В Ленинградской области начались съемки многосерийного фильма «Обитель» по одноименному роману Захара Прилепина. Действие разворачивается в Соловецком трудовом лагере в конце 1920-х годов. С режиссером картины Александром Велединским встретился обозреватель «Известий».
— Когда «Обитель» выйдет на экраны?
— Года через два. Это будет сериал, но есть идея смонтировать и полнометражную версию для кинотеатров. Я не люблю, когда из сериалов делают кино, но, видимо, это тот самый случай, когда придется это делать, отдельных денег на полный метр нет. Еще есть идея сделать сюжетное ответвление — спин-офф.
— Насколько сильно экранизация будет отличаться от романа?
— Мы добавили некоторые сюжетные линии. В замечательном романе Захара есть внутренние монологи героя. Как из этого сделать зрелищное действо? Включить закадровый голос? Бывают великие картины с закадровым голосом, мы их знаем, но в данном случае это было бы скучно.
Более интересный вариант — дописать какие-то истории, основываясь на дневниках, фигурирующих в романе, сделать отдельные сцены для второстепенных персонажей, которые влияют на главного героя и его проявления. Еще мы придумали сны, флешбэки, основываясь на некоторых репликах.
Но, надеюсь, духу романа мы верны, и прежде всего это касается образа главного героя, которого играет Евгений Ткачук. Это сложный, необычный персонаж. Как Захар говорит, это или человек без свойств, или человек со всеми свойствами. Как эту двойственность отразить? Мы с этим бьемся до сих пор.
— Прилепин как-то влияет на вашу работу?
— Нет. С его стороны — полное доверие. Но иначе я бы и не стал снимать.
— Один из предыдущих ваших опытов с современной отечественной прозой — «Русское» по мотивам произведений Эдуарда Лимонова. Он тоже не вмешивался в создание фильма?
— Когда мы делали «Русское», Лимонов сидел в тюрьме, ему было трудно повлиять. А продюсер нам сказал: «Вы купили права, это ваш фильм, делайте, как считаете нужным». Но когда Лимонов увидел результат, мы с ним стали близкими товарищами, даже друзьями. Ему понравилась картина, хотя она очень «по мотивам».
— На фестивале «Окно в Европу» вы представили вашу новую картину «В Кейптаунском порту», сценарий для которой был создан более 15 лет назад. Как изменился образ фильма за эти годы?
— Никаких глобальных изменений не произошло. Просто я делал фильм уже как исторический. А если бы я снимал его в конце 1990-х, когда написал сценарий, это была бы современность. Ну и актеров пришлось заменить.
— Первоначально у вас должен был сниматься Олег Янковский. В итоге предназначенную ему роль сыграл Владимир Стеклов. Это совершенно разные актеры и по психофизике, и по амплуа.
— В этом и смысл. Второго Олега Ивановича Янковского нет, и я понимал, что думать в этом направлении бессмысленно. Поэтому я сделал разворот на 180 градусов и стал искать совсем другого артиста. Мне кажется, Владимир Александрович оказался на высоте. Но если бы фильм снимался, как задумывалось, в 2008-м, там не было бы Жени Ткачука. Кто тогда знал Ткачука? Он сам себя как актера не знал.
— Сейчас часто делят кино на зрительское и авторское.
— Так всегда было.
— А вы свой фильм воспринимаете каким?
— Я его определяю как арт-мейнстрим — авторское кино, снятое по законам жанра…
— …или жанровое кино, снятое автором. Там есть элементы криминальной драмы: побег из больницы, ограбление и предполагаемое убийство, дележ наследства. Но это лишь внешняя сторона. Вспомним Достоевского, который писал детективы, а получались «Братья Карамазовы». Я ни в коем случае не сравниваю себя с ним, но это то, к чему я стремлюсь. Из русской классики он мне ближе всего.
— Существует мнение, что в России не получаются жанровые картины, «конвейерное» кино. Но в последние годы вышло несколько успешных блокбастеров. Можно ли сказать, что есть положительные изменения в этом направлении?
— Они неизбежны. Ведь жизнь меняется, да и бюджеты. Сейчас, например, снимают «Конька-Горбунка». Глобальный проект. Очень надеюсь, что у Сергея Сельянова и Олега Погодина (продюсер и режиссер фильма. — «Известия») всё получится. Так что сдвиги есть, и это радует. Я люблю жанровое кино так же сильно, как и авторское.
— Есть надежда, что со временем в России будет столь же сильное жанровое кино, как в Голливуде?
— Нет. Этого не будет. Но у нас будет что-то свое. Мы все равно другие, у нас иная ментальность. И как бы мы ни пытались, все равно мы останемся теми, кто мы есть. Еще недавно наше современное кино не знали в мире. Наша задача — сделать так, чтобы узнали.
Когда я впервые прилетел в Нью-Йорк, зашел в видеотеку. Это был 2001 год, еще продавались видеокассеты. На полочке с надписью «великие режиссеры» стоял «Сталкер». Я спросил у американцев: «Какое русское кино вы знаете?» Они задумались, потом назвали Михалкова. «А Тарковского знаете?» — «Нет». Я подхожу к этой полке: «Вот «Сталкер», его фильм». Тогда они воскликнули: «О, значит, Тарковский делает деньги!»
Если фильмы режиссера продаются в нью-йоркской видеотеке, в понимании местных жителей он успешный. Если нет — значит, нет. В Лос-Анджелесе ситуация совсем иная. Зайди там в любой бар выпить чашку кофе, спросят: «Откуда?» — «Из России». — «О, Тарковский!»
— Там лучше знают наше кино?
— В Голливуде просто другая атмосфера. Там все бармены и официанты — будущие кинозвезды. Или никто.
— Вернемся к фильму «В Кейптаунском порту». Вы показали в нем «бандитский» Петербург. Вы сознательно сделали это карикатурно?
— Конечно. Этот фильм — сказка и не имеет никакого отношения к модному сегодня гиперреализму, мне лично очень надоевшему. Но я бы сказал, что это не карикатурность, а гротеск.
— Сейчас много споров о 1990-х. Как вы относитесь к этой эпохе?
— Как к истории моей страны. Она такая-сякая, разная, но это история моей страны. Я ее уважаю во всех проявлениях. Цой пел: «И мне не нравится то, что здесь было, // И мне не нравится то, что здесь есть». И мне тоже не нравилось то, что здесь было, и мне может не нравиться то, что здесь есть, но это моя страна, я ее люблю и воспринимаю ее историю такой, какая она сложилась
