Венская государственная опера, пожалуй, самый знаменитый и престижный оперный театр мира, отмечает 25 мая свое 150-летие. Ее директор Доминик Мейер дал эксклюзивное интервью «Известиям».
Директорский кабинет ничем не напоминает офис. Скорее, гостиная интеллектуала. У господина Мейера даже нет персонального стола. Он работает за большим, круглым, похожим на обеденный. За ним же проводит переговоры, принимает посетителей. Кругом картины, фотографии, гравюры и целая стена книг. А еще в его уютном и эклектичном кабинете есть кофейный столик и кофеварка, которые и были использованы по прямому назначению в ходе неспешной беседы с «Известиями».
— Доминик, почему вы не любите юбилеи?
— Я считаю, юбилей — это очень легкая причина для формирования программы. Это путь для ленивых. Допустим, наступает юбилей Моцарта, и все театры начинают лихорадочно ставить Моцарта. Или круглая дата у Шостаковича, и все играют Шостаковича. Или предсказуемо устраивают повсеместный праздник в честь Бетховена. Всеобщий юбилейный энтузиазм выглядит уже обыденно и немного смешно. Напоминает флешмоб... Помню, однажды я оказался в Болонье за день до столетия со дня смерти Верди. И мне показалось, все немного сошли с ума: в тот вечер в Италии давали 17 представлений вердиевского «Реквиема»!
— К предстоящему юбилею Венской оперы вы также относитесь скептически?
— Нет, это другое дело. Это, конечно, особое, уникальное событие, поскольку Венская опера находится не только в центре Вены, но и в центре музыкального мира. Наш юбилей — хороший повод оглянуться назад. Многие люди не знают или забыли историю оперы, не в курсе, какие великолепные произведения были созданы до Моцарта. Поэтому в рамках юбилейных торжеств нам хотелось бы представить и старинную музыку, и новую, современную. Скажем, оперы Манфреда Трояна и Иоханнеса Марии Штауда.
— Чем объясняется именно такая программа праздника?
— Это мой выбор. У нас запланировано в этом сезоне девять премьер. 25 мая в день официального открытия Венской оперы будет показана «Женщина без тени», опера Рихарда Штрауса, который руководил театром с 1919 по 1924 год. А 26 мая пройдет большой концерт на площади Герберта фон Караяна — с участием не только наших певцов и артистов балета, но и гостей, представляющих различные жанры.
— В одном из ваших интервью я наткнулся на утверждение, что «опера — это искусство для всех». Вы всерьез считаете, что такой сложный и элитарный жанр общедоступен и понятен массам?
— Да, это так. Почему? Потому что опера — это сфера эмоций. Если вы восприимчивы и открыты, то всё поймете, даже не будучи профессиональным музыкантом или искушенным меломаном.
— Простите мою настойчивость, но это касается всех или только венцев, у которых опера входит в состав крови?
— Конечно, Вена — особый случай. Но это и общемировая ситуация. Объясняется она тем, что за последние полвека оперная география сильно изменилась. Если раньше, говоря про оперу, подразумевали Европу и Соединенные Штаты, то сейчас потрясающие, фантастические певцы появились в Южной Африке, Китае, Корее... Оперный мир, во многом благодаря новым технологиям, стал открытым и гораздо более интересным, чем прежде. Уверен, что и в России эти перемены тоже хорошо заметны.
— Деловой человек часто конфликтует внутри вас с человеком искусства?
— Нет, я не чувствую себя слугой двух господ. Надеюсь, что удается совмещать творчество и бизнес. Они должны, обязаны сосуществовать вместе! Вы же не можете пойти в кондитерскую и скупить все пирожные, в любом случае придется делать выбор. Каждый оперный театр, расположен он в столице или в провинции, в большом городе или маленьком, выбирает свою художественную концепцию, которая должна быть эффективной.
— Бюджет спектакля сильно влияет на его качество?
— Это тот случай, когда размер имеет значение. Конечно, бюджет важен. Современный оперный спектакль — весьма дорогостоящее удовольствие.
— Можете назвать среднюю сумму?
— Бюджет постановки зависит от многих составляющих. Я помню, когда начинал работать в Лозанне, где небольшой оперный театр, то решил проблему цены и качества, выбрав несколько молодых певцов. У них были очень хорошие голоса, но на тот момент совершенно не было громкого имени, поэтому гонорары оказались скромными. Конечно, в Вене совсем другие затраты.
— Что самое приятное в позиции директора?
— Мне интересно работать со множеством людей, так или иначе задействованных в создании спектакля. Я чувствую себя папой. Нравится разнообразие моей работы: я принимаю решение о репертуаре, о кастинге, о «свежей крови», которая вольется в театр, имею дело с рабочими сцены, с публикой и прессой.
— А что неприятно?
— Не знаю. Я стараюсь во всем найти позитив.
— Критика может вывести вас из себя?
— Разумеется, я читаю всё. С утра перед вашим приходом обнаружил в свежей газете позитивные отзывы, и это не может не радовать. Я должен быть в курсе, чтобы в случае необходимости поддержать и защитить артистов. К чему лукавить, я счастлив, когда театр хвалят. А когда ругают, вспоминаю Тосканини, который говорил, что, если хочешь узнать ситуацию в театре, зайди в кассу. Я рад, что у нас продается 99% всех билетов. Значит, мы на верном пути, я же формирую афишу не для себя, а чтобы понравилось публике.
— Перекупщики билетов — знакома ли вам эта проблема?
— Разумеется, перекупщики есть и в Вене. Решить эту проблему полностью невозможно. Но это не такая уж большая сложность для нас, поскольку у зрителей есть возможность заранее купить билеты по интернету.
— Ваш театр уже несколько лет работает без музыкального руководителя. Как это возможно?
— У нас фантастический оркестр, и если нет музыкального руководителя, то ничто не мешает мне приглашать лучших дирижеров. С нами работают Зубин Мета, Валерий Гергиев, Риккардо Мути, Семен Бычков, Марко Армильято и другие великие маэстро. Скажем, Венская филармония уже 27 лет не имеет музыкального руководителя, и ничего. Могу сказать, что с того момента, как мы работаем без музыкального директора, программа стала намного лучше.
— Венской опере знакомо слово «скандал»?
— Любой, кто нанимается на работу в Венскую оперу, должен соблюдать несколько правил: отделять главное от второстепенного, не делать из мухи слона, быть вежливым и проявлять уважение к окружающим. Это, если хотите, наши корпоративные ценности. Вы, наверное, обратили внимание, какой дружелюбный и гостеприимный вахтер на служебном входе? Я сам очень спокойный человек, никогда не нервничаю. Со мной сложно вступить в конфликт, но если кто-то начинает меня провоцировать, то сразу говорю: «Встреча закончена. Всем до свидания!»
— В истории Венской оперы есть удивительный мировой рекорд — 30 июля 1991 года Пласидо Доминго аплодировали 80 минут после оперы «Отелло». Во время вашего директорства случалось что-то невероятное?
— Теперь мы не позволяем публике так долго аплодировать. Но часто овации длятся 15–20 минут. В этом году в марте у нас состоялся концерт 77-летнего итальянского баритона Лео Нуччи, и люди не хотели покидать зал, вызывали и вызывали артиста. Или вспоминаю спектакль «Анна Болейн» с Анной Нетребко и Элиной Гаранча. Был сумасшедший успех! Зрители не желали их отпускать, хотя, как после признались певицы, они проголодались и хотели побыстрее закончить поклоны.
— Вы хорошо знали как минимум трех знаменитых русских артистов, работали с ними. Уверен, что нашим читателям будет интересно ваше мнение о Рудольфе Нурееве, Дмитрии Хворостовском и Анне Нетребко.
— О! Я был довольно молод — 39 лет, — когда стал работал с Нуреевым. В 1994 году меня назначили генеральным директором Парижской оперы, где он, уже легенда, руководил балетом. У нас с ним никогда не возникало проблем. Мы уживались, имея разные темпераменты, может, потому, что Руди в то время уже болел и берег силы. Я многому научился у него. У нас в Венской опере каждый год проходит «Нуреев-гала». Мне важно, чтобы в театре сохранялся нуреевский дух... Дмитрий Хворостовский был большой звездой и моим большим другом. Уже будучи смертельно больным, он никогда не жаловался на свое состояние. Он вернулся в Вену, чтобы сказать: «Прощайте!..» Он дал на нашей сцене свое последнее представление — в ноябре 2016 года спел Жермона в «Травиате» и получил горячий прием публики. Все знали, что он болен, и хотели как-то поддержать.... Анна Нетребко в свое время дебютировала на нашей сцене в одном спектакле с Дмитрием — она пела Татьяну в «Евгении Онегине». Анна как цветок. Сейчас она самая большая певица в мире, экстраординарная. Каждый ее приезд сводит венцев с ума. Это всегда большой успех и событие. Вообще у меня в театре много талантливых «русских детей». Например, Аида Гарифуллина и Дмитрий Корчак. Или юная Мария Назарова. И, конечно, у нас немало балерин из России.
— Вы бывали в России. Что думаете о состоянии музыкального театра в нашей стране?
— Ваша страна имеет большие традиции и в опере, и в балете. И очень хороших артистов. Мне нравится, что сделал маэстро Гергиев в Санкт-Петербурге. Это очень впечатляет. И я бы хотел сделать совместный проект с Большим или с Мариинкой. Конкретных планов пока нет, но разговоры о сотрудничестве ведутся.
— Не секрет, что в 2020 году у вас истекает контракт и вы покинете свой пост. Уже названо имя преемника. Чем собираетесь заниматься дальше?
— Пока еще не знаю. Я хотел бы продолжать работать на этом поприще. Мне нравится рисковать, открывать новые таланты, руководить командой.
— А если вас пригласят в Россию руководить оперным театром?
— Почему бы нет?!
Влад Васюхин
