Саввины сказки

Звери жили дружно. Они вместе ходили в лес, вслушивались в деревья, всматривались в огонь, вливались в души друг друга, сливались с природой. Они танцевали, пели хорошие песни, вернее пела Лошадь, аккомпанируя себе на гитаре, а Ежик лишь подпевал, отчаянно фальшивя и при этом конфузясь. Они любили гостей, а иногда и сами ходили в гости к друзьям: белке Моне и бобренку Артемке.

Редкие размолвки, причиной которых был извечный вопрос «кто больше съел?», не затягивались и, слава Богу, в открытую вражду не перерастали. Все в конечном итоге сводилось к сопоставительной диаграмме эгоизма. Ежик считал, что Лошадка более эгоистична нежели он. И вообще, эгоцентрична и …, но дальше Ежик не хотел додумывать, т. к. это уводило в бесконечный лабиринт Печали.

Что думала Лошадка было не совсем ясно. Ибо она часто запиралась в себе, а Ежику открывательный ключ не оставляла. Ежик пытался подобрать ключ: он говорил тихим и, как ему казалось, нежным голоском всякие разные добрые глупости, которые называются словами поддержки и понимания, шарил когтистой лапкой по Асиной, так звали Лошадь, спинке в надежде найти хотя бы «замочную скважину», прижимался холодным носиком к большим и теплым Асиным ноздрям, пытаясь разглядеть, что там творится в Асиной душе, а иногда щекотал Асе пятки — вдруг Лошадь забудется и выронит ключ или случайно проговорится, куда он вставляется. «Узнать путь — это уже так много» — думал Ежик.

Но отмычки не действовали. Запертая Ася была неприступна и недоступна. Ежик сникал и соскальзывал в Уныние. Уныние было бездонным, но ежик умел падать туда быстро, без шума. И тогда наступала очередь Аси искать ключик к Ежику или хотя бы скважину для ключа. Ведь в скважину можно заглянуть и узнать много всяких разностей о том, с кем ты живешь и кого любишь.

Имя у Ежика было большое и звучное. Он очень гордился своим именем. Во-первых, потому что придумал себе его сам, а во-вторых, потому что зверей такими длинными важнозвучащими именами никто не называл. Им обычно перепадало три-четыре буквы. А у Ежика их было аж восемь. Восьмую букву Савелий подставил себе сам — для весомости, а может быть из чистого эстетства, и когда он представлялся, то обязательно говорил «Саввелий» с двумя «в». И никто Ежику не перечил и не поминал орфографию и всякие там анналы и аналоги. Ежику верили или просто любили. А когда любишь кого-либо, то принимаешь его со всеми его глупостями, колючками и странностями.

Плохое настроение

Лучики глаз Саввы загнулись крючочками и на них повисла Тоска. Тоска была темно-серая, глубокая и гладкая, с небольшими прогалинами нежно-голубой грусти. Савва внимательно рассматривал тоску, изучал ее,… она его затягивала, обволакивала, а когда взгляд натыкался на нежную голубизну грусти Савва начинал плакать. Слезы медленно сползали по мохнатой мордочке и застывали крошечными озерцами в уголках рта. Тогда Савва их слизывал. Слезы были соленными, со слегка горьковатым привкусом. Савва понял, что ему горько и надо бы поесть чего-нибудь сладкого, но сладкого не хотелось. Вообще НИЧЕГО не хотелось.

Может быть надо пожаловаться Асе — подумал Ежик и тогда Ася отцепит эту тоску с прогалинами грусти и выкинет ее на кладбище возле Васькиной горки. Но Ася не стала выслушивать Савву. Ей было некогда. Она гуляла на Дне рождения. И Савва пошел варить грибы. Помешивая в кастрюльке он думал, вот придет Ася и Савва накормит ее грибами. А пока Ася будет кушать, Савва расскажет ей, как ему плохо и тогда Ася сочинит для Саввы красивую песню, но Ася все не шла и Савва лег спать.

А потом пришло

Большое горе

Зверям пришло время расставаться. А если что-то пришло, то обязательно что-то или кто-то, а может и то и другое, должно уйти. И Ежик засобирался. Правда, идти ему было некуда и не к кому. Космос Ежика не принимал- видно не до конца еще прошел он свой Путь. Друга у Ежика не было. %u2019«Придется искать себе новую Лошадку» — подумал Еж. Но он не верил… Кому нужен этот ком свалявшихся иголок, черепков надежд, страха, неуверенности и боли? Ежика опять бросили. «А не стать ли мне мячиком» — подумал Ежик.

(конец)

Ежик написал «конец» и стал мячиком. Но мячик получился обшарпанный, с размытыми красками и слегка сдувшийся. Ежик то ведь был уже не новый. А кому, спрашивается, приглянется такой безликий поникший мяч. Ежик-мячик вздохнул и вновь обрел свои колючки.

Асе Ежик надоел. Он был уже привычный и не такой забавный как раньше. Ася жаждала отливающих новизной пузырьчато-фонтанных ощущений. Асю понесло. Гремя копытами, отвалив в сторону хвост, разметав уши и трепеща широкими мягкими ноздрями она с бодрым ржанием мчалась за новой игрушкой. Лошадь стала развязной, она курила, хамила и материлась. Морду опечатала непроницаемостью. В глазах тысячами ножек плескалось безумие. Асю несло. Ася забыла, что чем быстрее мчишься, тем скорее долетишь до пропасти в Страну НИЧТО, и тогда, как бы она не сбавляла скорость, и не пыталась умерить зуд новизны, дурман Страны НИЧТО убаюкает страсть, укачает желание, усыпит волю и покорная, затихшая она вновь забредет в морок Страны НИЧЕГО. И будет потерянно блуждать в этом НЕЗДЕСЬ. Цепенея от затягивающей пустоты НИКАК, растворяясь в серой бездонности НЕКЧЕМУ.

А пока в этой стране завис Еж. Туда, походя, весело ржа в предвкушении новых, и как ей казалось не познанных дорог, запнула его Ася. Ежик висел и думал. Думал и вспоминал. Вспоминал и плакал. Иголочки его выцвели, выпрямились и стали ломкими. «Это от недостатка витамина „Р“.» — думал Еж. Витамином «Р» была Радость. Мордочка у Ежика осунулась, сам он как-то вытянулся и опал. Теперь он стал похож на уныло повисший вопросительный знак. Вопросов было много. Но ответы не приходили. Наверное они заблудились, а может просто у них был отпуск. Вот так и висел, никому не нужный, заброшенный в Омут Депрессии Еж