Поколение современных примадонн близко к зрителям, не все любители оперы готовы к авангарду на сцене Большого театра, а карьеры певцов начинаются с «влетов» в постановки. Об этом «Известиям» рассказала солистка Государственного академического Большого театра (ГАБТ) Анна Аглатова. Она представила нашу страну на Первом Турецко-российском фестивале классической музыки в Анталье.
— На Турецко-российском музыкальном фестивале вы выступаете с оркестром «Виртуозы Москвы» Владимира Спивакова. Каково работать с таким перфекционистом, как маэстро?
— Маэстро Спиваков - мой первый дирижер. Он знает меня с начальных ступеней моей карьерной лестницы. Это было в 2000 году. Я только приехала в Москву и поступила на первый курс Гнесинки. И, как говорится, оказалась в нужное время в нужном месте. Владимир Теодорович заметил меня, и я стала стипендиатом Фонда Спивакова. С тех пор, он мой крестный отец на сцене. Нас связывает настоящая дружба.
— Как выбиралась программа для фестиваля? Учитывал ли маэстро ваши предпочтения?
— Владимир Теодорович очень хорошо знает меня и мои вкусы. Старается сделать яркую «обертку» для музыканта, выбирая интересную программу для него.
Фестиваль будет проходить в античном амфитеатре в Сиде. Ему 2 тыс. лет. Открытая площадка, на которой я выступлю впервые. Поэтому немного волнуюсь, ведь у меня важная миссия: я представляю свою страну. Хочется, чтобы культурные связи России и Турции становились еще крепче.
— Вас называют второй Чечилией Бартоли или ее младшей сестрой. Быть второй даже после Чечилии не обидно?
— Я не вторая. Для меня определенная честь, что в Европе и в России наши имена порой ставят рядом. Как любая личность, скажу, что первой после Чечилии стоять очень почетно. Но мы не можем быть №1 или №2, потому что мы совершенно разные. Да, похожи как сестры, обе эмоциональные, но я считаю, что у каждой певицы своя харизма, отличающая ее от других.
— Вы стали самой молодой солисткой Большого театра, придя туда в 20 с небольшим лет.
— Я пришла в Большой маленькой и неопытной девочкой. И за это должна сказать огромное спасибо людям, которые меня приняли в труппу прославленного коллектива: художественному руководителю Александру Александровичу Ведерникову и директору оперы Маквале Филимоновне Касрашвили. Они дали мне аванс, и на данный момент я не подвела их, чему безумно счастлива.
— В беседе с «Известиями» гендиректор Большого театра Владимир Урин посетовал, что молодые артисты ГАБТа порой предпочитают работу на других сценах выступлениям в своем. В результате теряют Большой театр. Как обстоит дело в вашем случае?
— Я слышала о нескольких таких прецедентах. Что касается меня, я уже давно не разделяю себя и Большой театр. Я здесь работаю уже почти 14 лет. Для меня Большой театр всегда стоит в приоритете. В моей жизни были ситуации, когда приходилось отказываться от европейского контракта. Думаю, всегда есть возможность найти компромисс, в первую очередь думая о своем театре, не терять возможности развиваться еще где-то.
— От чего вы отказались?
— Несколько лет назад у меня были вопросы по поводу отъезда на оперный фестиваль в Вероне — я отказалась. После этого у меня не было проблем с отъездом в Венскую государственную оперу. Позже я нашла компромисс с театром и поехала на фестиваль в Вербье (Швейцария).
— Чтобы оправдать доверие театра, сначала отказались от одного контракта?
— Ни в коем случае. Это не делается специально. Если я понимаю, что нужна театру, нахожу выход. Здесь нет вопроса — уступить, чтобы потом уступили тебе. Ты понимаешь, что для тебя важно. Довольно часто мои коллеги в театре говорят: «Зря я согласился поехать туда. Если бы я знал, что у меня будет здесь!» Это правда.
Быть солисткой Большого театра — огромная честь, это не только потому, что такое название и что ему несколько сотен лет, нет. Если хотите, это патриотизм. Ты являешься частью очень особого мира, а этот мир — часть твоей страны, ты представляешь его на всех площадках мира. В любом случае, даже когда я куда-то еду, я остаюсь солисткой Большого театра и хочу представлять этот театр во всем мире, чтобы знали, что в театре такие певцы есть. Это очень важно. Театр это тоже понимает и поэтому идет навстречу своим солистам, отпуская их.
— «Альцина» — спектакль, в котором вы поете, — получила «Золотую маску». Как вы чувствуете себя в условиях авангардной режиссуры?
— Не все готовы пока к авангарду на сцене Большого театра, но считаю, что и это должно быть. Да, режиссура спорная. Возможно, она заставила меня какое-то время поразмыслить, насколько я готова открываться как актриса на сцене. Поразмыслив, пришла к выводу, что, когда мы говорим «искусство требует жертв», «красота требует жертв», мы понимаем это слишком буквально. В итоге то, что я приняла эту режиссуру, внесла в нее что-то свое, дало очень хороший результат. Многие критики сказали, что моя роль - это прорыв года.
Мы живем в XXI веке, но не все люди понимают, что такое оперное искусство. Я уверена: чем больше людей придет в оперный театр, тем больше влюбленных в это искусство появится. Дело не в авангардности постановки, а в том, что она показывает суть любви. После спектакля мне пишут зрители: «Феноменально, но я поняла всё — что такое любовь, как я жила, как надо».
Мы не привыкли, что чувства на сцене обнажаются до такой степени, что больно не только актерам, но и людям в зале. Они плачут. Может быть, так было давно, во времена великих див, но потом был период, когда пропал интерес к театру. Сейчас он возвращается, и я безумно этому рада.
— Сейчас оперной певице надо не только уметь петь, но и быть драматической актрисой. В спектакле «Свадьба Фигаро» с вами работал режиссер Евгений Писарев. Можно сказать, он не щадил оперных певцов, ставя их порой в неловкое положение. Вам даже приходилось петь вниз головой, лежа на столе. Каково вам идти на такие жертвы во имя искусства?
— Я безумно счастлива, что мне удалось познакомиться с Евгением Писаревым. Он открыл во мне настоящую актрису. Евгений Александрович, заботясь о голосе, поставил в приоритет личность героя и этим сделал спектакль более живым. В следующей его постановке «Севильский цирюльник», где я дебютировала в партии Розины, было то же самое: он заботился о голосе, но дал столько гротеска и юмора в спектакле — иногда певцы забывали о том, что надо петь. Это хорошо.
— Большой театр приобрел Камерную сцену. Как вы оцениваете движение ГАБТа вширь?
— Я очень рада тому, что расширяются границы не только Большого театра, а вообще оперного искусства. Чем больше зрителей будет идти на оперу, тем больше людей поймет, что опера — это не скучно. Сейчас у Большого театра есть возможность показывать одновременно несколько спектаклей для большего количества зрителей. Сцена Театра Покровского, которая стала Камерной для ГАБТа, сейчас имеет серьезный зрительский интерес.
— Если предложат стать участницей спектакля на Камерной сцене, вы согласитесь?
— Конечно. Это все-таки мой театр! Мне кажется, что уже никто не разделяет величину подмостков. Солисты выступают на всех сценах, невзирая на то, Камерная она, Малая, Большая, Новая, Историческая.
— У вас в Instagram 20 тыс. подписчиков. Этого достаточно, чтобы к вам постучались рекламодатели. Чтобы вы в своих постах ненавязчиво написали об их нарядах или косметике. Были ли такие обращения?
— Стучались уже. Я отказываюсь и даже не запоминаю, что мне предлагают. Реклама в соцсетях — неправильно для оперного певца. Я занимаюсь искусством, мое дело — творчество. Это мое сознательное решение. Для рекламы есть другие люди. Я хочу, чтобы моим подписчикам было интересно наблюдать за моей жизнью. Здесь я с ними общаюсь. И никогда не стану использовать их для заработка.
— Вам не хочется еще большей популярности — чтобы вас знал не только узкий круг поклонников оперы, а широкая публика?
— Если говорить о более широкой аудитории, я бы хотела что-то сделать, но в большей степени для того, чтобы еще больше людей привлечь к опере. Мне обидно, когда все думают, что оперная дива — это нечто неземное. Да, неземное, потому что у нас уникальные голоса. Но сейчас время «див в джинсах». Поколение современных примадонн близко к зрителям, а они еще об этом не знают.
— Самый короткий путь к популярности — скандал. Как вам такой вариант пиара?
— Это забавно, но нет. Не должно искусство нашего порядка быть запачканным скандалами, нехорошо это.
— У современных «див в джинсах» есть кумиры или ориентиры?
— «Кумир» — нехорошее слово. Не сотвори себе кумира. Есть ориентиры, но есть и хорошее выражение: «Самый главный ориентир — это я завтра».
Мне очень многие певицы нравятся. Перечислять не стану. Я их очень люблю, уважаю, но все-таки я гоняюсь за собой. Вторая за кем-то? Нет, не надо. Я первая после кого-то, например после Чечилии, но я первая и для себя, а завтра буду первой для себя вчерашней. Это только моя философия, я никому ее не навязываю никоим образом. Я так живу.
— Вы работали над собой, чтобы добиться такой высокой самооценки?
— Творческие люди очень любят самокритику. Поэтому в стремлении быть лучше очень много работаем над собой в репетиционном зале и дома. Меня серьезно закалила сцена. Столько лет работы в Большом научили кое-чему. Приезжают новые дирижеры, режиссеры, сталкиваются интересы, восприятие. Музыка — очень субъективная вещь. Мой взгляд может не совпадать с чьим-то. Поэтому и компромиссы приходится искать.
А еще, когда очень много работаешь, не всегда состояние заставляет тебя быть счастливой. И тогда приходишь к выводу, что не состояние делает тебя, а ты — состояние. Надо полюбить себя. Может быть, кто-то, не получая результата, сдается. Я бы посоветовала каждому работать над собой.
Дверь закрыли — в окно, окно закрыли — в форточку, форточку — значит, где-то щелка есть. Я говорю о работе именно с внутренним миром своим. Не надо после первого же критического слова сдаваться. Даже если я и хотела это на минутку сделать, через две минуты эта мысль уже исчезала. Потому что я очень люблю свою профессию и свой голос.
— Одно время было модно петь дуэтом оперным и популярным певцам. Вам не хотелось такого эксперимента?
— У нас в задумке есть работа с одним замечательным популярным артистом. Пока держим это в тайне, потому что должен быть сюрприз. Надеюсь уже в сентябре представить его на суд публики. Возможно, после этого кто-то откроет для себя оперу и придет в театр.
— У вас под три десятка партий на сцене Большого театра. Наверняка завистники говорили, что вы поете всё, что ни захотите, и тому есть объяснение — чья-то поддержка.
— В нашем мире, к сожалению, всё завязано на конкуренции, поэтому, наверное, и завистники есть. А только партий, наверное, много, потому что я очень хотела их. Я верующий человек, считаю, что всё это провидение. Если очень хотеть и при этом еще и работать, найдутся пути, по которым к тебе придет то, чего ты желаешь.
— Учи партию, даже если не получил роль, и знай, что настанет момент, когда ты сможешь спеть ее. Например, артистка заболеет. Об этом вы говорите?
— Мой дебют в Венской государственной опере состоялся именно так. У меня была готовая партия. Я прилетела в Вену, два дня репетиций, и вот я дебютирую в партии Норины. С этого начинаются карьеры многих певцов — вот с таких влетов в постановки
Зоя Игумнова
