В Воронеже в восьмой раз проходит Платоновский фестиваль. Один из главных региональных смотров включает события во всех сферах искусства. Старт фестивалю дал знаменитый проект швейцарской группы Rimini Protokoll «100% город», впервые адаптированный для России (под названием, соответственно, «100% Воронеж»). Среднестатистических жителей Воронежа рассматривала Алла Шендерова.
На самом деле авторами «100% Воронеж» стали не только Хельгард Хауг, Даниэль Ветцель и Штефан Кэги, но вся команда Платоновского фестиваля. Можно себе представить, сколько труда ушло на работу с сотней горожан, не только соответствовавших особым социологическим требованиям, но и согласных выйти на публику, сотрудничать с авторами и с другими участниками. Проект был придуман в 2008 году и тогда же реализован в Берлине — с тех пор участники «Римини Протокол» делали его в 30 городах мира, несколько раз получали предложения из России, но все не получалось.
Глядя, как на сцену Воронежского оперного театра один за другим выходят участники «100% Воронеж», понимаешь почему. Население Воронежа — 1 млн 58 тыс. 547 человек. То есть в нынешнем спектакле каждый из ста участников должен был представлять группу из более чем 10 тыс. человек, отвечая особым критериям: пол, возраст, национальность, состав семьи и район проживания. По правилу каждый найденный участник-волонтер должен за сутки найти следующего, представляющего уже иной социальный срез. Говорят, самое трудное происходит в начале и в конце кастинга. Быть первым респондентом чаще всего соглашается социолог — в Воронеже им оказалась 29-летняя Елена, русская, преподающая социологию, живущая в Северном районе Воронежа. Вторым стал ее четырехлетний сын Саша. Задавать вопросы и развенчивать мифы в спектакле начала именно она, с ходу обратившись к залу: «Вы считаете, что Воронеж — город студентов?» — «Да-а»,— сразу включается зал, ведь среди зрителей много друзей и родственников тех, кто на сцене. «На самом деле студентов в Воронеже только 13%». Социолог Елена называет еще немного цифр, никак не стыкующихся с дальнейшими ответами. Вот, например, 16% воронежцев получают 50 тыс. руб. в месяц и больше. Подавляющее же большинство горожан зарабатывает меньше 29 тыс. При этом, как следует из дальнейших ответов, больше половины занятых в спектакле умудряются бывать за границей (многие даже катаются на горных лыжах), но считают США главным врагом России. Верят в Бога, но хотят вернуться в СССР, не верят в результаты президентских выборов, но поддерживают войну в Сирии, считают русских и украинцев братьями и утверждают, что западные санкции не влияют на их жизнь.
Тайну этого социологического «компота» приоткрывает еще один вопрос, заданный ближе к финалу: «Кто брал взятки?» — на сцене остаются двое. Тут один из участников говорит, что ответ нечестный, и предлагает переголосовать фонариками в темноте: огоньков зажигается много.
У каждого вопроса, появляющегося на экране, вернее, в круглом иллюминаторе в глубине над сценой и произносимого вслух одним из участников, есть своя музыкальная тема. Ее задает российская группа The Sheepray, сочетающая электронику с живыми инструментами, а зажигательные танцы — с медитативностью. The Sheepray могут мгновенно разогреть зал, подыгрывая узбеку, танцующему свой национальный танец и представляющему 1% воронежских узбеков. Могут сыграть «семь сорок» для тех двоих, что отвечают на сцене за 1% воронежских евреев (какой танец считают своим национальным евреи, живущие в постсоветском пространстве, разговор особый, но тут речь, похоже, про набор клише). Само собой, аплодисменты евреям достаются жидкие — как и одной из участниц, журналистке, напоминающей залу о голодовке Сенцова и убийстве Политковской. Ничего не поделаешь: Воронеж славен не только обилием еды, но и ксенофобией и реакционностью. Так что на вопрос о введении третьего пола подавляющее большинство на сцене отвечает «нет» — и зал их одобряет.
И тут пришло время сказать главное. «100% Воронеж» — спектакль, вызывающий раздвоение личности смотрящего. Самое мягкое, что испытываешь, когда твои соотечественники на сцене голосуют за смертную казнь,— это жалость. Но как зритель и критик — ты в полном восторге.
«100% Воронеж» — виртуозно придуманная и воплощенная схема, тот случай, когда сам часовой механизм — произведение искусства. Людское море на сцене структурировано четко и красиво: то табличками с ответами «я» и «не я», то трибунами (когда задаются политические вопросы), а то вдруг участникам предлагают прожить за пару минут целые сутки — изображая, что они обычно делают каждый час. Ответы появляются на круглом экране-иллюминаторе — в виде специальных диаграмм. Иногда люди напоминают молекулы под микроскопом, а когда голосуют фонариками в темноте — звездное небо.
Аналогия с «Мастером и Маргаритой» — игры Воланда с советской публикой, его разглядывание «живого» глобуса и его знаменитая фраза «Люди как люди… квартирный вопрос только испортил их» — возникает сама собой.
Воронежцев, похоже, не смог испортить ни квартирный, ни любой другой из суровых вопросов ХХ века. И вот те же люди, что отрицали саму возможность третьего пола, назавтра идут на моноспектакль Пиппо Дельбоно «Июньские истории» — потрясающую исповедь итальянского артиста, много лет больного СПИДом (за два часа довольно большой зал покинули только четверо, аплодировали стоя). Те же люди, что, показывая в Воронежском музее имени Крамского выставку Фернана Леже из собрания московского ГМИИ имени Пушкина, помещают под каждой картиной ее тактильную версию и сопровождают подписи шрифтом Брайля для слабовидящих,— этим может похвастаться далеко не каждый российский музей. Те же люди, что восьмой год подряд сметают все билеты на сложное современное искусство — именно его привозит им Платоновский фестиваль. В общем, как хотите, а я не верю им, когда они голосуют за войну и смертную казнь.
