«Весеннее равноденствие — это момент, когда Солнце переходит из южного полушария небесной сферы в северное, и день равен ночи на всей планете».
«И будет после того, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения» (Иоиль, 2:28).
Духовные провидцы и люди, с древности использующие иррациональные методы познания, отмечали, что в течение календарного года есть дни, когда «небо становится ближе к земле». Этими периодами издревле в разных культурах и в различные эпохи независимо друг от друга считались дни летнего и зимнего солнцестояния и дни весеннего и осеннего равноденствия.
Духовидцы, мистики и шаманы, которые путём ритуальных практик на самом деле могли постигать некие сверхъестественные откровения, признавали, что в эти дни даже у людей, духовно слаборазвитых, могут приоткрываться некие способности, которых они ранее у себя не обнаруживали, а также они вдруг постигают некие знания, к которым привычным, рассудочным путём они не пришли бы. Одним из способов доведения Богом этих знаний до людей были сновидения, поэтому снам, увиденным накануне знаковых дней календарного года не следует отказывать в каком-либо значении, как это принято у людей «просвещённых» и «современных».
И, в связи с этим, расскажу про сон, увиденный мною накануне дня весеннего равноденствия: может, читатель и почерпнёт из него нечто поучительное.
1
Вижу я себя в деревне детства, в Беласовке, что в 15 км к северо-востоку от райцентра города Семёнова, в 100 км примерно севернее Нижнего Новгорода.
В деревню эту мы с семьёй ездили каждый год летом до моих 18 лет, пока хозяйка, которая нас принимала, баба Шура, не умерла.
В деревне мы жили в избушке, так называемой «работной»: сложенной из мощных сосновых брёвен, но небольшой по площади.
Вся изба составляла только одну комнату 16 квадратных метров.
Топилась изба небольшой печкой-голландкой, из мебели там были лишь две кровати: одна у окна, справа от входа и другая – напротив, у стены; а также стол и лавки. Рядом, между столом и кроватью, стояла тумбочка, на которую ставили электроплитку. В тумбочке всегда хранились сладости, отчего от неё всё время шёл сладко-пряный аромат.
2
Хозяева – баба Шура и дед Федя – жили в основном доме – обычном пятистенке, какие традиционно строят в наших северных регионах.
Дом располагался не более чем в 20–30 м от нашей избушки.
В пятистенке были две отапливаемые комнаты и две русские печки. Стены комнат обшивались листами фанеры и красились в белый цвет, по фасаду было пять окон, причём для наших краёв характерно наличие очень богато украшенных резных наличников.
На стенах комнат обычно вешали фотопортреты родителей, или самих хозяев в молодости.
Из мебели присутствовали стол в гостиной, кровать и сервант в спальной, а также старинный комод, на который стали ставить телевизоры в годы их массового распространения.
Полы были или дощатыми, или устланными линолеумом, но в обязательном порядке поверх стелили тканые половички, которые изготавливали из тряпья и перекрашивали в разноцветные полосы.
Вообще, интерьер был – сравнительно с нынешними апартаментами городских жителей – прост и минималистичен, поскольку одежды было кратно меньше, и вся она хранилась в сундуке, комоде и небольшом платяном шкафу в спальной комнате. А ещё не было книг, поскольку люди были некнижные.
3
Трапезничали в гостиной, напротив входа, у окон и под массивным зеркалом, в котором отражался всякий входящий в дом из сеней. Если же трапеза намечалась большая и праздничная, то столы накрывали на две комнаты. Небольшая кухня располагалась слева, за печкой, и предполагала только размещение рукомойника и плиты с газовым баллоном. Два человека там могли с трудом разместиться и не мешать друг другу. В кухне, естественно, никогда не ели.
4
Итак, я увидел себя в «работной» («работная» так называлась оттого, что там в зимнее время хозяева занимались традиционным для наших краёв делом – резали ложки из дерева, которые затем перепродавали коммивояжёрам, а они перевозили их на запад – в Хохлому и окрестные сёла, где их и красили знаменитой хохломской росписью).
Был уже вечер, и мы все (я, папа и брат) готовились ко сну, и читали учебники по физике, а у кого-то был томик Пушкина. Я ещё резонно заметил, что отсутствие гаджетов положительно влияет на качество чтения.
5
На следующее утро (во сне) я встал и пошёл к бабе Шуре в дом завтракать (в реальности мы на самом деле частенько ходили туда, поскольку холодильника у нас в избушке не было, причём сами хозяева нашими визитами не тяготились).
На дворе была непролазнейшая грязь, как будто несколько недель подряд шли проливные дожди. Трава выросла до фантастических размеров выше человеческого роста и с человеческий кулак толщиной.
По пути я встретил отца, который достаточно строго сказал, что в доме бабы Шуры теперь живут посторонние люди, и моё неожиданное появление будет явно излишним.
Однако это был бы не я, если бы послушался и не пошёл.
Разумеется, я пошёл в хозяйскую избу.
6
Войдя в горницу, я поразился удивительной чистоте и порядку, царившим в доме, тому, как белоснежно блестят стены, как аристократично сервирован большой праздничный стол с небольшим количеством скромных яств и дорогой хрустальной посудой. В окна изливался яркий солнечный свет. Во всей избе не было никого. Но интуитивно я понял, что баба Шура точно где-то здесь.
Бодрым голосом я сказал:
«Здравствуйте, баба Шура! Как у вас всё здесь замечательно! Красота-то какая! Ну, а сами-то как поживаете?».
И тут до меня дошло, что, пожалуй, здесь, в этом потустороннем мире, привычные нам способы коммуникации едва ли работают. И не факт, что если сейчас в самом деле здесь появится баба Шура – крошечного роста старушка крепкого телосложения с чёрными волосами, которые до самой её смерти в 74 года не поседели, – то ещё не факт, что это точно будет она.
Мне ли не знать, что хтонические сущности зачастую вступают в контакт с живыми людьми, прикидываясь личиной известных им людей.
7
Как я подумал, здесь, в потустороннем мире, следует полагаться не на рациональные вербальные методы общения, а на символы и внутренние ощущения. Увиденные мною символы: накрытый стол, чистый белоснежно сияющий дом, солнечный свет, заливающий комнаты, а также внутреннее ощущение: покоя, тихой безмятежной радости и счастья, когда хочется сказать, подобно апостолу Петру на Фаворской горе: «Хорошо нам здесь быть, Господи», – подсказывали мне, что в загробном мире у бабы Шуры точно сложилось всё благополучно, и дальнейшие расспросы излишни.
Я сказал вслух:
«Ну, баба Шура, я вижу, что у всё вас тут замечательно, а мне, однако, пора уже идти обратно».
И я вышел.
И проснулся.
Антон Мельников
Фото предоставлены автором
