Дарья Мороз с готовностью снимается в откровенных сценах, она не связывает свое будущее с Художественным театром, планирует участвовать в новых кинопроектах как продюсер, а также занимается созданием музыкально-поэтического представления для «Зарядья». Об этом актриса рассказала «Известиям» вскоре после премьеры «Чайки» Оскараса Коршуноваса в МХТ имени Чехова, которая прошла незадолго до закрытия театра на карантин.
— В «Чайке» Оскараса Коршуноваса вы сыграли Аркадину. Что значит для вас эта роль?
— Мне понравилось, что моя Аркадина — одна из самых молодых в истории русского театра. Да и папа (режиссер, актер Юрий Мороз. — «Известия») порадовался, что дочь получила такую роль. Но если бы не Оскарас, я бы не согласилась участвовать. Он так интересно рассказал, что собирается с нами делать, отказать уже было невозможно. И если уж уходить из театра, то именно так — сыграв Аркадину на Основной сцене.
— Вы уходите из МХТ имени Чехова?
— Планирую остаться на контракте, играть текущие спектакли, от них не отказываюсь. Но свое будущее с Художественным не связываю. Мне хочется обрести свою новую театральную команду — я имею в виду режиссера и тех, кого он соберет. Потому что команда Богомолова, с которой я работала семь лет, трансформируется. Когда не стало Олега Павловича Табакова, она потеряла площадку МХТ, у Константина появился свой театр (на Малой Бронной. — «Известия»), где он создает что-то свое.
Артист развивается под руководством грамотного режиссера, это всегда тандем. Сейчас это время прошло. Я благодарна Константину Юрьевичу, который воспитал меня как актрису, сделал для меня очень много. Смею надеяться, что и я для его спектаклей сделала немало.
— Играть актрису проще или сложнее, чем представителя иной профессии?
— Думаю, гораздо сложнее. Хотя изначально роль Аркадиной не казалась мне сложной, она стала такой в процессе. Трудно быть честным. Все артисты хотят прикрыть свою природу, истеричность, склонность к экзальтации. Особенно это касается артисток за 35–40 лет, когда они превращаются в тех самых Аркадиных, с возросшим нарциссизмом, страхом возраста и отсутствия ролей. Говорить об этом честно — сложно, но интересно.
Я не люблю эти проявления ни в себе самой, ни в других женщинах, ни в актерской профессии как таковой. Быть истеричкой — деструктивно.
Кстати, ее сын Треплев — тоже истерик. Но он такой «припадочный», потому что видел мать в подобных проявлениях, она его не щадила. Я тоже порой не щажу свою дочь. Это отголоски актерской природы, которая сама по себе неприятна. При этом Аркадина может быть обаятельной даже в истерике.
— Чего в вашей героине больше всего от вас самой?
— Ее бешеной энергии, способности заряжать всех окружающих. Я считаю себя стервой честной, потому что признаю в себе эти проявления.
У Аркадиной проявляется «супер-бабизм», собственничество, отчаянные попытки не взрослеть, оставаться девочкой, сохранить для всех внешнюю привлекательность, удержать Тригорина. Желание не вырастать в ней очень велико, мне кажется, в этом она соперничает с сыном. Но она и жертва, потому что все от нее чего-то хотят: один — внимания, другой — денег... Ее можно понять, она борется за свои права и желания, но вот такими способами.
— Многих знатоков театра возмутило, что вы говорите со сцены реплики, которых не было в пьесе. Разве текст Чехова требует дополнений?
— Не понимаю эти претензии, ведь в спектакле мы говорим от себя максимум 10 фраз. Эти фразы рождаются импровизационно и дополняют историю в начале и в интермедии внутри спектакля. И есть несколько небольших цитат из «Гамлета», мы делаем отсылки намеренно. Концепция спектакля: «весь мир — театр». Всё связано. Непонятно, где театр перетекает в жизнь и наоборот.
Мой персонаж постоянно общается с залом, поэтому мне показалось это уместным. Интерактив соответствует концепции спектакля, делает его живым и современным. Хотя люди с архаичными представлениями могут этого не понять. Думаю, Чехову спектакль бы понравился, там ничто не противоречит его тексту. Он был человеком прогрессивным.
— Оскарас Коршуновас как-то сказал, что русские уж очень мучаются на сцене. А театр — это не трудно, а легко, интуитивно и импровизационно.
— Оскарас часто использует этюдный, импровизационный метод, он режиссер, который во многом идет от артистов. Все герои «Чайки» или работают в театре, или пишут для него, хотят в нем оказаться... Поэтому импровизационная часть перед спектаклем делает зрителя соучастником действа, частью театра. Всё это поддерживает концепцию Коршуноваса.
Ждать от европейского режиссера классического Чехова не стоит. Способ нашего сценического существования — агрессивно-эмоциональный, драматический. Но на него надо смотреть глазами Оскараса. А это холодный взгляд. Я всегда говорю, что при подходе к любому материалу для меня режиссер важнее, чем автор. Потому что без режиссера спектакля не будет, а автора найдете в книжке. Спектакль — произведение режиссера, его взгляд на автора.
— То есть прежде чем идти на спектакль, надо понимать, какой режиссер делает постановку и что у него за стиль?
— Да, публика должна понимать, идет она на Богомолова, Серебренникова, Коршуноваса, Женовача, Бутусова. Я люблю зрителя умного, который идет в театр не просто за развлечением, а за новым впечатлением. Здорово, когда человек смотрит постановку с открытым разумом и сердцем, а дальше уже решает, его это или нет. Мне кажется, в «Чайке» много линий, над которыми надо подумать, соотнести Чехова с Шекспиром, например. Ни одной случайности в спектакле нет.
— В первые дни карантина вы с пианистом Иваном Рудиным провели онлайн-концерт «Времена года» в пустом зале «Зарядья». Каково было выступать без публики?
— С Иваном мы работаем уже два года. Он виртуозный пианист, руководитель Московского государственного симфонического оркестра для детей и юношества (МГСО). Периодически мы делаем концерты вдвоем или с оркестром. Недавно представили симфоспектакль «Мастер и Маргарита» с Игорем Миркурбановым на Большой сцене в «Зарядье». Теперь там же прошел концерт «Времена года», но без зрителей. В зале — только несколько камер и пара сотрудников. Это было очень странно, ведь обычно отталкиваешься от реакции зрителей. Здесь поддержка была только от Ивана. Читать в пустоту, без ответной энергии — непривычно. При этом онлайн-трансляция дала возможность многим людям из разных городов увидеть концерт. Но, надеюсь, в сентябре мы выступим уже перед реальными зрителями. Мы с Иваном и МГСО готовим программу с музыкой из «Шехерезады» Римского-Корсакова.
— Вы увлеклись классической музыкой?
— Я давно работаю в чтецком жанре. Мне кажется, мало кто им занимается всерьез. Зрителям не хватает стихотворной культуры. Сама я в детстве музыкой не занималась, но эмоционально всегда воспринимала ее остро. В работе над концертными программами получаешь как артист другое ощущение от музыки, а текст его дополняет.
— А вдруг потом захотите не только читать стихи под музыку, но и писать, как это делает ваш коллега Игорь Верник?
— Ни в коем случае. Сейчас такое количество хороших авторов, что я бы предпочла их читать, а не писать сама. Я в этом не талантлива.
— Вернемся к кино. Несмотря на популярность сериала «Содержанки», креативным продюсером которого вы стали, критических отзывов хватает. Многие считают его невразумительным и переоцененным. Еще одна претензия — искусственно затянутое развитие сюжета и показной цинизм. Вас это задевает?
— Я довольно самокритична, знаю свои сильные и слабые стороны, стараюсь работать над собой. Что касается критики, то каждый человек имеет право на мнение, если это не хамство и не оскорбление. На такое я не реагирую, культуру общения еще никто не отменял. «Содержанки» — продукт высокого качества, его делают невероятно тщательно, с высокопрофессиональной командой — от продюсеров и режиссеров до сотрудников, отвечающих за реквизит. Нам кажется, мы максимально серьезно подходим к производству, выверяем даже незначительные детали и стараемся, чтобы он был классным, интересным и привлекательным для зрителей. Дальше дело вкуса каждого.
— Про что он? Детектив или карикатура на светское общество?
— Это безоценочное наблюдение за определенным кругом людей. История про то, какое влияние на общество имеют деньги и власть. Как персонажи меняются под их воздействием или, наоборот, не меняются. Я не считаю, что «Содержанки» — сериал про разврат и гадов, у которых руки в крови. Большинство не хочет говорить и думать про себя правдиво. Наше общество не готово даже честно говорить про секс. А ведь это огромная часть жизни каждого человека.
Люди с трудом воспринимают голое тело на экране. Оголить пятую точку очень легко, сложно это сделать, чтобы было обсуждаемо и похоже на правду. Говорить про откровенные вещи честно — это вызов. Именно этим сериал цепляет, потому что он про секс, деньги, смерть, взятки, общество, дружбу, разные проявления любви и человека. Отрицание вызывает именно это: как мы позволили себе высказываться настолько просто, безэмоционально?
— В сериале олигарх бросает всё и влюбляется в женщину-следователя за 30 с ребенком. Думаете, такое действительно возможно?
— Смею предположить, что Глеб Ольховский, герой Владимира Мишукова, несмотря на большую власть и деньги, неожиданно для себя действительно полюбил Лену, а она — его. Наверное, так случается, люди из разных сословий могут сойтись и поступиться какими-то принципами. Да и мой персонаж прекрасно понимает, на что идет, когда меняет одну жизнь на другую. Мы знаем огромное количество случаев, когда люди с большим состоянием брали себе в жены стриптизерш и дам другого материального или социального уровня.
— Вы в этом фильме часто появляетесь в эротических сценах. Сознательно провоцируете или считаете, что это отражение реальности, которой не надо стесняться?
— В искусстве, если действие оправданно, фактически нет запретов. Фильм сознательно ломает стереотип о невозможности показывать эротическую сторону жизни в кино. Вслед за нашей картиной вышел фильм «Текст» с очень откровенной сценой, круто сделанной Кристиной Асмус. Это большой шаг и риск, она классно сыграна, там всё правдоподобно, но этот эпизод тоже вызвал массу споров.
Я это делаю, потому что я смелая актриса и считаю, что это адекватно. Такие сцены демонстрируют персонажа, я и сама сплю без пижамы. Во многих зарубежных фильмах, которые я смотрю, голое тело — не табу, и меня эти сцены как зрителя не шокируют.
— В прошлом интервью «Известиям» вы говорили, что хотите начать продюсировать кино и сериалы. Как вам на этом поприще?
— «Содержанки» — мой первый продюсерский проект. Для меня это был год учебы, которая еще не закончилась. Год перехода в новую профессию. Сложно и интересно совмещать функцию артистки и продюсера. Не собираюсь останавливаться. Я могу быть эффективна в новом качестве, да и идей масса.
— Как вы относитесь к тому, что глянцевые СМИ называют вас дивой?
— Дивы для меня — Марлен Дитрих, Любовь Орлова, Кейт Бланшетт, Шарлиз Терон. Наверное, это такая фигура, которая обладает «самостью», профессионализмом, чувством стиля и внутренней энергией, фигура, которая привлекает людей. Это уникальный человек, задающий тренды в профессии, искусстве, моде. Дива — это про личность. Надеюсь, что я правильно развиваюсь как личность, это привлекает внимание и для кого-то становится ориентиром. Приятно слышать такую оценку, но я на этом не зациклена. Иду своей дорогой, которая, может, и не всегда правильная, но она моя. Если моя фигура когда-то станет символом поколения — это будет моя личная победа. В том числе над самой собой, поскольку будет означать, что я всё правильно делала. Но судить об этом еще рано.
Анна Позина
