«Белого ферзя надо было красть»
— Борис Васильевич, вы помните тот день, когда впервые сыграли в шахматы? Стал он особенным для вас?
— По-моему, я начал свою шахматную карьеру летом 1946 года, когда оказался в парке культуры на Крестовских островах в Ленинграде. Увидел такую застекленную веранду с шахматными столиками и фигурами, и что-то у меня повернулось. И с этого момента начал регулярно приезжать в этот павильон. Первые дни только наблюдал, как играют другие, сам не отваживался сесть за доску. Глядя на сражения, очень полюбил белого ферзя, потому что он так разгуливал по всему полю сражения, что невозможно было им не увлечься. Я даже хотел украсть белого ферзя, но не решился. Думаю, что если бы я украл белого ферзя, Каисса — шахматная богиня — мне бы отомстила за это рано или поздно. Сам же увлекся игрой настолько, что играл с утра до позднего вечера, по возвращении домой сразу валился спать, а на следующий день опаздывал в школу.
— Игра в шахматы помогла вам в жизни? Может, развила память или сообразительность?
— Мне трудно сказать, что мне чем-то помогли шахматы по жизни, что они как-то повлияли на мой характер. У меня не было никакой спортивной ярости. Я никогда не мечтал стать чемпионом мира по шахматам. Игра была в радость. Помню, как Найджел Шорт (английский гроссмейстер, трехкратный чемпион Великобритании, проигравший матч за звание чемпиона мира по версии ПША Гарри Каспарову. — Е.М.) все время рвался к первым местам, ему всех надо было побеждать. А поговорка говорит, что бодливой корове бог рогов не дает. И он мучился от этого. Не может, и все. Желание у него было, как в фильмах у Марчелло Мастроянни, а возможностей никаких.
— Кто был для вас самым интересным шахматистом?
— На меня всегда большое впечатление производил гениальный русский шахматист Алехин (четвертый чемпион мира, единственный шахматист в истории, который умер, сохранив это звание. — Е.М.). Когда подрос и начал участвовать в международных турнирах, то всегда искал игроков старшего поколения, которые лично знали Алехина, и расспрашивал их о нем.
— Что вас так привлекало в Алехине?
— Чистота шахматной мысли. Если взять, например, Нимцовича, то его окружало огромное количество всякой демагогии, особенно когда он ссорился со своими оппонентами: они ругались, расходились, сходились, прямо как голуби. Пока один не доклюет другого, они не отстанут друг от друга. А у Алехина были очень привлекательная чистота мысли и, конечно, его тактические замыслы. Всевозможные комбинационные планы, концепции были просто потрясающие.
— Среди сыгранных партий есть любимые, которые вы переигрывали в голове спустя годы?
— Не могу сказать, что есть самые любимые, но есть партии, которые мне нравятся. Например, когда выиграл в королевском гамбите у Бронштейна (двукратный чемпион СССР, претендент на звание чемпиона мира. — Е.М.) на чемпионате Советского Союза. Когда выиграл в королевском гамбите у Фишера. Это были напряженные, нервные партии. Фишер даже, кажется, заплакал после партии. Его утешали после.
— Вы?
— Нет, Вайнштейн (председатель Всесоюзной шахматно-шашечной секции. — Е.М.). Королевский гамбит мне достался от моего первого учителя Владимира Григорьевича Зака. Он почему-то в королевском гамбите любил гулять королем по примеру теннисиста, а я нет — стремился локализовать свою армию и напасть на короля. Владимир Григорьевич, старший преподаватель Дворца пионеров в Ленинграде, не только показывал мне схемы, но и подкармливал — это еще были голодные послевоенные годы. У него было небольшое жалованье и довольно большая своя семья. Он чувствовал, что я прихожу на игру полуголодный, а после игры держусь как волк-одиночка. И он меня кормил. До сих пор помню куриный бульон, который готовила Татьяна Владиславовна, его жена. Это было божественное блюдо. Во время войны все увлекались американской свиной тушенкой — тоже что-то божественное.
— Если не шахматистом, кем бы вы могли стать?
— Когда я был малышом, мечтал быть шофером. А однажды у меня был выбор: пойти в легкую атлетику — тогда я хорошо прыгал, но потом от этой идеи отказался. Остался на стороне белого ферзя, который хотел украсть.
— Что вас интересует сегодня помимо шахмат?
— Литература, музыка, спорт. Думаю, что в XIX веке Россия совершила чудо в области литературы, музыки, театра, живописи. Моими любимыми творцами до сих пор остаются Шаляпин, очень люблю слушать Карузо. Это мои первые шахматные вдохновители. Много лет спустя, когда я стал профессионалом, то возил с собой набор своих любимых кассет. Тогда это был дефицит. Надежда Андреевна Обухова (оперная певица, народная артистка СССР. — Е.М.) среди них была тоже.
«Мессинг заряжал меня из холодильника»
— Есть поговорка: возвращаться — плохая примета. Вы вернулись из Франции в Россию пять лет назад. Не жалеете, что сделали такой выбор? У вас ведь там осталась просторная квартира, а здесь, в Москве, однокомнатная.
— Когда я переехал из Москвы в Париж, это дало мне возможность участвовать во всех международных турнирах. Это была главная причина переезда. Спорткомитет мог легко решить эту проблему. На мое имя приходили приглашения на участие в турнирах, но Спорткомитет хотел отмстить мне за мой проигрыш Фишеру. Я выигрывал матч, но отказался доиграть его. За это шло страшное наказание. (Этот матч в 1972 году, в котором в разгар «холодной войны» встретились граждане СССР и США, неоднократно назывался в западной прессе того времени «матчем столетия». Спасский отказался становиться чемпионом мира, используя техническое поражение Фишера, и продолжил матч на его условиях ради «честной борьбы по-спортивному». В итоге проиграл. — Е.М.)
— Вы вернулись один, без семьи?
— Сегодня я нахожусь в состоянии бракоразводной войны. Мне посчастливилось развестись в Москве с моей бывшей французской женой. Мой сын тоже подключился к борьбе за мое имущество. Мои родные распродают мое имущество во Франции. Пытаюсь спасти свой архив. Быть может, Российская шахматная федерация мне поможет. В этом архиве рукописи, мои любимые книги, документы.
— Почему его приходится спасать?
— Мне его отдают очень неохотно. Вы знаете, что архив Алехина жив, он находится в Великобритании? Его хранит господин Рейли, который был шафером на последней свадьбе Алехина, когда тот женился на американской гражданке. Вот Алехину повезло с женой. Она помогла ему выиграть матч-реванш с Эйве в 1937 году.
— Что бы вы сделали с архивом, если бы вам удалось его вернуть?
— Возможно, отдал бы на хранение в Российскую шахматную федерацию. Некоторые материалы могли бы быть интересны с точки зрения истории шахмат. Например, перед матчем с Фишером я получил письмо от одного американца русского происхождения. О том, что за ним охотятся, используя ультракороткое излучение от 2 до 4 МГц. И он предупреждал меня об этом в своем письме.
— Вы думаете, использовались спецприборы во время вашего матча с Фишером?
— Что-то таинственное точно было. Когда я посетил Исландию и встретился с одним из организаторов того матча, он сказал: ваши подозрения, что вам мешали, не такие глупые. Но объяснять ничего не стал. Сам я во время матча чувствовал, что мне кто-то или что-то сильно мешает. И я ничего не мог сделать против этого, хотя у меня была своя комната.
— Может, Вольф Мессинг на вас воздействовал?
— Мессинг приехал на мой матч с Мишей Талем, за которого болел. Помню, что в какой-то партии я допустил грубую ошибку, потому что был буквально загипнотизирован. Нет, не так, сильнее: меня словно парализовало. Вот и думайте, кто это мог на меня так сильно повлиять. Мессинг вытаскивал энергию из космоса, чтобы зарядить игрока. Он ко мне приходил домой, когда я жил в Москве на улице Литвина-Седого. Чем он мне нравился, это тем, что первым ходом был ход в мой холодильник, и он уничтожал все, что было на полках и в морозилке, а потом предлагал составить гороскоп. Космическая энергия шла из холодильника.
— Какой у вас дома был достаток помимо холодильника? Вот шахматные наборы очень разные — от самых незамысловатых, деревянных, до украшенных драгоценными камнями и из золота. У вас какие любимые?
— Предпочитаю шахматы Стаунтона (английский гроссмейстер, один из сильнейших шахматистов первой половины XIX века, организатор и участник первого международного турнира. — Е.М.). У них классическая форма, из дерева. Очень хорошо делают шахматы итальянцы. Меня не интересуют шахматы из слоновой кости или платины, золота, серебра, а также шахматы в виде политиков и бог весть чего еще. Одна французская шахматистка после турнира подарила мне шахматы, которыми играл Алехин в Париже. Вот это для меня яркая характеристика шахмат. Я их храню у себя дома.
«В последние годы Фишера дружил с ним»
— Становились ли противники вашими друзьями?
— Бывало. Последний год я был очень дружен с Бобби Фишером. Даже спросил его, какой первый ход сильнее — e4 или d4. Бобби сказал, что d4 сильнее, потому что пешка на d4 защищена ферзем, она под контролем, а пешка на e4 беспризорная. Мне было это очень интересно услышать от него. Он умер, отказавшись от операции, хотя его могли легко спасти. У него была сильная мания преследования, и он боялся, что его на столе зарежут. Когда мне делали операцию в Исландии по поводу аппендикса, он все время звонил и отговаривал меня. Кто знает, откуда у гениального человека такая мания преследования…
— Вы сами какой ход считаете сильнее — e4 или d4?
— Хе-хе, а вы хоть понимаете, о чем спрашиваете?
— Ну это-то понимаем: следили за матчем Карлсен — Карякин. А вы его смотрели?
— Ходы на e4 и d4 примерно одинаковые, а этот матч между Сергеем и Магнусом ничего не решал. Мир шахмат как был, так и остался, а им еще надо расти.
— Даже сильнейшему шахматисту мира Карлсену? Чего же ему еще не хватает, по-вашему?
— Годов. Ничего особенного от матча я не ожидал, а Сергей еще свое получит.
— Магнус признался нам, что во время игры пьет холодный апельсиновый сок — он ему помогает, а Сергей — горячий крепкий чай из термоса. Вы что пили во время своих матчей?
— Апельсиновый сок всегда хорошо шел. И грейпфрутовый.
— Что-то покрепче?
— Нет, кофе не пил. Кофе довольно опасно в большом количестве. У меня однажды была напряженная партия, во время которой я много курил и пил кофе. И после партии я потерял сознание. Это было на турнире, когда я опередил Карпова.
— У вас были какие-то ритуалы перед партиями?
— Да, у меня были свои секреты. В решающих партиях против Петросяна я приходил к себе, а жил я напротив Бутырской тюрьмы в пятиэтажном доме-хрущевке, как их называли — «хрущобы де баракко», и слушал там Шаляпина и Карузо. Это мне помогало.
— Скажите честно, жалеете, что отказались тогда выиграть у Фишера?
— Жалею. Очень жалею. Когда он перестал приходить на игру, надо было принимать сдачу. Во время закрытия матча он мне сказал: «Борис, мы с тобой сыграем еще один матч». И он сдержал свое обещание. Матч в Югославии был. Причем достаточно трудный для него. Преимущество у него было, но не такое явное. Борьба была напряженной.
— Напоследок позвольте спросить: у вас есть любимый анекдот про шахматы? У шахматистов вообще есть свой юмор?
— Нет, у нас все любимые анекдоты про чукчу. Они добрые — и анекдоты, и чукчи.
* * *
После интервью Борис Спасский сыграл всего одну партию — с репортером «Московского комсомольца». Чтобы усилить напряжение и оживить его воспоминания, я сделала белыми первый ход на d4 — раз уж мой соперник оговорился, что Фишер считал его сильнейшим.
— Почему многие выдающиеся шахматисты — трагические фигуры? Взять того же Фишера, Алехина, Каспарова, — спросила я в ожидании хода Спасского.
— Это правда. Шахматный гений никогда не делал человека счастливым. Не наблюдаю никого, кто был бы счастлив от своего шахматного гения. Может, Миша Таль хорошо и легко к этому относился. Был еще один шахматный баловень — Капабланка. Когда он появился на международном шахматном турнире в Петербурге в 1909 году, на него специально ходили барышни — любоваться им, а не шахматными композициями. У меня даже есть семейная капабланковская история. В последнем туре одного чемпионата ко мне подошла дама, представилась, сказала, что мы с ней однофамильцы. У нее фамилия Спасская. Рассказала, как однажды во время сеанса Капабланка, который не выигрывал у женщин, предложил ей ничью и сходить пообедать. Она приняла это приглашение, и это был самый счастливый день в ее жизни. Это немножко смешная, но чистая история.
— Почему шахматы делают людей в основном несчастными? Игра мирная, травм нет, а шахматисты — трагики.
— Это очень хороший вопрос, на который трудно ответить. Здесь есть какое-то мистическое начало, потому что гибель короля — это конец сражения. Военачальник назначается королем и королевой. Он погибает — и ничего. А погибает король — и сразу паралич. Погибает дух. Думаю, что это связано с этим.
— А вы сами счастливы?
— Вы знаете, нет. Звание чемпиона мира мне никогда никакого счастья не приносило. Материально я немножко улучшил свою жизнь. Но больше ничего такого не было. Поэтому, возможно, я инстинктивно не хотел становиться чемпионом мира. Если вы посмотрите на фотографию того времени, у меня такая кислая-кислая рожа, даже не физиономия, а именно рожа. А вам, голубушка, предлагаю ничью. Согласны?
Я согласилась: не хотелось выигрывать у чемпиона мира и из-за этого тоже становиться несчастной.
Илья Бараникас
