Эти строчки я дописываю, готовя материал к публикации. Это сон из будущего. Я набираю их на клавиатуре компьютера, перед тем, как пойдет рассказ о прошедшем дне. Эти строчки я пишу 14 марта 2013 года.
Ночью спал плохо, отвратительно, и всё Сергей Александрович Капков. Нет, я знаю, он человек интересный, талантливый, думающий, ищущий. Благодаря его усилиям Москва становится лучше: парки, катки, музеи, театры, различные выставки, а какие праздники, фестивали! Кинотеатры становятся кинотеатрами.
Да и театральная общественность, за исключением бывшего театра Гоголя, хорошо относится к Сергею Александровичу Капкову.
Я говорил на эту тему с моими старыми друзьями А.А. Калягиным, О.П. Табаковым, М.А. Морозовым и другими режиссёрами, они в один голос поддерживают Сергея Александровича.
А вот мне с департаментом культуры Москвы не везет.
Я даже дозвониться не могу.
Трачу порой на телефонные звонки в день полтора часа, и никакого результата.
Мне обещают перезвонить, и не перезванивают, мне говорят, что сообщат о встрече с Сергеем Александровичем, и не сообщают.
Мне подтверждают, что Сергей Александрович хорошо ко мне относится и готов со мной встретиться.
Эту фразу слышу после того, как полтора-два часа дозваниваюсь, и с большим трудом добираюсь до Анастасии или Анны, его помощниц. А в основном слышу в телефонной трубке длинные гудки, когда часами никто не подходит, или короткие, когда часами занято.
Наверное, Анна и Анастасия прекрасные помощницы, но у меня настроение каждый раз падает, и чувствую себя унизительно. Впрочем нет, меня унизить невозможно. Но это отдельный разговор, мое отношение к унижению.
Во сне я дозванивался в приёмную Капкова. О, если описать мой сон, будет ещё та фантасмагория.
Но добьюсь.
Вот мне и Андрей Владимирович Шаронов сказал, что мне с Капковым встретиться надо, да и Владимир Михайлович Платонов, Алексей Геннадиевич Комиссаров поддерживают меня, и все они положительно отзываются о Сергее Александровиче Капкове, и удивляются, что я не могу с ним встретиться.
Утром проснулся с тяжелой головой, до Капкова во сне так и не дозвонился.
А теперь возвращаюсь к записи, сделанной 4 месяца назад, дневник же публикую с задержкой 4 месяца.
Судьба меня испытывает. Прохожу проверку на прочность. Просыпаюсь утром и говорю: «А что? Я проснулся. Относительно здоров. Вот сейчас встану, и буду заниматься делами. Спасибо судьбе».
В дневнике я почти не пишу о своем здоровье. А тут так все наложилось, сложилось, переплелось, что вынужден признаться: я испугался, не сразил ли меня довольно серьезный недуг.
Утром мне позвонили из больницы, где я сдавал все анализы.
«Не волнуйтесь, у Вас все в порядке».
Как же я люблю Владимира Николаевича Яковлева, главного врача больницы им. Боткина).
После этого известия я похлопал радостно в ладоши, прокричал непонятно кому: «Все ОК! Все замечательно! Будем жить, работать и радоваться!» Быстро позавтракал, быстро спустился с лестницы (только пешком, никакого лифта), быстро дошел до гаража, быстро завел машину, быстро выехал из гаража, резко затормозил...
Вышел из машины и все-таки закрыл гараж.
В офисе все шло неплохо. Петр Сергеевич показал мне еще двоих претендентов на должность консультанта. Хорошие ребята, но они нам не подходят — плохо говорят, безграмотны, мало образованы, идут на собеседование, даже не посмотрев, чем мы занимаемся, что из себя представляют наши сайты.
Я договорился с двумя газетами о публикациях. Обещали почти бесплатно сделать рекламу. Реклама нам невероятно нужна. Долго говорил сегодня по телефону с Ясеном Николаевичем Засурским, президентом нашего факультета. Он своеобразно отреагировал на мое решение покинуть факультет журналистики:
— Не торопитесь, не торопитесь, дорогой мой, давайте мы с Вами встретимся и все обсудим. Вы же у нас тридцать лет проработали? Вы первый кто ввел у нас творческие мастерские, студийность. Стоит ли уходить? Вы еще полны сил!
В целом день прошел неплохо. А вечером вдруг выяснилось — у нас сломался принтер. Мне понадобилось срочно кое-что напечатать. — Ой, — сказал Евгений Алексеевич, — мы не можем, у нас принтер сломан.
— Как сломан? Почему сломан?! — я не просто вспылил, я чуть ли не в истерику впал.
Так бывает, что-то делаешь-делаешь, не получается, одно накладывается на другое (отрицательные эмоции складываются, а положительные нет), и достаточно маленькой искорки — все — скандал, крик, буря.
— У нас же есть системный администратор! У нас есть мой заместитель! У нас есть четыре программиста. Если не работает принтер, что, трудно починить, или купить новый? Это же бардак!
— Почему, — продолжал я, накручивая себя, — вы не ленитесь, вы не забываете в день по пять раз напоминать мне о жалюзи, которые вы хотите поменять, и ни разу не сказали, что у нас кончился картридж для одного принтера, а второй сломался. Если нам нужно будет срочно что-нибудь напечатать, как мы это сделаем? Счет, отчет, справку, заявку на получение гранта, письмо... Что это за фирма, где не работает оборудование и все спокойны?!
Помню, я еле себя сдержал, чтоб не сказать: «К чертовой матери увольняю всех, так работать нельзя». Но помню, помню я радийную поговорку: Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. (Правда, на радио поговорка звучала иначе: Слово не воробей — поймают — вылетишь). Вот вспомнил эту поговорку и сдержался. Пошел к машине и чувствую, ноги подкашиваются. Сел за руль и не могу успокоиться.
И я медленно-медленно поехал домой, я медленно открывал гараж, медленно поставил машину, медленно закрыл гараж и совсем медленно пошел домой. А дома я получил хорошие письма от наших учеников, и буря моя чуть-чуть успокоилась. Вот так и прошел день. Нет у нас порядка в офисе, нет. Не могу найти людей, которые все четко бы организовали, за всем хорошо бы следили.
А вот список тех, кому публично приношу особую благодарность. Список из десяти человек.
На самом деле таких людей, к счастью, больше.
Вы можете посмотреть личные странички этих солистов.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. Как мне надоело ежедневно всегда и всех о чем-то просить. Это же работа! И люди должны отвечать за плохо выполненную работу. А в то же время, я вспоминаю себя, каким я был раздолбаем, и меня же прощали другие.
Все проходит... но не все забывается.
Всеволод Евгеньевич Михальцев
