В этой истории замечательна не только фигура доктора, но и фигура человека, которого она на два месяца спасла от ежедневной рвущей внутренности боли.
— Эту семью я знаю с 1989 года, — начинает Алевтина Петровна. — Однажды я увидела на богослужении человека лет 40 в инвалидной коляске. Это был Виктор Сечин. Он был инвалидом детства с парализованными ногами и руками. Везла его старенькая мать. И тогда же я узнала, что его отец тоже очень болен, но чем — непонятно…
Алевтина Петровна помогла пройти ему обследования, был обнаружен рак, и после операции отца Виктора выписали домой умирать. Вскоре они остались без кормильца и в очень стесненных условиях.
— У Виктора была мизерная пенсия по инвалидности. У его матери пенсия тоже маленькая, так как она почти не работала, а всю жизнь растила двух
«Я выполняла не только свой служебный долг»
Алевтина Петровна говорит, что Виктор был очень интересным собеседником и глубоко верующим человеком. Он закончил на дому 10 классов, знал историю России, интересовался политическими событиями, знал наизусть многие места Писания из Библии.
Жили они с матерью в частном доме. А это значит — печь, колодец, снег до окошек. Когда отца похоронили, стало понятно, что зимой инвалид и старая женщина вдвоем в старом деревянном доме просто не выживут. Дров и угля, которые оплачивал город, не хватало. Но семье начали помогать люди: они ремонтировали крышу, копали огород, сажали картошку, привозили дрова и уголь. А один человек ежедневно приходил перестилать постель и обрабатывать Виктору пролежни.
А в 2006 году Виктор пожаловался Алевтине Петровне на боли. Она осмотрела его и обнаружила опухоль.
— Хирург из поликлиники, к которой прикреплен Виктор, сказал, что уролога у них нет, и он помочь ничем не может. Я нашла уролога в Красноярском краевом онкологическом диспансере, он подтвердил диагноз и сказал, что нужно срочно оперировать. Но Виктор был нетранспортабелен. Мы начали обзванивать частные клиники и нашли уролога, который
Через два года, в 2008 году, началось ухудшение. Парализованного Виктора терзала непрерывная боль, он не спал, на теле образовались раны, которые кровоточили. Ему выписали наркотический пластырь «Дюрогезик» с дозировкой сначала 75 мкг\ч, а потом — 100 мкг\ч. Но скоро стало понятно, что боль не снимается, и ему дополнительно выписали сильное обезболивающее трамадол. Боль снималась только двумя препаратами.
Это была последняя стадия.
— Это была тяжелая картина, — рассказывает Алевтина Петровна. — Виктор очень страдал, он сказал, что у него уже несколько дней нет трамадола: его врач отказалась выписать очередной рецепт, потому что бесплатного лекарства не было в городе. А выписать рецепт на платный трамадол она не имела права. Последний раз она выписала лекарство 3 апреля на 15 дней — до
— Виктор ужасно мучился, он просто лежал и умирал, — говорила потом на допросе Табаринцева. — Жалко было на него смотреть…
Виктор кричал от боли день и ночь. Его мать — день и ночь плакала от боли за него. И они оба… не знаю, «просили» — тут не очень подходящее слово. В общем, Алевтина Петровна тут же выписала им рецепт на платный трамадол. А Лидия Табаринцева пошла в аптеку и купила его. За 286 рублей. На свои деньги.
И слава богу, что купили, потому что следующий бесплатный рецепт врач Р. выписала ему только в конце мая. Но хуже того: в аптеках не было в тот период и нужной дозировки наркотика! Так что и «Дюрогезик» он получал не по 100 мкг/ч, а 75 мкг/ч, а иногда и 50! Потому что в 2009 году и с этим препаратом были постоянные перебои. Врач прекрасно знала, что Виктор месяц оставался почти без обезболивания.
— Я выполняла не только свой врачебный долг. Я постоянно помогала этой семье материально, — говорит Алевтина Петровна. — За полгода до этого случая я приходила к Виктору и увидела картину, которая меня потрясла: у него проржавела и сломалась перекладина железной кровати, державшая сетку. Он в этой кровати просидел 50 лет. Теперь же Виктор сидел в яме, скорчившись, и ни у меня, ни у престарелой матери не было сил
Они разобрались. Красноярское УФСКН показало все, на что оно было способно.
Очень важное преступление
Начал дело умный дознаватель Толмач. Это он в 2011 году при проверке обнаружил два платных рецепта за 2009 год и на суде потом заявил, что два года вел
Предварительное следствие длилось 11 месяцев. Допросы шли по пять часов, допрашивали и Виктора, и его мать. За это время дело четыре раза передавалось от одного следователя к другому.
Изначально уголовное дело было возбуждено старшим следователем по особо важным делам УФСКН РФ по Красноярскому краю Немовой. Потом оно было передано следователю Калашниковой. Потом — старшему следователю по особо важным делам СС УФСКН РФ по Красноярскому краю Гордееву.
То есть это было особо важное дело. Лучшие умы ФСКН были брошены на него. Странно, что Москву не привлекли.
Но тем не менее ни один из этих «важняков» не смог передать дело в суд! Нечего было писать в обвинении. Преступления не было. А очень хотелось.
Потому что была установка — дело в суд передать. И под это был состряпан еще один следователь: в начале 2012 года старший оперуполномоченный
И.о. следователя Моисеева поняла, что как бы ей ни хотелось привлечь Алевтину Петровну к уголовной ответственности за сбыт трамадола, это невозможно: она же только выписала рецепт. И тогда она решила привлечь и Лидию Табаринцеву, которая купила лекарство и принесла его больному. Так у и.о. следователя Моисеевой получилась симпатичная «группа лиц по предварительному сговору».
Правда, беда: рецепт был настоящий, выписанный врачом. Да и медицинские показания у больного имелись. И рецепты на платное лекарство были выписаны всего один раз, и именно когда в городе были перебои с бесплатным лекарством. На этих фактах застревали все следователи.
Но для и.о. следователя не было ничего невозможного. Она заявила, что врач Хориняк подделала рецепты. Потому что больной Сечин Виктор был закреплен за другой поликлиникой, где получал необходимую терапию и не имел показаний к дополнительному назначению препарата трамадол. И в обвинении она написала, что Хориняк и Табаринцева, «реализуя преступный умысел, направленный на незаконное приобретение, хранение в целях сбыта, а равно и сбыт сильнодействующих веществ в крупном размере (рецептов же было два), сбыли данный препарат, в котором больной не нуждался».
Так спустя 11 месяцев дело о таблетках для умирающего было с триумфом распутано.
Правила здоровых
Но в деле есть еще одна подлость.
Для того чтобы получалось преступление, надо было доказать, что у Виктора не было медицинских показаний для назначения обезболивания, — тогда выходило, что врач назначила лекарство незаконно. Следователи пытались получить доказательства любой ценой — в том числе при помощи шантажа и подлога.
И.о. следователя Моисеева намекнула врачу Р., что у той будут неприятности по работе, и та, испугавшись, дала показания, что да — она навещала больного Сечина весь апрель и май, и что есть записи в его карте, и что ни он, ни его мать или соцработник не говорили о том, что лекарства кончились и они ему очень нужны.
А после этого в медкарте Сечина появились поддельные (!), вклеенные задним числом (!) листки осмотров за 21, 22 и 29 апреля: «Жалоб нет, состояние удовлетворительное, трамадол есть…».
Вот только на суде врач Р. лгать не смогла. Судье она честно рассказала, что следователи давили на нее. А на самом деле в середине апреля 2009 года соцработник ей сказала, что трамадол закончился. Однако следующий рецепт она выписала только через месяц. Она пояснила, что бесплатный рецепт на трамадол выписывается только в том случае, если он есть в аптеке. Если же трамадола по льготе в аптеке нет, то врач рекомендует заменить препарат на другой. Виктору заменять трамадол было нельзя, так как от других лекарств у него начинались кровотечения. Вот она ничего и не выписала…
А платный рецепт она не выписала потому, что Сечин являлся федеральным льготником. И выписать ему лекарство платно — значит нарушить его конституционные права на бесплатное лечение. То есть — это запрещено…
Тут даже не пытайтесь понять. Нет обезболивающих — надо подождать, пока будет. Такие правила. Их придумали здоровые люди.
В этой истории замечательна не только фигура доктора, но и фигура человека, которого она на два месяца спасла от ежедневной рвущей внутренности боли.
— Эту семью я знаю с 1989 года, — начинает Алевтина Петровна. — Однажды я увидела на богослужении человека лет 40 в инвалидной коляске. Это был Виктор Сечин. Он был инвалидом детства с парализованными ногами и руками. Везла его старенькая мать. И тогда же я узнала, что его отец тоже очень болен, но чем — непонятно…
Алевтина Петровна помогла пройти ему обследования, был обнаружен рак, и после операции отца Виктора выписали домой умирать. Вскоре они остались без кормильца и в очень стесненных условиях.
— У Виктора была мизерная пенсия по инвалидности. У его матери пенсия тоже маленькая, так как она почти не работала, а всю жизнь растила двух
«Я выполняла не только свой служебный долг»
Алевтина Петровна говорит, что Виктор был очень интересным собеседником и глубоко верующим человеком. Он закончил на дому 10 классов, знал историю России, интересовался политическими событиями, знал наизусть многие места Писания из Библии.
Жили они с матерью в частном доме. А это значит — печь, колодец, снег до окошек. Когда отца похоронили, стало понятно, что зимой инвалид и старая женщина вдвоем в старом деревянном доме просто не выживут. Дров и угля, которые оплачивал город, не хватало. Но семье начали помогать люди: они ремонтировали крышу, копали огород, сажали картошку, привозили дрова и уголь. А один человек ежедневно приходил перестилать постель и обрабатывать Виктору пролежни.
А в 2006 году Виктор пожаловался Алевтине Петровне на боли. Она осмотрела его и обнаружила опухоль.
— Хирург из поликлиники, к которой прикреплен Виктор, сказал, что уролога у них нет, и он помочь ничем не может. Я нашла уролога в Красноярском краевом онкологическом диспансере, он подтвердил диагноз и сказал, что нужно срочно оперировать. Но Виктор был нетранспортабелен. Мы начали обзванивать частные клиники и нашли уролога, который
Через два года, в 2008 году, началось ухудшение. Парализованного Виктора терзала непрерывная боль, он не спал, на теле образовались раны, которые кровоточили. Ему выписали наркотический пластырь «Дюрогезик» с дозировкой сначала 75 мкг\ч, а потом — 100 мкг\ч. Но скоро стало понятно, что боль не снимается, и ему дополнительно выписали сильное обезболивающее трамадол. Боль снималась только двумя препаратами.
Это была последняя стадия.
— Это была тяжелая картина, — рассказывает Алевтина Петровна. — Виктор очень страдал, он сказал, что у него уже несколько дней нет трамадола: его врач отказалась выписать очередной рецепт, потому что бесплатного лекарства не было в городе. А выписать рецепт на платный трамадол она не имела права. Последний раз она выписала лекарство 3 апреля на 15 дней — до
— Виктор ужасно мучился, он просто лежал и умирал, — говорила потом на допросе Табаринцева. — Жалко было на него смотреть…
Виктор кричал от боли день и ночь. Его мать — день и ночь плакала от боли за него. И они оба… не знаю, «просили» — тут не очень подходящее слово. В общем, Алевтина Петровна тут же выписала им рецепт на платный трамадол. А Лидия Табаринцева пошла в аптеку и купила его. За 286 рублей. На свои деньги.
И слава богу, что купили, потому что следующий бесплатный рецепт врач Р. выписала ему только в конце мая. Но хуже того: в аптеках не было в тот период и нужной дозировки наркотика! Так что и «Дюрогезик» он получал не по 100 мкг/ч, а 75 мкг/ч, а иногда и 50! Потому что в 2009 году и с этим препаратом были постоянные перебои. Врач прекрасно знала, что Виктор месяц оставался почти без обезболивания.
— Я выполняла не только свой врачебный долг. Я постоянно помогала этой семье материально, — говорит Алевтина Петровна. — За полгода до этого случая я приходила к Виктору и увидела картину, которая меня потрясла: у него проржавела и сломалась перекладина железной кровати, державшая сетку. Он в этой кровати просидел 50 лет. Теперь же Виктор сидел в яме, скорчившись, и ни у меня, ни у престарелой матери не было сил
Они разобрались. Красноярское УФСКН показало все, на что оно было способно.
Очень важное преступление
Начал дело умный дознаватель Толмач. Это он в 2011 году при проверке обнаружил два платных рецепта за 2009 год и на суде потом заявил, что два года вел
Предварительное следствие длилось 11 месяцев. Допросы шли по пять часов, допрашивали и Виктора, и его мать. За это время дело четыре раза передавалось от одного следователя к другому.
Изначально уголовное дело было возбуждено старшим следователем по особо важным делам УФСКН РФ по Красноярскому краю Немовой. Потом оно было передано следователю Калашниковой. Потом — старшему следователю по особо важным делам СС УФСКН РФ по Красноярскому краю Гордееву.
То есть это было особо важное дело. Лучшие умы ФСКН были брошены на него. Странно, что Москву не привлекли.
Но тем не менее ни один из этих «важняков» не смог передать дело в суд! Нечего было писать в обвинении. Преступления не было. А очень хотелось.
Потому что была установка — дело в суд передать. И под это был состряпан еще один следователь: в начале 2012 года старший оперуполномоченный
И.о. следователя Моисеева поняла, что как бы ей ни хотелось привлечь Алевтину Петровну к уголовной ответственности за сбыт трамадола, это невозможно: она же только выписала рецепт. И тогда она решила привлечь и Лидию Табаринцеву, которая купила лекарство и принесла его больному. Так у и.о. следователя Моисеевой получилась симпатичная «группа лиц по предварительному сговору».
Правда, беда: рецепт был настоящий, выписанный врачом. Да и медицинские показания у больного имелись. И рецепты на платное лекарство были выписаны всего один раз, и именно когда в городе были перебои с бесплатным лекарством. На этих фактах застревали все следователи.
Но для и.о. следователя не было ничего невозможного. Она заявила, что врач Хориняк подделала рецепты. Потому что больной Сечин Виктор был закреплен за другой поликлиникой, где получал необходимую терапию и не имел показаний к дополнительному назначению препарата трамадол. И в обвинении она написала, что Хориняк и Табаринцева, «реализуя преступный умысел, направленный на незаконное приобретение, хранение в целях сбыта, а равно и сбыт сильнодействующих веществ в крупном размере (рецептов же было два), сбыли данный препарат, в котором больной не нуждался».
Так спустя 11 месяцев дело о таблетках для умирающего было с триумфом распутано.
Правила здоровых
Но в деле есть еще одна подлость.
Для того чтобы получалось преступление, надо было доказать, что у Виктора не было медицинских показаний для назначения обезболивания, — тогда выходило, что врач назначила лекарство незаконно. Следователи пытались получить доказательства любой ценой — в том числе при помощи шантажа и подлога.
И.о. следователя Моисеева намекнула врачу Р., что у той будут неприятности по работе, и та, испугавшись, дала показания, что да — она навещала больного Сечина весь апрель и май, и что есть записи в его карте, и что ни он, ни его мать или соцработник не говорили о том, что лекарства кончились и они ему очень нужны.
А после этого в медкарте Сечина появились поддельные (!), вклеенные задним числом (!) листки осмотров за 21, 22 и 29 апреля: «Жалоб нет, состояние удовлетворительное, трамадол есть…».
Вот только на суде врач Р. лгать не смогла. Судье она честно рассказала, что следователи давили на нее. А на самом деле в середине апреля 2009 года соцработник ей сказала, что трамадол закончился. Однако следующий рецепт она выписала только через месяц. Она пояснила, что бесплатный рецепт на трамадол выписывается только в том случае, если он есть в аптеке. Если же трамадола по льготе в аптеке нет, то врач рекомендует заменить препарат на другой. Виктору заменять трамадол было нельзя, так как от других лекарств у него начинались кровотечения. Вот она ничего и не выписала…
А платный рецепт она не выписала потому, что Сечин являлся федеральным льготником. И выписать ему лекарство платно — значит нарушить его конституционные права на бесплатное лечение. То есть — это запрещено…
Тут даже не пытайтесь понять. Нет обезболивающих — надо подождать, пока будет. Такие правила. Их придумали здоровые люди.
