Траулер назывался «Адмирал Монгольфьер». (Я его знал. Этот известный воздухоплаватель научил меня вписываться в воздушные потоки. Кто назвал его именем рыболовецкий траулер, не знаю. Но наверняка это был человек с развитым чувством свободы.)
Мой друг, великий космический журналист Ярослав Голованов, спасаясь от морской болезни на траулере «Адмирал Монгольфьер» (где он пребывал в интересах газеты и обретения жизненного опыта), старался по возможности сокращать периоды трезвости и свел их к нескольким предрассветным минутам, когда менялась вахта. Слово «рассвет» носит здесь чисто условный характер, так как рыбачили они в северных широтах, когда мир поглощен был полярной ночью.
Самое свободное существо из всех, кого Голованову приходилось встречать на суше и на море, была кавказец Мотя, пастушья сука. Сгонять свободных баранов в блеющую кучу противоречило нравственному закону внутри нее, и Мотя ушла к капитану траулера. Она твердо встречала качку, расставив четыре своих крепких ноги наподобие гимнастической фигуры «конь», и всей душой полюбила море.
Буфетчицей на траулере служила обветренная тетка с щетинистым подбородком и железными зубами по имени, кстати сказать, тоже Мотя. Жизнь состоит из таких совпадений, и я не устаю им удивляться и ликовать. Ее единственный сын Жора кочегарил здесь же, на «Адмирале». Ему было тепло. Двуногая Мотя орлицей следила, чтобы Жорик не высовывал носа на палубу. А четвероногая Мотя сильно привязалась к Голованову и старалась его тоже загнать в кочегарку погреться. Однако Слава любил смотреть на звезды и однажды подговорил своего дружка Жорика, пока его мама спит, глянуть на ночное небо.
Бутылка неразбавленного спирта переходила из черных рук кочегара в помертвевшие от ледяного ветра ладони космического журналиста. Надо ли говорить, что, засмотревшись на полярные созвездия, они не заметили, как горой обрушилась на палубу курчавая волна, слизнув обоих, точно муравьев.
В воде, набитой ледяной крошкой, как синий коктейль «Маргарита» из мексиканской водки «Текила», основой для которой служит кактус агава, оба морских волка мгновенно протрезвели. «Молись!» — тонким голосом крикнул Голованов, твердо знающий, что Бога нет. Но тут с борта траулера низверглось чье-то мохнатое тело. Это был третий морской волк, корабельный пес Мотя.
...Кавказца Мотю наградили медалью «За спасение утопающих» и произвели в чин мичмана. Голованова списали на берег в первом же порту, где они, выпив бутылку контрабандной текилы, тепло попрощались с кочегаром. Жору с отмороженным пальцем и кое-чем еще отбила у командования мама. Экзекуцию над Жорой Матрена Егоровна произвела самолично, в кочегарке, с помощью собственного военно-морского ремня — подарка капитана к празднику Восьмое марта.
Юрий Рост
