дух» (по словам В. Г. Белинского).
Если на мужской половине спектакля все более-менее определенно, то на женской царит милая неразбериха: очарование, колыхание эмоциональных волн, благоухание чувств и фейерверк сплетен. Юлия Стожарова в роли черноокой Россети (она же Ma chere Alexandrine, Минская, Нина) несказанно хороша. Не уступает ей и щебетунья Ростопчина (Sophie, Баронесса, Маска) в исполнении Елены Коробейниковой, примы МХАТ им. Горького в недавнем прошлом.
Каждая из них отражается в Лермонтовых Погудина и Можаева романсами и прозой.
Они живут по законам психологического театра, где каждая реплика как тайная кулиса. От смеха к слезам и обратно. Сегодня они высмеивают застенчивого поручика Лермонтова, а завтра плачут сами, ибо тайна его лунной души открылась перед ними и лишила их покоя.
Эпилог
И вот в спектакле наступает момент, когда меж музыкальных фраз проступает образ Лермонтова-мученика. Перед зрителем открывается иная ипостась поэта, в которой присутствует едва уловимый подтекст, как радужный ореол над головой Лермонтова – эффект от скрещения световых лучей.
Зритель чуткий расшифрует это сияние как нимб святого (читай, мученика). Окончательно эту идею подтверждает финал спектакля, когда оба артиста, Погудин на «небесном этаже» и Можаев на грешной земле, в облачении дуэлянтов, во время метафорической дуэли раскидывают руки в характерном жесте, будто хотят обнять весь мир.
Их белые рубашки свободного кроя режут глаза белизной.
Так совершается переход на уровень иного бытия, где невозможны ни страдание, ни осуждение.
Звучит романс на стихи Лермонтова «Ангел».
И становится совершенно ясно, что Герой воскрес.
\
Кристина Французова-Януш
Фото из спектакля: Александр Коптяев
