Легендарной поэме Маршака о «человеке рассеянном с улицы Бассейной» стукнуло 78 лет. Произведение выдержало десятки изданий и переведено чуть ли не на все языки мира. Строки о нелепых выходках чудака стали крылатыми. А сам герой и ныне остается одним из самых любимых у взрослых и детворы. Между тем у рассеянного литературного героя был реальный прототип.
Именитый профессор, с которого Маршак во многом списал своего героя, «вместо валенок перчатки не натягивал на пятки», но отличался не меньшими чудачествами. В городе на Неве следы самого рассеянного героя в мире искал репортер «МК».
Иду от Литейного проспекта до Греческого по улице Некрасова. До революции она именовалась Бассейной: мостовая вела к водоемам, откуда подавали воду к фонтанам Летнего сада.
На гранитной плите вывеска: дом № 10.
Современники поэта, прочитав шутливое произведение Маршака, тут же узнали в чудаке-герое профессора Каблукова.
Иван Алексеевич славился своей непрактичностью и рассеянностью. Вместо слов «химия и физика» профессор нередко выдавал студентам «химика и физия». Когда хотел произнести фразу «колба лопнула, и кусочек стекла попал в глаз», у него вылетало: «лопа колбнула, и кусочек глаза попал в стекло».
Только бывалые студенты знали, что выражение «Мендельшуткин», произнесенное учителем, стоило понимать, как «Менделеев и Меньшуткин». Обычными словечками Ивана Алексеевича были: «совсем не то» и «я, то есть не я». Чем не преминул воспользоваться поэт.
Читая строки «Глубокоуважаемый Вагоноуважатый! Вагоноуважаемый Глубокоуважатый! Во что бы то ни стало мне надо выходить. Нельзя ли у трамвала вокзай остановить?», научная элита покатывалась с хохота. Именно так мог выражаться их милейший коллега Каблуков.
За профессором водилась странность: даже в жару он не снимал с левой руки темно-коричневой перчатки. Ум и проницательность соседствовали в нем с небрежностью и неряшливостью. Своему персонажу поэт примерял разные «обувные» фамилии.
Исследователь творчества Маршака — Мирон Петровский — вспоминал, что сначала поэт окрестил любимца Башмаковым: «На свете жил да поживал Иван Иваныч Башмаков. А сам себя он называл Башмак Иваныч Иванов». Позже поэт раздумывал, а не оставить ли герою реальную фамилию прототипа: «В Ленинграде проживает Иван Каблуков. Сам себя он называет Каблук Иванов».
Известно, что профессор не терпел «бумаготворчества». Подписывая множество бумаг, ради сокращения времени он писал «Ив. Каблук», а бывало, расшифровывал подпись: «Каблук Иванов».
Профессор имел счастье еще при жизни познакомиться с шутливой поэмой. В собирательный образ Рассеянного Каблуков не верил. Брату Маршака, писателю Ильину, погрозив пальцем, он однажды сказал: «Ваш брат, конечно, метил в меня!».
Между тем профессор был авторитетнейшим ученым в области химии и физики. В 1928 году стал членом-корреспондентом Академии наук, через год удостоился звания заслуженного деятеля науки, был награжден орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени. И сам любил похохмить. Однажды на экзамене, убедившись в слабых знаниях студента, он пристыдил студента: «Хотите на тройке прокатиться? Идите пешком» — и поставил двойку.
В конце жизни Маршак стал мистическим образом похож на своего героя. Литературный воспитанник поэта Пантелеев вспоминал, что родные, выдавая карманные деньги поэту, непременно говорили: «Только не потеряй!». Приходя навестить друзей, Маршак непременно забывал в гостях то шляпу, то трость. А бывало, надевал пальто, которое «не то». Смеясь, он говорил, что и к нему самому можно отнести строки: «Если можно верить слуху, он, со службы приходя, вешал часики на муху недалеко от гвоздя».
* * *
Третье поколение ребятни зачитывает до дыр поэму о Рассеянном. А все потому, что чудаки — те же дети. Они живут в перевернутом мире, действуют вопреки правилам. И пусть они рассеивают вокруг себя разлад и дисгармонию. Мы все равно испытываем к чудакам симпатию, потому что, как Остап Бендер, могли бы сказать: «Без них было бы не так смешно жить!»
Светлана Самоделова
