Счастливая звезда Давида

Давид рассказывает о жизни в Рио — той, что была за помостом, — довольно скупо. А что говорить-то? «Тренеры никуда не разрешали самим ездить, и это правильно. Да и реально страшно же было. Полиции хватало, но ведь и коррупция никуда не делась. Глаза не открывали, судя по всему, иногда. Стремно просто. Армию бразильцы подтянули, выглядели солдаты на улицах эффектно, но и она не спасала — воровали там все равно много. К Христу на горе, мы, конечно, съездили, но на том и всё. В океане не купались…» Не жалеет. Теперь уже двукратный призер Олимпийских игр по спортивной гимнастике — серебряный в команде и бронзовый в личном финале — хорошо знает: «Лучше не выпускать энергию, которая нужна для дела». Он и не выпустил — до последнего снаряда сборной России. Красиво звучит? Вовсе не игра слов. Белявский «закрывал» Рио для наших гимнастов. Закрыл медалью. Это был его двадцатый выход на помост Олимпийских игр! Многоборец. Много борьбы — это вообще о нем.

 

— Давид, я тут репортаж посмотрела, как вас встречали в Екатеринбурге. Ночь, народу тьма, дети кричат: «Кто сегодня победит? Ну конечно же, Давид!». Трогательно. Но мне показалось, что вы даже растерялись. Неловко было?

— Да, у меня всегда так — когда много людей вокруг и поздравляют тебя одного.

— Очень хочется в этот момент «уйти огородами»?

— Не всегда. Но иногда очень хочется.

— Успокою немного: не вам одному. Вчера Евгений Трефилов, матерый тренер гандболисток-чемпионок, отбивающий атаки журналистов тоже на золотую медаль, уже констатировал: пора заканчивать с поздравлениями!

— «Хватит уже, отстаньте, дайте хоть чай попить?» Есть такое немного. Крыша едет, конечно. Но я же знаю, что это все скоро закончится. Тяжеловато, но и приятно. Меня даже теперь узнают на улице. Иногда.

— Кстати, на Трефилова заглядываются уже из других видов спорта — вот футболист Артем Дзюба говорит: эх, нам бы такого!

— Он думает, им тренер поможет?

— Не знаю. А вы что думаете?

— Если сами не захотят, ничего не получится.

— Я на «Круглом» видела, вы после тренировки с ребятами мячом перекидываетесь, говорите, что матчи Лиги чемпионов смотрите…

— Я вообще за футболом слежу.

— Ругаете наших?

— Да, бывает, и очень сильно. В спорте все бывает, но я смотрю другие команды, которые не в топе даже: футболисты бегают, пытаются что-то изменить, переломить ход игры, прорываются, бросаются, фолят, наконец, чтобы остановить как-то нападение. У наших я борьбы не вижу. Иногда бывает, но моментами только, в целом же не замечаю.

— Как думаете, что с ними не так? Они ведь такие же наши ребята, которые выходят бороться командой и должны цепляться руками, ногами, зубами за результат… Вы же цеплялись в Рио? Каждый из вас. Иначе медали не получить.

— Я не знаю, как, не цепляясь, не поддерживая друг друга, можно выигрывать. Один ошибся — «полетели» все не на то место. За команду надо или биться, или дома оставаться, чтобы не пакостить. У нас в гимнастике команда — на первом месте. Хотя мы ведь и соперники потом друг для друга — когда в отдельных видах выступаем. А футболистам… Мне кажется, им банально не хватает тренировок.

— Получается, Дзюба прав? Трефилов бы точно выстроил тренировочный процесс?

— Может быть. Но, думаю, еще может быть и такое — это не про Трефилова, а о тех, кто приходит: когда есть такая зарплата, возможно, и не очень интересно работать на результат. Такое может быть?

— Вполне, но все от людей, конечно, зависит. Я вас, например, знаю уже много лет и видела, как поднимаетесь. Напомню ваши же слова, причем в 20 лет: «Кроме гимнастики, у нас в жизни ничего пока нет. Очень серьезно к ней отношусь. Как раз с ребятами недавно на эту тему говорили — что бы мы делали сейчас, если бы не гимнастика? Где были бы? Совершенно непонятно. Хорошо, что она есть».

— Я и сейчас готов это повторить — хотя в жизни многое изменилось, но не отношение к работе. Просто я имею в виду, что нужно заслуженно деньги получать. Есть результат — ты получил, нет результата — не получил. А у футболистов безразлично, есть результат или его нет. Все равно получают. Потому что от клуба — не от Министерства спорта. Что-то не так в этой схеме. А что касается того, что другие виды спорта на чужих тренеров заглядываются, у нас такого в гимнастике нет, наши — тоже победители.

— Перед майским чемпионатом Европы в Берне ваш тренер Валерий Ломаев сказал: Давид, иди и делай, все получится! Что он сказал перед Рио?

— «Все готово, можешь ехать спокойно выступать, все получится». Его словам я доверяю стопроцентно. Например, если у меня что-то не получается в элементе — я его спрашиваю: Валерий Николаевич, можно мне то или это сделать? Если он говорит «да» — буду делать, если «нет» — даже браться не буду.

— Вы потрясающе «попали» с тренером «друг в друга». Можно я его процитирую? «Специально я в нем не копаюсь. Если что-то негативное вижу, то стараюсь не в лоб правду-матку резать, а как-то по-другому донести проблему, с других сторон обойти. Не наглостью, не грубостью, не с позиции «мол, я самый лучший, а ты такой-сякой». А чтобы он сам понял, что не так. Вот таким образом мы строим отношения. Может, нам повезло друг с другом и само собой так получилось. А может, так и нужно? Не знаю, что думает об этом Давид, но я не хочу, чтобы вот так было — отец и сын. Равный с равным — другое дело. Он уважает меня как старшего, а я уважаю его как личность. Если вы заметили, мы никогда с ним особо не обнимаемся, и по головке я его никогда не глажу…»

— Конечно, все проверку временем проходит. Слова Валерия Николаевича я же тоже не сразу на веру принимал, на то, правдивы или нет, сама жизнь отвечала. Допустим, если у меня постоянно получается, как он говорит, у меня нет повода не верить ему. И уж тем более не быть благодарным или не уважать? Равный с равным — это очень хорошо тренер сказал. Потому что это, наверное, мечта любого спортсмена — именно о такой модели отношений. Мы с тренером уже десять лет вместе.

— Давид, вы видели, как получил травму во время квалификационного прыжка француз Самир Аит Саид? Просто какие-то нереально ужасные кадры обошли все издания.

— Я, к счастью, не в его смене выступал, поэтому не видел. В Интернете много видео потом выложили, но я не люблю смотреть такие вещи. У француза вообще другой профильный снаряд, но вот — пошел на прыжок ради команды. Кстати, у него нормально все сейчас, прооперировали, все будет хорошо.

— Почему вы никогда не позволяете себе говорить о травмах? Многие рассказывают, и, думаю, может, и не стоит их за это осуждать? Это просто отчет — подошел вот в такой-то форме.

— Никого не осуждаю. Просто считаю, что заранее рассказать — это словно почву подготовить для объяснений: ошибусь, а у меня прикрытие есть — травмирован, поэтому не смог. Но чего прикрываться-то? Ты приехал, выступать все равно надо. Если ты не подготовился, ничего не поможет. Все ведь делается на тренировках. Упал или ошибся — значит, недотренировал, недожал, себя и элемент. Ты вышел соревноваться? Иди и делай.

— Теперь-то скажете: что в Рио болело? Ведь болело же…

— После Европы я сделал МРТ, кисть давно беспокоила — там старая травма. Думал, что зажила. Оказывается, все на том же месте осталось, добавилось, что еще и хрящ треснул. И нужно делать операцию, как сказали врачи. Я говорю: какая операция, ребята? Через два месяца Олимпиада. И пришлось с этим работать.

— Могу прослыть дурой в спортивных кругах, но спрошу: как работать, зная, что хрящ — уже не хрящ? Как это выбросить из головы на подсознательном уровне?

— Пришлось забыть. Процедуры делал, чтобы не ухудшилось. Главное было, чтобы хуже не стало. Я должен был идти и бороться не только за команду, но и за личную медаль. В последние годы изменился. Тренировки, режим, отработки — все то же самое было, но настрой уже иной был: на победу. Уверенности стало больше. Я поэтому и сказал после «бронзы» на брусьях: рад и не рад. Я не был доволен исполнением. Могу делать брусья гораздо лучше и готов был явно на большее. На чемпионате Европы в Берне я сам получил удовольствие от собственного выступления. А сейчас — эх… Есть червячок все же, который жив еще. Я ведь в личном финале получил оценку ниже, чем в командном первенстве и многоборье. Победа Олега Верняева была справедлива на все сто процентов. У нас в спорте все честно: кто справился с нервами, тот и выигрывает.

— Денис Аблязин говорит, что берет некоторый перерыв. Вы как? Кисть-то все же надо лечить?

— Да, поеду на обследование, может, в Германию, может, у нас. Если нужно будет хирургическое вмешательство — будем делать, если получится как-то его обойти, то лучше подождем. Ведь сейчас я не буду вообще нагружать руку.

— Думаете, рассосется, вернее, хрящ сам срастется?

— А кто знает? Из таких травм люди выползают иной раз. Просто надо пути искать.

— Давно ли вы были в Воткинске, откуда родом? Вот набрала его название, сразу выскочило: там аквапарк то ли появился, то ли появится. А как со спортивной гимнастикой?

— Перед Новым годом был. Есть там спортивная гимнастика, я же откуда-то взялся? В молодежный состав сборной два парня ездят на сборы. Есть будущее.

— Давид, вы такой бесстрашный…

— Чего это я бесстрашный?

— Напросились на комплимент? Трус не «играет» в гимнастику на шести снарядах, а вы на Олимпийских играх прошли все многоборье — три раза (!), а потом еще и в двух личных финалах выступили. Да при этом умудряетесь за соперниками следить, подсчитывать, сколько вам надо получить… Короче, именно про вас тренеры сказали: без Давида нам олимпийскую программу не вытянуть! Убедила?

— Да, но я же…

— Знаю-знаю, вы не один, вы в команде. Но я не об этом. Вы почему собак боитесь?

— Меня много раз собака кусала.

— Моя душа собачницы протестует: где это она вас кусала? Надо очень постараться даже ради одного раза!

— Да по помойкам я, конечно, не шастал, дома дело было, еще в Воткинске, в детстве. Ротвейлер, который у нас жил, бросался ночью. Я вставал, например, мог ему случайно на лапу наступить…

— А-а, я успокоилась. Вам не повезло с конкретной собакой.

— Ну да, он кусал, кусал, потом его…

— Лучше скажите, отдали.

— Да, отдали.

— Знаете, что история с кольцом, которое вы своей девушке Маше вручили прямо в Рио, взволновала общественность.

— Да, очень много вопросов на эту тему. Словно это главная новость Игр.

 

 

— Уж извините, сами засветились. Я, честно говоря, от вас такого поступка не ожидала. Не романтизм имею в виду, а публичность события. Видимо, бразильские сериалы на подсознание все же поддавливали.

— Видимо, да.

— Напомню известные уже события: вы стоите с ребятами у Олимпийской деревни, Маша — тут же. Никита Нагорный вдруг начал разговаривать с министром Мутко по телефону, передал трубку вам, и Мутко сказал: проверь карманы. Порывшись в них с серьезным лицом, вы достали оттуда футляр с кольцом. Традиционное: «Ты будешь моей женой?». Маша сказала «Да». Вопрос: кто автор сценария?

— А вы как думаете?

— Что-то мне подсказывает, что Никита Нагорный.

— А кто же еще? Выдумщик еще тот.

— А кто звонил-то?

— Никто, будильник. Никита этот сценарий разработал за пару минут, прямо во время выхода из Олимпийской деревни.

— Но подождите, кольцо же вы сами купили, готовились же?

— Кольцо я купил в аэропорту в Амстердаме, в дьюти-фри, там пересадка была долгая, я и выбрал. Предложение — да, собирался делать. Но это необязательно должно было быть в Бразилии. Я хотел сделать предложение с медалью. Вот выиграли «серебро» — понял, что пора. Самое интересное, что я его с собой на соревнование прямо взял.

— Интересно, зачем?

— Чтобы в зале предложение сделать: я хотел подняться на трибуну, где Маша сидела. Мне просто не дали туда пройти. Много журналистов было, со всеми общался сначала. Потом нас посадили в автобус, мы уехали.

— А вы знаете, что были не единственным, кто предложение сделал в Рио на Играх? Была еще китайская пара в прыжках в воду, еще две девочки из регби. Не знаю, уж как…

— …Ну а чего — это их дело. Я не осуждаю, если хотят, если им хорошо — ну и хорошо.

— Вам еще предстоит олимпийский цикл, может, и не один, но вы видите себя дальше в бизнесе, например? Говорят, уже открыли с Машей салон — кругом мишки плюшевые сидят, маникюр и все такое…

— Это Машино дело. Я, конечно, имею к нему отношение, но занимается Маша. А в будущем, если можно это назвать бизнесом, то я вижу спортивный зал. Буквально на днях в Екатеринбурге открыли зал с моим именем для детей — чтобы с ОФП все начиналось, чтобы подготовка была начальная. А хочется и большой зал, чтобы могли там соревнования проводить. Причем высочайшего уровня — чемпионат России или Кубок. И я был бы там, не знаю, как это назвать…

— Чтобы это был ваш зал, вы вкладывали в его развитие деньги, несли за него и ответственность и гордость. Чтобы воспитывали чемпионов. Так?

— Да. Именно так.

— Вам же 14 лет было, когда вы из Воткинска переехали в Екатеринбург. Бабушка могла приехать только два раза в год. Это было мучительно или естественно?

— Она два раза, и я два раза, итого четыре — уже что-то. Смирился. Первый год было тяжко.

— Плакали?

— Да нет. Я плакал только на соревнованиях — на Олимпиадах. На прошлой и на нынешней. В Лондоне я совсем молодой был. Помню, самым первым вышел выступать. Перекладина, которая может выкинуть все, что угодно, с тобой. И только одна мысль: блин, но это же Олимпиада! В Лондоне я в личном многоборье стал пятым…

— Мужчинам не принято задавать такие вопросы, но я все равно задам: у вас слезы близко?

— Нет, это не мое. В себе все держу. Медаль в Рио очень хотелось. Все четыре последних года положил на то, чтобы ее завоевать. Я люблю, когда от меня все зависит, иначе скучновато будет.

— Эта ваша замечательная татуировка «Безумствуй, когда это уместно» — где слова нашли? Специально искали?

— Специально. Я забил в поиск: фразы на латыни. И искал то, что мне отвечает по духу.

— А на латыни — чтобы не каждый понял слова, а если захочет понять, то пусть поищет?

— Ну да. Кто захочет — найдет, а если не надо, то и не надо ему вообще знать.

— Наступит время отдыха, что хотите?

— Я бы хотел уехать — были куплены путевки до Олимпиады. Потом так случилось, что все отменили, потому что встреча у президента, другие мероприятия, сейчас ждем, когда все закончатся, все-таки поедем.

— Давид, а круто ездить на машине, на которой, хотя бы десять дней, вместо номера стоит «Давид Белявский»?

— Не то слово. Очень круто. Причем, мне кажется, не очень важно даже, какая машина была бы, если номера такие. Народ вокруг сигналит. Сначала мы не поняли даже: что такое, чего сигналы со всех сторон? Руками машут.

— Хотелось бы оставить такие номера не на десять дней, а вообще?

— Вот давали бы на четыре года. А дальше — еще, если снова медаль.

— Вы что? Дальше вам другую машину дадут с этим же номером, за вами же должок!

— «Золото» Олимпийских игр? Да, есть такое дело.