В СИЗО «Матросская Тишина», судя по всему, перестали оповещать близких арестантов об их смерти. Большая загруженность медиков и сотрудников отдела спецучета это объясняет, но точно не оправдывает. Супруга заключенного, скончавшегося от COVID-19 в конце сентября, узнала об этом спустя две недели, да и то случайно. Женщина до сих пор (прошел почти месяц) не может получить его тело, чтобы захоронить.
«Если он заключенный, то с ним можно не по-человечески?» - вопрошает она и справедливо замечает, что никто не заслуживает такого отношения.
39-летнего Николай Рогачева арестовали в апреле 2022 года по обвинению в мошенничестве (по версии следствия, он с другом обманул родных человека, сообщив им, что он попал в тяжелую ситуацию и взяв за решение проблемы деньги). Николай к тому времени жил в Москве со своей гражданской супругой и ее детьми уже больше пяти лет, работал курьером в магазине. После ареста поместили его в «Матросскую Тишину».
- В сентябре он писал, что вся камера замерзает, - говорит супруга Юлия Забелина. - У них окна на лето сняли, а тут холода. Одно окно они прикрывали одеялом, чтоб сильно не дуло. Но в итоге все равно многие заболели.
Николаю стало плохо 16 сентября - температура поднялась и не спадала несколько дней. У него было еще серьезное хроническое заболевание, он на воле принимал терапию, постоянно сдавал анализы и чувствовал себя замечательно. А в СИЗО он с медиками ругался по поводу терапии: то не те таблетки, то не в том объеме в котором надо (то есть половину дали, половину нет).
В общем, на фоне его основного заболевания состояние ухудшалось. Врач сделала снимок только 23-го числа, когда муж на этом настоял, так как у него стала жутко болеть спина. После этого его срочно госпитализировали в больницу при «Матросской Тишине» (она расположена на базе СИЗО). Связи с ним никакой не было.
Получить хоть какую-то информацию о ходе лечения, о состоянии близкого человека Юле не удавалось. Волноваться она стала, когда письма и посылки приходили обратно с ответом: «Адресат убыл». 3 октября должен был состояться суд. На заседание Николая не привезли, при этом судье не объяснили причину. В итоге суд перенесли.
12 октября адвокат Рогачева Эльвира попала в СИЗО, где ей сообщила, что Николай скончался еще 30 сентября в городской больнице № 2, куда был доставлен накануне с диагнозом «коронавирусная инфекция, вызванная COVID, двухсторонняя пневмония».
- И получается, что ни нам, ни суду не сообщил никто, что человек скончался, - восклицает Юля. - Как такое могло быть? В деле везде был указан мой телефон и все данные, мой адрес как адрес его проживания. Никто не попытался даже связаться со мной.
- Какие претензии ко мне, если дело было передано в суд? - отвечает на мой запрос как члена СПЧ следователь ОМВД «Соколиная Гора» Александр Кличак.
Формально он прав. Заключенный числился уже не за следствием, а за судом. Так считает юрист, в прошлом следователь по особо важным делам СКР Андрей Гривцов:
- Оповещать в таких случаях должно СИЗО. Если у них нет данных, то связываются со следователем, а тот уже делится информацией о родственниках, которая есть в деле. СИЗО почему-то забыло оповестить в этом случае даже суд (в итоге Фемида сделал запрос, получила ответ только 10 октября. - Прим. авт.).
Но дальше - больше. Тело оказалось в морге в Коммунарке, откуда его близким не выдают, ссылаясь на отсутствие документов. Оказалось, что паспорт был у следователя.
- Пусть приезжают и забирают, - отмахнулся он в ответ на мой звонок.
- Мне кажется, то, что произошло, это просто результат типичного бардака, - комментирует Гривцов. - Рассуждают примерно так: «Ну, умер и умер заключенный». С учетом большой загруженности всех сторон (у следователя и судьи одновременно может быть 70 дел, в СИЗО огромный перелимит почти в 50 процентов), до судьбы конкретного арестанта никому нет дела.
Состояние прав в стране можно легко понять по отношению системы к одному человеку. Когда ни его жизнь, ни смерть ничего не стоят - это плохой сигнал. Но, может быть, эта история поможет наконец с давней инициативой правозащитников: чтобы медики ФСИН сами связывались с близкими и сообщали им о лечении и результатах, о состоянии человека. В конце концов не знать - жив ли твой муж, сын, брат и т. д. - это ведь тоже форма пытки.
Ева Меркачёва
