Показанный британским Channel 4 мрачный детектив «13 заповедей» — один из лучших образцов бельгийской полифонической драмы, которая постепенно занимает на ТВ место скандинавского нуара.
На смену скандинавскому буму нулевых пришла очередь бельгийского. Особенность «бельг-фикшена» — отказ от стандартов детективного шоу и смешение жанров: в самых популярных бельгийских детективах последних лет сюжет съезжает с рельсов и выходит далеко за рамки расследования. «Саламандра» (2012–2018) — история про ограбление банка и в то же время политический детектив о прогнившей элите, «Отель ''Бо Сежур"» (2016) — рассказ об убийстве пополам с мистической драмой о блуждающем призраке, «Профессор Т.» (2015) — полицейский процедурал с танцевальными номерами. А в «Чистом листе» (2017) к расследованию исчезновения человека примешивается психодрама о потере памяти. Шоураннер «Чистого листа» Малин-Сара Гозин описывает этот феномен словами Форреста Гампа: «Бельгийские сериалы как коробка шоколадных конфет с разными начинками, никогда не знаешь, какую вытянешь». Возможно, их жанровое разнообразие объясняется принципом «голь на выдумки хитра»: примерный бюджет часа бельгийской теледрамы составляет от силы десятую часть суммы, которую тратят на производство такого же часа своих шоу британцы,— вот и приходится выкручиваться, сочиняя навороченные сценарии.
«13 заповедей» с места в карьер демонстрируют уже знакомую по сканди-нуарам социальную озабоченность и заодно слабость полицейских процедур, которые разгулявшемуся бельгийскому многонациональному криминалу — что слону дробина. В турецкой семье перерезали горло беременной незамужней девушке, и все указывает на дядю-мракобеса, прибывшего из Стамбула. Но засадить его за решетку напарники Питер (Дирк ван Дийк) и Вики (Мари Винк) не могут, потому что свидетелей нет, отпечатков тоже, турецкая диаспора держит круговую оборону, а подозреваемый презрительно улыбается в усы. Но следом им приходится расследовать уже нападение на подозреваемого — кто-то похитил фанатика, привез на пустырь, облил бензином и поджег, но потом потушил. И написал на стене первую из десяти заповедей: «Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим». Дальше — больше: женщине-политику, которая продвигала закон о работе в выходные, вырезают на лбу первые буквы заповеди «Помни день субботний» и отпускают, а известному стендаперу отрезают язык. Потом таинственный мститель по кличке Моисей (так он подписывает письма в полицию) карает уже самих полицейских за непреднамеренное убийство и лжесвидетельство. Полицейский отряд редеет, дело представляется все более запутанным, и служители закона всякий раз имеют бледный вид, мямля разбушевавшейся прессе, что «расследование идет полным ходом», пока Моисей набирает популярность в соцсетях. А когда наступает черед карать педофилов (одному из них Моисей на стройке засыпал ноги грудой камней), у Моисея появляются подражатели, ибо мир лежит во зле, а облеченные властью надзирать и наказывать со злом не справляются.
Глядя на хитросплетения детективной интриги, удивляешься, как бельгийские сценаристы ухитрились нагородить в одной истории с десяток разнонаправленных сюжетных ходов и не только не запутаться, но к финалу изящно свести все концы воедино. В истории нет ни одного проходного персонажа или случайной сцены — все в итоге окажутся пристроены в дело, будто буквы алфавита, из которых складывается слово «безнадега». Бельгийцы, пожалуй, тут даже переплюнули скандинавов с их аутичными копами — в бельгийской полиции нет вообще ни одного благополучного сотрудника, только подстреленные, переломанные, разведенные, разочарованные менты с улицы разбитых фонарей. Когда покалеченная в аварии Вики и неприкаянный, ночующий у проституток Питер что-то бубнят «за жизнь», это тоже работает — сгущается атмосфера тревоги и смятения. Ведь зло такое конкретное, четкое, сосредоточенное и хорошо знает, чего хочет. А добро стоит на тоненьких ножках и растерянно озирается — кажется, что оно еле ползает и никогда не победит. И вообще не вполне понятно, кто из них добро — его узнаешь только по привычной уже слабости. Самое любопытное в сюжете сериала даже не то, как самозваный и неуловимый пророк по мере оскудения заповедей придумывает новые, а то, что этот серийный маньяк в кои-то веки вызывает куда большее сочувствие, чем доходяги-полицейские,— ровно до удивительного финала, когда мы наконец заглянем ему в глаза. А может быть, и после.
Татьяна Алешичева
