Как часто в тревожной жизни планеты 80-х годов, и особенно в наши дни, память о прошлом выверяет ценность настоящего, смысл наших сегодняшних поступков и действий, дает ориентиры на будущее или звучит предостережением...
Хмурые облака плыли над Невой. Будто их отражение, мчались по реке такие же хмурые льдины. Может быть, еще и поэтому показался сумрачным дом № 13 на 2-й линии Васильевского острова. Но в том, другом декабре сорокадвухлетней давности дом этот был действительно сумрачным. Тогда в одной из его холодных квартир на первом этаже 12-летняя ленинградская школьница Таня Савичева сделала первую запись в своем страшном дневнике, ставшем впоследствии всемирно известным обвинением военным преступникам на Нюрнбергском процессе. «Женя (сестра) умерла 28 декабря в 12.30 1941 года». Потом с неумолимой последовательностью в январе, марте, апреле и мае смерть увела из этого дома, из этой семьи еще пятерых близких Тане людей и подвела девочку к последней записи: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».
Как стало известно вскоре после войны, умерли не все Савичевы. Вернулась в Ленинград из эвакуации вместе с Невским машиностроительным заводом старшая сестра Тани Нина Николаевна. Воевал в партизанах, был ранен, а потом поселился в городе Сланцы брат Михаил — не смог, узнав обо всех потерях, жить в Ленинграде.
Они искали сестренку. Нина Николаевна нашла дальнюю родственницу семьи, у которой Таня провела свои последние блокадные дни. Но у той осталась лишь картонная коробка, в которую девочка сложила мамину подвенечную фату, свадебные свечи и записную книжку старшей сестры — тот самый дневник. Лишь спустя годы Нина Николаевна узнала, что ее сестру вместе с другими ленинградскими ребятишками-сиротами вывезли в Горьковскую область. Врачи пытались спасти истощенную девочку, но не смогли — 1 июля 1944 года ее не стало...
И все же, как ни горьки были эти утраты, жизнь оказалась неистребима: две ветви рода Савичевых дали новые побеги. Ушло в рост следующее поколение: сын Нины Валерий — мастер производственного обучения в сварочном машиностроительном техникуме, сын Михаила Владислав — начальник смены на шахте «Ленинградская» в Сланцах. А у них — дочери Светлана и Оксана. Внучатые племянницы Тани. Ее жизнь — 14 лет — они уже прожили и теперь как бы продолжают жить за нее дальше.
— Бывают минуты — поворот головы, серьезный взгляд исподлобья, — когда Света удивительно похожа на Таню, — это нам говорила Нина Николаевна о внучке-семикласснице.
... К Савичевым (муж Нины Николаевны — Владимир Степанович, бывший военный летчик) мы попали на следующий день. Словно по заказу засинело небо над Невой, солнце промыло окна. И на душе стало как-то светлее.
Скромно, но и с достатком обставлена квартира на 11-м этаже современного дома на Охте, совсем в другой стороне от Васильевского острова. Память, больная, кровоточащая, осталась по старому адресу, а жизнь справила новоселье. Но и здесь, на новой квартире, на видном месте — портрет Тани, не тот, что обошел многие издания, а другой, более теплый, выкадрированный из общей фотографии учениками школы № 35, той, где она училась и где теперь создан музей, рассказывающий об ее короткой жизни.
Мы неожиданно попали на семейное торжество: отмечалось 65-летие Нины Николаевны. Я вглядывался в ее приветливое, с мягкими чертами лицо, слушал тихий, чуть печальный голос, слышал складную, толковую речь и ловил себя на мысли, что вот так же сейчас могла выглядеть Таня. Нина Николаевна, видно, уловила эту мою мысль: — Из пяти братьев и сестер я была старшей, Таня –младшей. А между нами — одиннадцать лет. Ей 23 января исполнилось бы 54 года. А там рядышком — и Татьянин день. Но будем считать, что этот день — сегодня, раз уж вас привела к нам память о Тане.
Нина Николаевна, повременив с застольем, достает толстую папку. Газетные и журнальные вырезки. Поэма Сергея Смирнова «Сердце и дневник». Документ, свидетельствующий о том, что открытой в Крымской обсерватории малой планете № 2127 дано имя Тани Савичевой. Так что и сейчас доходит до нас свет далекой голубоглазой звездочки... Среди затертых до слепоты газетных вырезок — памятное выступление по Центральному телевидению 28 мая 1972 года американского президента Ричарда Никсона, находившегося с визитом в СССР, посетившего тогда Пискаревское кладбище и увидевшего Танин дневник: «Работая во имя более прочного мира на земле, будем же помнить о Тане и о всех других Танях, их братьях и сестрах повсюду. Давайте делать все возможное, чтобы ни одному ребенку в мире не пришлось пережить то, что пережила Таня, чтобы ваши дети и наши, и все дети мира могли вместе прожить всю свою жизнь в дружбе и мире».
— Это были хорошие слова, — вспоминает Нина Николаевна, — но ведь только слова. Слушала я тогда и недоумевала: Никсон говорил их в то время, когда американские бомбы падали на головы вьетнамских Тань. А теперь с такой же угрозой, но уже всему миру выступает Рейган, опять-таки прикрываясь словами о якобы грозящей опасности. Как же может нормальный человек обвинять в агрессии страну, которая спасла мир от фашистской чумы?
Она бросает взгляд на Танин портрет, снова переводит его на Светлану.
— Поверьте, для меня это не просто слова. Это пропущено через сердце. Я помню войну, помню, как рыла окопы под Ленинградом, помню, как свистели над головой снаряды. Война — это страшно. Чтобы победить ее, нужна вера в силу, разум и волю народов и правительств. Такую веру дает всем нам Заявление Юрия Владимировича Андропова. Недавно у нас в Ленинграде прошла антивоенная манифестация. Это было впечатляюще — не помню такого накала чувств, такой искренности и единения людей. В этом наша сила, на том и стоять будем.
... За серьезным разговором семейный праздник у Савичевых чуть сдвинулся, но первым тостом на нем было: — За торжество жизни!
ЛЕНИНГРАД, декабрь
