Первые две советских пятилетки показали, что Сталин не готовился к войне. Но даже и в 1940-1941-м армия СССР и затраты на оборону была в разы меньше, чем у противников. Зато при Сталине никакой экономии не было на репрессивный аппарат и бессмысленные «стройки века». В итоге ГУЛАГ оказался экономически неэффективен.
Тема Сталина и сталинизма поныне остается актуальной, т. к. сегодня с новой силой развернулась старая дискуссия о модернизации страны в период сталинизма. Главным аргументом противников десталинизации в наше время является то, что СССР усиленно готовился к войне в 1930-х годов, благодаря чему сумел успешно противостоять нацистской Германии. В настоящем исследовании мы делаем попытку опровергнуть миф о том, что сталинский режим сделал очень много для подготовки Советского Союза к войне.
Значительные средства в годы довоенных пятилеток были брошены на создание «империи ГУЛАГА» и освоение регионов, где было невозможно развитие хозяйственно эффективных производств. СССР, как мы доказываем ниже, тратил гораздо меньше средств на оборону, по сравнению со своими потенциальными противниками. Поэтому сталинизм как явление отечественной истории, на наш взгляд, был менее всего связан с военным строительством, а явился продолжением гражданской войны и социальной борьбы.
Исследования экономики СССР периода первых двух пятилеток выявили такой факт, как низкие расходы бюджета Советского государства на оборону:
Данные П.Грегори согласуются со сведениями о расходах Советского государства на оборону, приводимыми Н.С.Симоновым: за всю первую пятилетку на вооруженные силы было потрачено 8,2 млрд. рублей, включая и затраты на капитальное строительство. Как пишет Симонов, во второй пятилетке затраты на оборону увеличились в 4 раза, но и наполняемость бюджета выросла примерно во столько же.
Если обратиться к данным Н.С.Симонова, то СССР в первой половине 1930-х годов тратил в среднем 1,4 млрд. рублей на военные нужды, что эквивалентно примерно 3,2 % ВВП страны — меньше, чем у Российской империи перед Первой мировой войной.
Один доллар 1930–1939 годов эквивалентен примерно 10 международным долларам 1990 года. Среднедушевой ВВП СССР в 1930 году составил 1448 долларов 1990 года; при населении СССР начала 1930-х годов приблизительно в 150 млн человек мы получаем, что ВВП Советского Союза тогда равнялся примерно 217,2 млрд долларов 1990 года, соответственно, ВВП СССР 1930 года должен был равняться приблизительно 21,7 млрд долларов США в текущих ценах.
Курс рубля к доллару в начале 1930-х годов держался еще на отметке периода нэпа: 1 доллар = 2 рублям, отсюда ВВП СССР 1930 года должен был составить 43,4 млрд рублей в текущих ценах.
Веймарская Германия в начале 1930-х годов тратила около 1 % ВВП на военные нужды, такой же показатель доли военных затрат в ВВП был в то время у США. Однако ВВП США первой половины 1930-х был почти в 3,5 раза больше, чем у СССР; это означает, что советское правительство тратило денег на оборону меньше, нежели американское, только последнее придерживалось политики урезанного военного бюджета и демилитаризации.
И после этого неосталинисты продолжают утверждать, что Сталин думал в первую очередь об обороне, когда проводил в жизнь свою политику. Даже увеличив военные расходы в годы второй пятилетки в 4 раза, как то утверждает Симонов, СССР по процентной доле военных затрат в ВВП (они составили 7,8% в 1938 году, если считать по курсу 1929 года, или приблизительно 3,1 %, если считать по курсу 1937 года) всё равно не опередил своих вероятных противников. Например, Германия в 1938 году тратила 28% от своего ВВП на военные нужды, Япония – 10%, Франция — 7%, Италия — 9 %.
Незначительные объемы финансирования перевооружения и довооружения РККА привели к неудачам СССР в «Зимней войне» с Финляндией, которая и показала реальное (не слишком высокое) состояние вооруженных сил Советского государства.
По численности личного состава РККА только в 1937 году сравнялась с армией Российской империи, составив 1 млн. 433 тысячи человек. По состоянию на 1 января 1939 года общая численность РККА составила уже 1 млн. 943 тысячи человек, а в марте 1941 года (до проведения апрельско-майских сборов резервистов — «скрытой мобилизации») в Красной армии числилось около 4,2 млн человек.
Таким образом, за 1939-й – первый квартал 1941 года РККА выросла более чем в два раза. Естественно, такой быстрый рост численности не мог не отразиться на качестве войск и особенно командного состава: если командира взвода или даже роты можно было еще подготовить за год-два, то уже с командирами более высоких уровней были сложности.
По мобилизационному плану 1941 года, общая численность РККА должна была составить 8 млн. 682 тысячи человек. Много ли это? Для сравнения приведём численности отмобилизованных армий других государств: Вермахт на сентябрь 1939 года имел в своём составе 3 млн. 737 тысяч человек при населении Германии в три раза меньше, чем в СССР; армия США после мобилизационных мероприятий насчитывала во второй половине 1942 года 5,4 млн. человек; на сентябрь 1939 года общая численность армии Англии составляла 1,7 млн. человек, что немало, учитывая, что англичане долгое время не собирались воевать, проводя в Европе политику умиротворения; Франция после мобилизационных мероприятий имела на апрель 1940 года 5,4 млн. человек при численности населения в четыре раза меньше, чем у СССР.
Принимая во внимание протяжённость границ СССР, по сравнению с другими крупными военными державами мира того времени, а также соотношение численности армии к населению, ни один из противников СССР во Второй Мировой войне не обладал таким многочисленным населением, Советский Союз не достиг значительных успехов именно по количественному росту личного состава вооруженных сил.
Но численность личного состава еще не говорит о состоянии вооруженных сил, а оно на начало Великой Отечественной войны было слабым, если даже опираться на данные официальной статистики. Мы не будем вдаваться в подробности, ограничимся только одним примером. Приведем некоторые данные по Киевскому ВО (с 22 июня 1941 года — Юго-Западный фронт), лучше всего из военных округов обеспеченного техникой на весну 1941 года.
По штату, на одну советскую пехотную дивизию полагались 199 тяжёлых и 392 легких пулемёта, у немецкой дивизии — 110 и 425 соответственно. Однако силы Юго-Западного фронта на 22 июня 1941 года, имея в своём составе 58 дивизиями различного типа, имели на вооружении 32 тысячи 267 пулеметов, не считая зенитных, хотя по штату должно было бы быть 34 тысячи 298, если исходить из норм оснащения пехотной дивизии, у горных стрелков пулемётов было по штату меньше — 498 пулеметов разных типов, зато в танковой дивизии — только 406 пулемётов, в моторизованной чуть больше, в кавалерийских дивизиях их не было по штату.
Но кроме дивизий, в составе Юго-Западного фронта имелись 3 отдельные воздушно-десантные бригады, 5 отдельных артиллерийских бригад, одна бригада ПВО, 8 мотоциклетных полков, 35 артиллерийских полков, 2 инженерных полка и 14 гарнизонов укреплённых районов. Надо также учесть то, что какое-то количество пулемётов должно было храниться на резервных складах Киевского особого военного округа, чем-то надо было оснащать вновь сформированные части и восполнять убыль в материальной части уже задействованных в боях подразделений.
По количеству автоматов мы видим такое же расхождение между фактом наличия в воинских частях и тем, что должно было быть по штатному расписанию. В Киевском округе (Юго-Западный фронт с 22 июня 1941 года) имелось 15 тысяч 483 пистолета-пулемётов, проще говоря, автоматов. Но по штату их должно было быть намного больше.
Только стрелковой (пехотной) дивизии по штату полагалось 1204 автомата, умножив это число на 26 дивизий этого типа, дислоцировавшихся на 22 июня 1941 года в округе, мы получаем 31 тысячу 034 автомата, но они полагались и горным стрелкам, и танкистам, и десантникам, и что-то должно было оставаться на складах в резерве, а всего в округе, который считался основой советской обороны на Западе, мы видим половину от полагавшихся только пехоте автоматов. По данным, приведённым у Р. Иринархова, некомплект в механизированных корпусах КОВО по автоматам составлял на июнь 1941 года 40 %, однако это — данные официальной статистики.
Советская статистика выпуска вооружений указывает нам на большое количество произведенных стрелковых вооружений: только пистолетов-пулеметов в 1940 году было произведено около 81 тысячи штук. Но при этом в первом полугодии 1941 года в войска поступило только 3100 автоматов, такой резкий скачок в производстве от 81 тысячи единиц, или сорока с лишним тысяч за полугодие, к 3100 единицам, в преддверии войны, трудно объясним. Практически всё официальное описание Великой Отечественной войны изобилует такими «статистическими загадками».
Военные расходы СССР, измеренные в процентах от ВВП, за первые две пятилетки так и не достигли уровня 1913 года. Сам финансовый объем военных расходов СССР в конце второй пятилетки был ниже, чем даже у Италии 1938 года. Приблизительно таких же «успехов» Советский Союз мог бы достичь и в условиях долгого нэпа.
Показуха со статистическими цифрами, о чем говорилось в ряде исследований по индустриализации, ввела многих учёных в России и на Западе в заблуждение относительно эффективности советских ОПК и вооруженных сил в 1930-е. Массовый выпуск старой техники образца начала 1930-х вплоть до лета (и даже в ряде случаев зимы) 1941 года подтверждает неспособность сталинской системы экономики быстро осуществить модернизацию вооруженных сил, превзойдя заложенные ранее тенденции.
Теперь вопрос, а куда же шли деньги? СССР в первую пятилетку затратил 9,5 млрд рублей на социальные нужды и культуру. Было ли это результатом заботы о трудящихся? Нисколько. Рабочие жили в бараках и в коммуналках, а крестьяне — в хатах с земляным полом. Дело в другом. Для укрепления режима нужна была крепкая рука. Этой рукой были репрессивные органы государства и партийно-административный аппарат, стоимость их содержания была немалой, как и численность.
Численность партии большевиков увеличилась к 1933 году в 3,2 раза по сравнению с 1925 годом, тогда она составляла около 1 млн. человек. Большинство членов партии шло в управление. Если в конце 1920-х годов в СССР насчитывалось около 1 млн. чиновников, то в 1940 году их было более 1,4 млн. Для сравнения, в 1985 г. чиновников в СССР было примерно на 5–6 % меньше, нежели перед Великой Отечественной войной.
За вторую половину 1920-х годов значительно вырос численный состав войск ОГПУ. Историки до сих пор не определились с их численностью, обсуждение данного вопроса было непопулярным в советской историографии, и с документами на эту тему имеются проблемы.
С середины 1920-х началось увеличение и реорганизация войск ОГПУ и конвойной стражи. Только за один 1930 год численность войск ОГПУ была увеличена на 20 тысяч человек, до этого там служили приблизительно 50 тысяч. Вместе с конвойной службой войска карательных органов достигли к началу 1931 г. примерно 100 тысяч человек, это приблизительно на 24 тысячи меньше, чем в конце Гражданской войны, когда Советскую Россию сотрясла серия мощных крестьянских восстаний.
Численность войск карательных органов СССР возрастала на протяжении всех 1930-х и, разумеется, в период войны. На 22 июня 1941 года общая численность войск НКВД составила 334 тысячи 900 человек, а на 12 марта 1944 года — 540 тысяч человек, по некоторым данным, к августу 1945 года в НКВД служил почти 1 млн. человек
Однако сама численность войск НКВД нам еще не обо всём говорит. НКВД был целой дорогостоящей системой со своими училищами, санаториями, госпиталями, театрами и даже домами пионеров и, конечно же, лагерями. Бюджет ГУЛАГа составил почти 7,8 млрд. рублей в 1940 году, вспомним, что в годы второй пятилетки ежегодные затраты на оборону были немногим выше. Перед войной ГУЛАГ был почти на самоокупаемости (правда, эта самоокупаемость вызывала сомнения даже у современников тех событий), получая основные доходы от продаж преимущественно сырьевых товаров.
Тем не менее, для создания такой организации, которая могла, будучи самоокупаемой, содержать десятки тысяч солдат и офицеров конвойных войск и около 1,6 млн. заключенных да ещё осуществлять обширную хозяйственную деятельность, необходимы были немалые капиталовложения.
Только в последний предвоенный год ГУЛАГ осуществлял более 5% всех капиталовложений в советскую экономику, остается предполагать, какие огромные объемы капитальных средств были вложены в 1930-е в создание этой «империи террора». Однако такие затраты с чисто экономической точки зрения не были оправданы. ГУЛАГ стал давать ощутимые результаты для экономики только в конце 1940 – начале 1950-х.
Неосталинист на все это ответит, что, мол, без ГУЛАГа и затрат на эту систему СССР не освоил бы периферийные сырьевые регионы, без принудительного труда заключённых советская экономика не смогла бы в короткие сроки получить угольные шахты Кузбасса и лесозаготовки Сибири. В этой связи мы можем ответить следующее.
Несмотря на масштабное, как то представлял сталинский режим, освоение Сибири и Дальнего Востока в 1930-е, энергетической базой СССР в первом полугодии 1941 года по-прежнему оставался Донбасс и старые угольные районы Урала, освоенные ещё до 1917 г.; все вместе это давало до трех четвертей добывавшегося в стране угля, причем уголь высоких сортов добывался почти весь в Донбассе. Немалая часть сибирских и дальневосточных месторождений угля была тоже освоена ещё во времена Российской империи.
Вклад ГУЛАГа в экономику СССР до войны был достаточно скромным, но зато затраты на эту систему шли немалые, они в значительной степени скрывались в пунктах баланса «выручки промпредприятий, сельхозпредприятий, торговых организаций, доходов подсобных предприятий и снабженских организаций, а также разных доходов». Из этой строки следует, что в системе ГУЛАГа работали не только предприятия, осуществлявшие материально-производственную деятельность, но и структуры, занимавшиеся торговлей, и они тоже получали выручку и, как следует из нижеприведенных данных, немалую.
В 1940 году ГУЛАГ выпустил промышленной продукции на 2 млрд. 659,5 млн. руб. в отпускных ценах, суммарная стоимость сельскохозяйственной продукции ГУЛАГа не указывается в довоенных документах, что тоже впол-не объяснимо, т. к., кроме лесозаготовки, сельское хозяйство лагерей производило продовольствие для самих заключённых и их охранников.
Стоимостью сельскохозяйственной продукции ГУЛАГа поэтому можно пренебречь. Итак, около 2,66 млрд руб. — это отпускная суммарная стоимость почти всей продукции ГУЛАГа, когда бюджет данной структуры составлял около 7,8 млрд руб., но при этом округленная доходная часть ее баланса составляла в 1940 году 4,2 млрд руб. Соответственно, почти 1,5 млрд руб. пришлось на доходы, не связанные непосредственно с производством, — это, преимущественно, оплата торгово-посреднической деятельности административных служб, своего рода «менеджерский бонус», и это — даже не добавленная стоимость, а сверхдобавленная стоимость, т. к. продукция ГУЛАГа продавалась по отпускным ценам, а не по себестоимости.
Посмотрим теперь на результативность ГУЛАГа, сравнив его с показателями работы предприятий императорской России в периферийных регионах страны.
Добыча золота, осуществлявшаяся в период второй пятилетки организацией «Дальстрой», входившей в систему ГУЛАГа, и государственными организациями, эксплуатировавшими, в основном, свободный труд, составила в 1937 году 51,5 т золота из общего объема добычи этого металла в почти 111 т. В 1913 году в России было добыто 61,7 т золота. При этом только 5% золотодобычи в Российской империи перед Первой мировой войной имели механизированный характер, когда в СССР этот показатель был на порядки выше.
От «Дальстроя» СССР получил в конце второй пятилетки не более 40% золота от общесоюзной добычи. Несмотря на масштабные капиталовложения в освоение Колымы, после 1937 года в советской золотодобыче начался спад, причина — отмена льгот старателям, направленная на социализацию их труда.
Дело в том, что старательские артели в СССР были тогда «островками» капитализма, разумеется, такое положение в условиях политики «закручивания гаек» не нравилось союзному руководству. Результат не заставил себя долго ждать: в 1939 году золотодобыча составила 104,1 т, когда в 1936 г. — 138,8 т, приблизительно одна шестая от этого объема приходилась на «Дальстрой», достаточно скромный вклад, если учесть, что в 1936 году на Колыме было уже примерно 35–40 тысяч заключенных
Освоение Колымы «Дальстроем» началось еще в ноябре 1931 года, когда, фактически, и была образована эта организация. Однако за весь период с начала индустриализации до 1933 года включительно на Колыме было добыто около 2 т золота, в том числе с участием и вольнонаемных старателей (геологоразведкой в «Дальстрое» занимались вольнонаёмные специалисты).
Наращивание объемов добычи золота в первую–начало второй пятилеток, если судить по вышеприведенным данным, происходило преимущественно за счет старателей и вольнонаемных рабочих, на каждого из которых в 1935–1936 гг. приходилось примерно 0,00093 т золота, приблизи-тельно 0,00057 т на человека приходилось в «Дальстрое» в 1936 г., если не считать охрану, которая, конечно, в добыче не принимала участия, но на которую шли расходы.
Общие капиталовложения в золотодобычу в течение двух первых пятилеток составили всего лишь 1,7 млрд. рублей, в среднем по 170 млн. в год, значительная часть из них пришлась на «Дальстрой», который работал в отрыве от основных транспортных магистралей страны, что создавало дополнительные издержки, к тому же, на Колыме необходимо было практически с нуля создать сложную лагерную инфраструктуру.
К 1940 году в советской золотодобыче возник кризис, требовавший незамедлительных мер по своему разрешению. Руководство СССР вынуждено было признать, что спад добычи золота был связан с отменой льгот старателям, социалистические методы мотивации в этой отрасли не работали, поэтому пришлось вернуться к льготам.
И была ещё другая проблема — низкая мотивация труда геологов, они недостаточно масштабно проводили разведку новых месторождений, и в СССР был принят закон о премиях любому, кто откроет новое месторождение золота, причём максимальная сумма такой премии устанавливалась в размере 1 млн. рублей. В результате принятых мер золотодобыча в СССР в 1941 году возросла до 174,1 т, что сильно помогло Советскому Союзу в годы Великой Отечественной войны, именно на золото покупались военная техника и необходимые военные материалы.
Таким образом, пример с золотодобычей показывает, что ГУЛАГ не был эффективной, по сравнению со свободным трудом, системой. Но была ли золотодобыча типичным случаем? Нет. Посмотрим теперь на строительство железных дорог.
Знаменитая Байкало-Амурская магистраль начала строиться в 1932 году силами заключённых ГУЛАГа и стала одним из крупнейших долгостроев в истории СССР. Сначала НКВД удалось задействовать немного заключённых: постоянно на БАМе работали примерно 2,5 тысячи осуждённых в начале – середине 1930-х, но впоследствии, уже незадолго до начала Великой Отечественной войны, там находилось 300 тысяч заключённых.
Байкало-Амурская магистраль была достроена только в декабре 2003 года. Для сравнения скажем, что основная часть Транссиба, по протяженности превосходящая БАМ, строилась примерно 14 лет, окончательная дата строительства этой магистрали 18 октября 1916 года. Режим императорской России оказался более эффективным в деле строительства железных дорог.
Другой пример доставшегося советской экономике от ГУЛАГа долгостроя — Печорская ветка Северной железной дороги и Печорский угольный бассейн, ради которого эта ветка и тянулась.
Основные и наиболее богатые антрацитом залежи угля Печорского бассейна не освоены до сих пор. Стратегическая значимость этого региона, с точки зрения энергетической безопасности страны, была оценена советским руководством еще в середине 1920-х, но строительство ветки Котлас–Воркута началось только в 1937 году и было завершено в декабре 1941года, однако пропускная способность этой дороги оставалась низкой почти до конца войны, поэтому основные материалы для строительства шахт завозились по морю.
Протяженность ветки Котлас–Воркута составляет примерно 1200 км, на которые было потрачено около пяти лет. Сравним с показателями императорской России. Северная железная дорога, соединившая Александров, Вологду, Ярославль, Кинешму, Рыбинск и Череповец, была построена в течение двух лет (1870–1872 гг.), её общая протяженность составила более 1000 км. В то время железные дороги строились почти без механизации и известных XX веку инженерных технологий, однако царский режим, повторимся, экономически неэффективный, все-таки справился с этой задачей без ГУЛАГа.
Наиболее типичным случаем ГУЛАГовского долгостроя является железная дорога Чум–Салехард–Игарка, она была построена после войны и заброшена за отсутствием хозяйственной необходимости в эксплуатации, обойдясь народному хозяйству СССР в 3,3 млрд. рублей, это больше, даже с учетом инфляции, чем капиталовложения в строительство новых основных фондов ОПК в годы второй пятилетки.
На начало 1938 года общая протяжённость таких законсервированных железных дорог, построенных преимущественно заключёнными, составила 5 тысяч км при общей протяжённости введенных в эксплуатацию железных дорог 4,5 тысячи км. Если железная дорога Чум–Салехард–Игарка общей протяженностью около 700 км обошлась народному хозяйству в 3,3 млрд рублей, то можно теперь представить, в какие суммы вылилось строительство 5000 км «мёртвых дорог». При этом советское танкостроение не смогло в 1940 году освоить и четверти запланированного (500 шт.) выпуска танков Т-34.
Резюмируя сказанное выше, сделаем выводы, что при сталинской модели экономики подготовка к вооружённому конфликту с капиталистическим миром не была приоритетной. Советскому руководству приходилось балансировать между подготовкой к войне и установками на реализацию проекта по переустройству общества.
Чаще верх брало последнее.
Значительные средства в годы довоенных пятилеток были брошены на создание «империи ГУЛАГА» и освоение регионов, где было невозможно развитие хозяйственно эффективных производств. СССР, как мы доказываем ниже, тратил гораздо меньше средств на оборону, по сравнению со своими потенциальными противниками. Поэтому сталинизм как явление отечественной истории, на наш взгляд, был менее всего связан с военным строительством, а явился продолжением гражданской войны и социальной борьбы.
Исследования экономики СССР периода первых двух пятилеток выявили такой факт, как низкие расходы бюджета Советского государства на оборону:
Данные П.Грегори согласуются со сведениями о расходах Советского государства на оборону, приводимыми Н.С.Симоновым: за всю первую пятилетку на вооруженные силы было потрачено 8,2 млрд. рублей, включая и затраты на капитальное строительство. Как пишет Симонов, во второй пятилетке затраты на оборону увеличились в 4 раза, но и наполняемость бюджета выросла примерно во столько же.
Если обратиться к данным Н.С.Симонова, то СССР в первой половине 1930-х годов тратил в среднем 1,4 млрд. рублей на военные нужды, что эквивалентно примерно 3,2 % ВВП страны — меньше, чем у Российской империи перед Первой мировой войной.
Один доллар 1930–1939 годов эквивалентен примерно 10 международным долларам 1990 года. Среднедушевой ВВП СССР в 1930 году составил 1448 долларов 1990 года; при населении СССР начала 1930-х годов приблизительно в 150 млн человек мы получаем, что ВВП Советского Союза тогда равнялся примерно 217,2 млрд долларов 1990 года, соответственно, ВВП СССР 1930 года должен был равняться приблизительно 21,7 млрд долларов США в текущих ценах.
Курс рубля к доллару в начале 1930-х годов держался еще на отметке периода нэпа: 1 доллар = 2 рублям, отсюда ВВП СССР 1930 года должен был составить 43,4 млрд рублей в текущих ценах.
Веймарская Германия в начале 1930-х годов тратила около 1 % ВВП на военные нужды, такой же показатель доли военных затрат в ВВП был в то время у США. Однако ВВП США первой половины 1930-х был почти в 3,5 раза больше, чем у СССР; это означает, что советское правительство тратило денег на оборону меньше, нежели американское, только последнее придерживалось политики урезанного военного бюджета и демилитаризации.
И после этого неосталинисты продолжают утверждать, что Сталин думал в первую очередь об обороне, когда проводил в жизнь свою политику. Даже увеличив военные расходы в годы второй пятилетки в 4 раза, как то утверждает Симонов, СССР по процентной доле военных затрат в ВВП (они составили 7,8% в 1938 году, если считать по курсу 1929 года, или приблизительно 3,1 %, если считать по курсу 1937 года) всё равно не опередил своих вероятных противников. Например, Германия в 1938 году тратила 28% от своего ВВП на военные нужды, Япония – 10%, Франция — 7%, Италия — 9 %.
Незначительные объемы финансирования перевооружения и довооружения РККА привели к неудачам СССР в «Зимней войне» с Финляндией, которая и показала реальное (не слишком высокое) состояние вооруженных сил Советского государства.
По численности личного состава РККА только в 1937 году сравнялась с армией Российской империи, составив 1 млн. 433 тысячи человек. По состоянию на 1 января 1939 года общая численность РККА составила уже 1 млн. 943 тысячи человек, а в марте 1941 года (до проведения апрельско-майских сборов резервистов — «скрытой мобилизации») в Красной армии числилось около 4,2 млн человек.
Таким образом, за 1939-й – первый квартал 1941 года РККА выросла более чем в два раза. Естественно, такой быстрый рост численности не мог не отразиться на качестве войск и особенно командного состава: если командира взвода или даже роты можно было еще подготовить за год-два, то уже с командирами более высоких уровней были сложности.
По мобилизационному плану 1941 года, общая численность РККА должна была составить 8 млн. 682 тысячи человек. Много ли это? Для сравнения приведём численности отмобилизованных армий других государств: Вермахт на сентябрь 1939 года имел в своём составе 3 млн. 737 тысяч человек при населении Германии в три раза меньше, чем в СССР; армия США после мобилизационных мероприятий насчитывала во второй половине 1942 года 5,4 млн. человек; на сентябрь 1939 года общая численность армии Англии составляла 1,7 млн. человек, что немало, учитывая, что англичане долгое время не собирались воевать, проводя в Европе политику умиротворения; Франция после мобилизационных мероприятий имела на апрель 1940 года 5,4 млн. человек при численности населения в четыре раза меньше, чем у СССР.
Принимая во внимание протяжённость границ СССР, по сравнению с другими крупными военными державами мира того времени, а также соотношение численности армии к населению, ни один из противников СССР во Второй Мировой войне не обладал таким многочисленным населением, Советский Союз не достиг значительных успехов именно по количественному росту личного состава вооруженных сил.
Но численность личного состава еще не говорит о состоянии вооруженных сил, а оно на начало Великой Отечественной войны было слабым, если даже опираться на данные официальной статистики. Мы не будем вдаваться в подробности, ограничимся только одним примером. Приведем некоторые данные по Киевскому ВО (с 22 июня 1941 года — Юго-Западный фронт), лучше всего из военных округов обеспеченного техникой на весну 1941 года.
По штату, на одну советскую пехотную дивизию полагались 199 тяжёлых и 392 легких пулемёта, у немецкой дивизии — 110 и 425 соответственно. Однако силы Юго-Западного фронта на 22 июня 1941 года, имея в своём составе 58 дивизиями различного типа, имели на вооружении 32 тысячи 267 пулеметов, не считая зенитных, хотя по штату должно было бы быть 34 тысячи 298, если исходить из норм оснащения пехотной дивизии, у горных стрелков пулемётов было по штату меньше — 498 пулеметов разных типов, зато в танковой дивизии — только 406 пулемётов, в моторизованной чуть больше, в кавалерийских дивизиях их не было по штату.
Но кроме дивизий, в составе Юго-Западного фронта имелись 3 отдельные воздушно-десантные бригады, 5 отдельных артиллерийских бригад, одна бригада ПВО, 8 мотоциклетных полков, 35 артиллерийских полков, 2 инженерных полка и 14 гарнизонов укреплённых районов. Надо также учесть то, что какое-то количество пулемётов должно было храниться на резервных складах Киевского особого военного округа, чем-то надо было оснащать вновь сформированные части и восполнять убыль в материальной части уже задействованных в боях подразделений.
По количеству автоматов мы видим такое же расхождение между фактом наличия в воинских частях и тем, что должно было быть по штатному расписанию. В Киевском округе (Юго-Западный фронт с 22 июня 1941 года) имелось 15 тысяч 483 пистолета-пулемётов, проще говоря, автоматов. Но по штату их должно было быть намного больше.
Только стрелковой (пехотной) дивизии по штату полагалось 1204 автомата, умножив это число на 26 дивизий этого типа, дислоцировавшихся на 22 июня 1941 года в округе, мы получаем 31 тысячу 034 автомата, но они полагались и горным стрелкам, и танкистам, и десантникам, и что-то должно было оставаться на складах в резерве, а всего в округе, который считался основой советской обороны на Западе, мы видим половину от полагавшихся только пехоте автоматов. По данным, приведённым у Р. Иринархова, некомплект в механизированных корпусах КОВО по автоматам составлял на июнь 1941 года 40 %, однако это — данные официальной статистики.
Советская статистика выпуска вооружений указывает нам на большое количество произведенных стрелковых вооружений: только пистолетов-пулеметов в 1940 году было произведено около 81 тысячи штук. Но при этом в первом полугодии 1941 года в войска поступило только 3100 автоматов, такой резкий скачок в производстве от 81 тысячи единиц, или сорока с лишним тысяч за полугодие, к 3100 единицам, в преддверии войны, трудно объясним. Практически всё официальное описание Великой Отечественной войны изобилует такими «статистическими загадками».
Военные расходы СССР, измеренные в процентах от ВВП, за первые две пятилетки так и не достигли уровня 1913 года. Сам финансовый объем военных расходов СССР в конце второй пятилетки был ниже, чем даже у Италии 1938 года. Приблизительно таких же «успехов» Советский Союз мог бы достичь и в условиях долгого нэпа.
Показуха со статистическими цифрами, о чем говорилось в ряде исследований по индустриализации, ввела многих учёных в России и на Западе в заблуждение относительно эффективности советских ОПК и вооруженных сил в 1930-е. Массовый выпуск старой техники образца начала 1930-х вплоть до лета (и даже в ряде случаев зимы) 1941 года подтверждает неспособность сталинской системы экономики быстро осуществить модернизацию вооруженных сил, превзойдя заложенные ранее тенденции.
Теперь вопрос, а куда же шли деньги? СССР в первую пятилетку затратил 9,5 млрд рублей на социальные нужды и культуру. Было ли это результатом заботы о трудящихся? Нисколько. Рабочие жили в бараках и в коммуналках, а крестьяне — в хатах с земляным полом. Дело в другом. Для укрепления режима нужна была крепкая рука. Этой рукой были репрессивные органы государства и партийно-административный аппарат, стоимость их содержания была немалой, как и численность.
Численность партии большевиков увеличилась к 1933 году в 3,2 раза по сравнению с 1925 годом, тогда она составляла около 1 млн. человек. Большинство членов партии шло в управление. Если в конце 1920-х годов в СССР насчитывалось около 1 млн. чиновников, то в 1940 году их было более 1,4 млн. Для сравнения, в 1985 г. чиновников в СССР было примерно на 5–6 % меньше, нежели перед Великой Отечественной войной.
За вторую половину 1920-х годов значительно вырос численный состав войск ОГПУ. Историки до сих пор не определились с их численностью, обсуждение данного вопроса было непопулярным в советской историографии, и с документами на эту тему имеются проблемы.
С середины 1920-х началось увеличение и реорганизация войск ОГПУ и конвойной стражи. Только за один 1930 год численность войск ОГПУ была увеличена на 20 тысяч человек, до этого там служили приблизительно 50 тысяч. Вместе с конвойной службой войска карательных органов достигли к началу 1931 г. примерно 100 тысяч человек, это приблизительно на 24 тысячи меньше, чем в конце Гражданской войны, когда Советскую Россию сотрясла серия мощных крестьянских восстаний.
Численность войск карательных органов СССР возрастала на протяжении всех 1930-х и, разумеется, в период войны. На 22 июня 1941 года общая численность войск НКВД составила 334 тысячи 900 человек, а на 12 марта 1944 года — 540 тысяч человек, по некоторым данным, к августу 1945 года в НКВД служил почти 1 млн. человек
Однако сама численность войск НКВД нам еще не обо всём говорит. НКВД был целой дорогостоящей системой со своими училищами, санаториями, госпиталями, театрами и даже домами пионеров и, конечно же, лагерями. Бюджет ГУЛАГа составил почти 7,8 млрд. рублей в 1940 году, вспомним, что в годы второй пятилетки ежегодные затраты на оборону были немногим выше. Перед войной ГУЛАГ был почти на самоокупаемости (правда, эта самоокупаемость вызывала сомнения даже у современников тех событий), получая основные доходы от продаж преимущественно сырьевых товаров.
Тем не менее, для создания такой организации, которая могла, будучи самоокупаемой, содержать десятки тысяч солдат и офицеров конвойных войск и около 1,6 млн. заключенных да ещё осуществлять обширную хозяйственную деятельность, необходимы были немалые капиталовложения.
Только в последний предвоенный год ГУЛАГ осуществлял более 5% всех капиталовложений в советскую экономику, остается предполагать, какие огромные объемы капитальных средств были вложены в 1930-е в создание этой «империи террора». Однако такие затраты с чисто экономической точки зрения не были оправданы. ГУЛАГ стал давать ощутимые результаты для экономики только в конце 1940 – начале 1950-х.
Неосталинист на все это ответит, что, мол, без ГУЛАГа и затрат на эту систему СССР не освоил бы периферийные сырьевые регионы, без принудительного труда заключённых советская экономика не смогла бы в короткие сроки получить угольные шахты Кузбасса и лесозаготовки Сибири. В этой связи мы можем ответить следующее.
Несмотря на масштабное, как то представлял сталинский режим, освоение Сибири и Дальнего Востока в 1930-е, энергетической базой СССР в первом полугодии 1941 года по-прежнему оставался Донбасс и старые угольные районы Урала, освоенные ещё до 1917 г.; все вместе это давало до трех четвертей добывавшегося в стране угля, причем уголь высоких сортов добывался почти весь в Донбассе. Немалая часть сибирских и дальневосточных месторождений угля была тоже освоена ещё во времена Российской империи.
Вклад ГУЛАГа в экономику СССР до войны был достаточно скромным, но зато затраты на эту систему шли немалые, они в значительной степени скрывались в пунктах баланса «выручки промпредприятий, сельхозпредприятий, торговых организаций, доходов подсобных предприятий и снабженских организаций, а также разных доходов». Из этой строки следует, что в системе ГУЛАГа работали не только предприятия, осуществлявшие материально-производственную деятельность, но и структуры, занимавшиеся торговлей, и они тоже получали выручку и, как следует из нижеприведенных данных, немалую.
В 1940 году ГУЛАГ выпустил промышленной продукции на 2 млрд. 659,5 млн. руб. в отпускных ценах, суммарная стоимость сельскохозяйственной продукции ГУЛАГа не указывается в довоенных документах, что тоже впол-не объяснимо, т. к., кроме лесозаготовки, сельское хозяйство лагерей производило продовольствие для самих заключённых и их охранников.
Стоимостью сельскохозяйственной продукции ГУЛАГа поэтому можно пренебречь. Итак, около 2,66 млрд руб. — это отпускная суммарная стоимость почти всей продукции ГУЛАГа, когда бюджет данной структуры составлял около 7,8 млрд руб., но при этом округленная доходная часть ее баланса составляла в 1940 году 4,2 млрд руб. Соответственно, почти 1,5 млрд руб. пришлось на доходы, не связанные непосредственно с производством, — это, преимущественно, оплата торгово-посреднической деятельности административных служб, своего рода «менеджерский бонус», и это — даже не добавленная стоимость, а сверхдобавленная стоимость, т. к. продукция ГУЛАГа продавалась по отпускным ценам, а не по себестоимости.
Посмотрим теперь на результативность ГУЛАГа, сравнив его с показателями работы предприятий императорской России в периферийных регионах страны.
Добыча золота, осуществлявшаяся в период второй пятилетки организацией «Дальстрой», входившей в систему ГУЛАГа, и государственными организациями, эксплуатировавшими, в основном, свободный труд, составила в 1937 году 51,5 т золота из общего объема добычи этого металла в почти 111 т. В 1913 году в России было добыто 61,7 т золота. При этом только 5% золотодобычи в Российской империи перед Первой мировой войной имели механизированный характер, когда в СССР этот показатель был на порядки выше.
От «Дальстроя» СССР получил в конце второй пятилетки не более 40% золота от общесоюзной добычи. Несмотря на масштабные капиталовложения в освоение Колымы, после 1937 года в советской золотодобыче начался спад, причина — отмена льгот старателям, направленная на социализацию их труда.
Дело в том, что старательские артели в СССР были тогда «островками» капитализма, разумеется, такое положение в условиях политики «закручивания гаек» не нравилось союзному руководству. Результат не заставил себя долго ждать: в 1939 году золотодобыча составила 104,1 т, когда в 1936 г. — 138,8 т, приблизительно одна шестая от этого объема приходилась на «Дальстрой», достаточно скромный вклад, если учесть, что в 1936 году на Колыме было уже примерно 35–40 тысяч заключенных
Освоение Колымы «Дальстроем» началось еще в ноябре 1931 года, когда, фактически, и была образована эта организация. Однако за весь период с начала индустриализации до 1933 года включительно на Колыме было добыто около 2 т золота, в том числе с участием и вольнонаемных старателей (геологоразведкой в «Дальстрое» занимались вольнонаёмные специалисты).
Наращивание объемов добычи золота в первую–начало второй пятилеток, если судить по вышеприведенным данным, происходило преимущественно за счет старателей и вольнонаемных рабочих, на каждого из которых в 1935–1936 гг. приходилось примерно 0,00093 т золота, приблизи-тельно 0,00057 т на человека приходилось в «Дальстрое» в 1936 г., если не считать охрану, которая, конечно, в добыче не принимала участия, но на которую шли расходы.
Общие капиталовложения в золотодобычу в течение двух первых пятилеток составили всего лишь 1,7 млрд. рублей, в среднем по 170 млн. в год, значительная часть из них пришлась на «Дальстрой», который работал в отрыве от основных транспортных магистралей страны, что создавало дополнительные издержки, к тому же, на Колыме необходимо было практически с нуля создать сложную лагерную инфраструктуру.
К 1940 году в советской золотодобыче возник кризис, требовавший незамедлительных мер по своему разрешению. Руководство СССР вынуждено было признать, что спад добычи золота был связан с отменой льгот старателям, социалистические методы мотивации в этой отрасли не работали, поэтому пришлось вернуться к льготам.
И была ещё другая проблема — низкая мотивация труда геологов, они недостаточно масштабно проводили разведку новых месторождений, и в СССР был принят закон о премиях любому, кто откроет новое месторождение золота, причём максимальная сумма такой премии устанавливалась в размере 1 млн. рублей. В результате принятых мер золотодобыча в СССР в 1941 году возросла до 174,1 т, что сильно помогло Советскому Союзу в годы Великой Отечественной войны, именно на золото покупались военная техника и необходимые военные материалы.
Таким образом, пример с золотодобычей показывает, что ГУЛАГ не был эффективной, по сравнению со свободным трудом, системой. Но была ли золотодобыча типичным случаем? Нет. Посмотрим теперь на строительство железных дорог.
Знаменитая Байкало-Амурская магистраль начала строиться в 1932 году силами заключённых ГУЛАГа и стала одним из крупнейших долгостроев в истории СССР. Сначала НКВД удалось задействовать немного заключённых: постоянно на БАМе работали примерно 2,5 тысячи осуждённых в начале – середине 1930-х, но впоследствии, уже незадолго до начала Великой Отечественной войны, там находилось 300 тысяч заключённых.
Байкало-Амурская магистраль была достроена только в декабре 2003 года. Для сравнения скажем, что основная часть Транссиба, по протяженности превосходящая БАМ, строилась примерно 14 лет, окончательная дата строительства этой магистрали 18 октября 1916 года. Режим императорской России оказался более эффективным в деле строительства железных дорог.
Другой пример доставшегося советской экономике от ГУЛАГа долгостроя — Печорская ветка Северной железной дороги и Печорский угольный бассейн, ради которого эта ветка и тянулась.
Основные и наиболее богатые антрацитом залежи угля Печорского бассейна не освоены до сих пор. Стратегическая значимость этого региона, с точки зрения энергетической безопасности страны, была оценена советским руководством еще в середине 1920-х, но строительство ветки Котлас–Воркута началось только в 1937 году и было завершено в декабре 1941года, однако пропускная способность этой дороги оставалась низкой почти до конца войны, поэтому основные материалы для строительства шахт завозились по морю.
Протяженность ветки Котлас–Воркута составляет примерно 1200 км, на которые было потрачено около пяти лет. Сравним с показателями императорской России. Северная железная дорога, соединившая Александров, Вологду, Ярославль, Кинешму, Рыбинск и Череповец, была построена в течение двух лет (1870–1872 гг.), её общая протяженность составила более 1000 км. В то время железные дороги строились почти без механизации и известных XX веку инженерных технологий, однако царский режим, повторимся, экономически неэффективный, все-таки справился с этой задачей без ГУЛАГа.
Наиболее типичным случаем ГУЛАГовского долгостроя является железная дорога Чум–Салехард–Игарка, она была построена после войны и заброшена за отсутствием хозяйственной необходимости в эксплуатации, обойдясь народному хозяйству СССР в 3,3 млрд. рублей, это больше, даже с учетом инфляции, чем капиталовложения в строительство новых основных фондов ОПК в годы второй пятилетки.
На начало 1938 года общая протяжённость таких законсервированных железных дорог, построенных преимущественно заключёнными, составила 5 тысяч км при общей протяжённости введенных в эксплуатацию железных дорог 4,5 тысячи км. Если железная дорога Чум–Салехард–Игарка общей протяженностью около 700 км обошлась народному хозяйству в 3,3 млрд рублей, то можно теперь представить, в какие суммы вылилось строительство 5000 км «мёртвых дорог». При этом советское танкостроение не смогло в 1940 году освоить и четверти запланированного (500 шт.) выпуска танков Т-34.
Резюмируя сказанное выше, сделаем выводы, что при сталинской модели экономики подготовка к вооружённому конфликту с капиталистическим миром не была приоритетной. Советскому руководству приходилось балансировать между подготовкой к войне и установками на реализацию проекта по переустройству общества.
Чаще верх брало последнее.
