Иногда в причине больше правды, чем в следствии. Нет, не правды. Страсти. Что меня к ней толкнуло? Помню Ольгу Кормухину в черной коже, высоких сапогах, с гривой Медузы Горгоны. Помню, как мир содрогнулся от яростного хрипа: "Мой первый день без тебя". Она напитала песню трагическим ликованием. Уж не после ли ухода из Театра Пугачевой пронеслась по эфиру эта вольница! Помню, как она появлялась за кулисами концертов, и у окружающей среды учащался пульс. Что там Маша Распутина нынче! На пуанты встанет – не дотянется. Рык Ольги Кормухиной походил на отчаянную самозащиту, на протест последнего вздоха. Я помню вчерашний день.
А сегодня было так. Если последовательно... Меня ей рекомендовали. Причем, давно. От моего имени попросили об интервью. Она отказалась, отговорившись, что не готова, вот запишет альбом... Прошло время. Альбом не появился. Но на очередную просьбу рекомендателя Ольга неожиданно ответила "да", уточнив, знаю ли я законы Божьи. Рекомендатель сказал: встретитесь – сами разберетесь. Она пригласила меня в храм Федора Студита на Большой Никитской. Маленький, особенно по сравнению с тем, что через дорогу, на месте венчания Пушкина и Гончаровой. В малютке недавно венчались Ольга Кормухина и Алексей Белов. Здесь они служат. Я спросила: где мне вас искать? Она ответила: на клиросе. По дороге к храму я наткнулась на кассету с лучшими песнями Жанны Агузаровой и купила. А кассеты Ольги Кормухиной нет. Ладно, мелочь.
Я отстояла причастие и все, что было потом, думая: церковное пение отдается вибрацией в грудной клетке, отчего ты будто задействован в происходящем, ведом. Долгое стояние на одном месте, что постового у Вечного огня, что верующего у алтаря, дисциплинирует и приподнимает, может, сродни кислородному голоданию. Ольга подошла и сказала: "Только мы будем втроем – вы, я и Алексей, потому что муж и жена..." Она запнулась, я подумала: неужели "одна сатана"? Она продолжила: "Одна плоть, понимаете?" А как не понять?
Пока Алексей пылесосил, мы зашли в трапезную глотнуть чаю, потому что у Ольги пересохло горло. Там ей дали фотографию, на которой она с мужем голова к голове. Похожи, как родственники. Ольга: "Только у меня щеки как всегда выпирают, никуда их не спрятать, у Леши таких нет". "Мышиные" – как она поделикатнее сформулировала свою принадлежность к году Крысы. "Когда мышь ест, у нее щеки раздуваются". Улыбка у нее выдающаяся - обильная и моментальная, как летний ливень. "Рот, словно Большой зал консерватории", - процитировала кого-то Ольга, подразумевая всю структуру своего дыхания. И пения. Она с удовольствием сообщила, как выдала в подвенечном платье арию невесты "Ты мне нужен" в ночном клубе после церкви! В самой лучшей студии звукозаписи зашкаливает аппаратуру, когда она запевает, так много частот в ее голосе, что техника теряет ориентиры. Потом рассказала, как давно положила глаз на Алексея Белова. Еще на телеэкране выделяла его из всей группы "Парк Горького". Ее первый муж гордился знакомством с этим гитаристом и насмешничал над ней: мол, все твои приятели не стоят его одного. Вон как обернулось. Она – супруга достойной личности. А первый муж совсем потерялся - жизнь скрутила.
Когда подошедший Алексей съел гороховый суп, мы отправились на клирос беседовать. В середине разговора отец дьякон отозвал Ольгу и дал ей газету. Она вернулась с ней и развернула, пока Белов продолжал монолог. Я скосила глаз: Кормухина читала мою статью "Что будет, если не будет Пугачевой?" Я запереживала: ну как там ее что-то обидит. И осеклась: она же теперь не обижается, это грех, она нынче в завязке по рукам и ногам... Когда Ольга оторвалась от чтения, я спросила: не нравится? Она ответила: "Я пока только про себя прочитала, нет, почему, я думаю, что это правда". Я написала про ее прошлое. А сейчас пытаюсь понять настоящее: до какой силы желания быть подхваченной на руки и вынесенной из пожара, надо было дойти! Понимаю, Близнецы такие: пять минут в ночном клубе, пять минут - на клиросе. А Крыса - это очень сильная особа. Она и в клубе, и на клиросе заставит стоять насмерть. Ольга сказала про гороскопы: бывает, читаю смеха ради. Какой уж тут смех. Передо мной – устремленная к гармонии личность. Я рада за нее. И не могу сдержать печали. Конечно, это эгоизм. Но я лишилась певицы, которую помню. Которую хотела видеть звездой. Да, в угоду себе и на погибель ей, наверное. Можно отказаться от земного, ради небесного. Можно остаться бароном Мюнхгаузеном на земле и разгонять облака. Каждый спасается, как может. Она натягивала сползающий платок, тщательно заправляя волосы в укрытие, и буравила меня глазами, будто пыталась пересадить что-то из почвы в почву.
- Ольга, а почему вы согласились на интервью? Отказывались, отказывались и вдруг вышли из подполья.
- Потому что определилась. Я знала, что мне не спрятаться в монастырь, но все-таки надеялась, что, может быть, удастся улизнуть. Говорить о том, о чем я могла и хотела, я считала нецелесообразным, потому что не всякий человек это поймет. Да и я, наверное, не готова была. Словоблудием заниматься грешно.
- Вас не удивило, что о вашем бракосочетании сообщило так много средств массовой информации, хотя и вы, и Алексей не на виду, оставили сцену, не звезды, любой писк которых доносится до читателей и телезрителей?
Ольга: - Нет, ни я не оставила, ни Алексей. То, что нас нет в эстрадных программах, не значит, что люди оставили сцену.
Алексей: - Мы перестали следовать законам шоубизнеса.
Ольга: - Почему такой интерес к нам?.. Я думаю, что люди чувствуют правду, чувствуют, где она есть. Хотя бы намек на нее. Вот мы сейчас сидели в трапезной и с нашей храмовой молодежью разговаривали о том, что в последнее время рок-н-ролльщики, рокеры приходят к Богу. А эстрада все больше удаляется. Беспринципность - признак безбожия, с моей точки зрения. Это с опытом пришло. А рокеры - люди, которые не потому играли рок, что безумно любили его, на самом деле они инстинктивно бунтовали против глобальной неправды в нашей стране. Один человек недавно сказал: Ольга, тебя не было, а ведь никто твою нишу не занял. Я думаю, не потому, что не хотел, а потому что не смог. И не я такая крутая, а Господь Бог ставит своего на свое место. И Алексея, поверьте мне, сколько бы его не было, будут помнить и любить. И меня будут помнить и любить не за то, что у меня необыкновенный голос или красоты я не человеческой, а потому, что сама ищу правды и не хочу людям подсовывать неправду. Хотя и музыка моя была сложновата для восприятия и особенно тексты. Просто не все популярное по-настоящему нравится, и не все, что нравится, популярно. Я помню, как папа мне говорил, когда я слушала записи Эллы Фицджеральд: "Слушай, слушай, но когда ты родишь, ты будешь петь "Темную ночь". И я с годами пришла к выводу, что он был прав, потому что в этих песнях истинная глубина, пережитые чувства, и они мои, русские. Я не мыслю на английском языке. И "Темная ночь", которую мои коллеги сочли бы совковой, мне намного ближе в глубине души.
- И вы ее пели?
- Конечно, были моменты, когда я ее пела.
- На вашем венчании присутствовали Лариса Долина, Ирина Отиева... Эти люди вам близки?
- У меня такое чувство, что мы все на одном пути. По-разному, но на пути.
- То есть Лариса Долина на пути к Богу?
- Да, я так считаю. Ведь, когда видишь яркий свет в конце тоннеля, ты не знаешь, какое до него расстояние, видишь и идешь. Мне очень нравится... я все время, к сожалению, забываю, кто из святых сказал, что все люди делятся на пчел и мух. Пчелка в любом месте найдет капельку меда, а муха и в цветущем саду найдет себе кучу дерьма, простите за выражение. Я просто думаю, что людям, которые видят плохое, нужно обратить внимание на самих себя, что-то у них не в порядке, а грязное око и видит все грязным. Мне кажется, я слышу Ларисину душу. И она мне нравится. Лариса, по-моему, одна из самых достойных женщин на нашей эстраде.
- А по каким приметам тогда вы судите, что наша эстрада отходит от Бога?
- По пошлости. По текстам.
- То есть вы следите за тем, что там происходит?
- Нет, я нарываюсь.
- Смотрите телевизор?
- Практически нет. Иногда смотрим новости. Стараемся не погрязать в это. Но нарываться приходится. И нарываешься всегда на какой-то кошмар. Знаете, почему я считаю, что эстрада отдаляется от Бога? Я не верю, что то, что поется и играется в большинстве своем, искренне. Потому что если это искренне, тогда тем более - кошмар. Человек не может жить тем, что звучит в эфире. Это бред сивого мерина. Такое ощущение, что ни Достоевского, ни Пушкина не было.
Алексей: - Что всегда было характерно русской музыке? Невероятная сила и необъятность. Как страна сама по себе. В тех же Соединенных Штатах, где я прожил больше десяти лет, есть плей-листы классических радиостанций, по которым видно, что звучит в эфире чаще всего. На первом месте - Чайковский, потом - Рахманинов, Стравинский, Мусоргский. Вот русская музыка. А то, что это не воплотилось на эстраде, не вина музыки как таковой.
Ольга: - Недавно один человек сказал: я заметил, что русский народ петь перестал. Потому что музыка - это молитва. Настоящая музыка, а не вариации на одну и ту же тему.
- Вы судите по Москве?
- А в других местах живут тем, что им Москва навязывает. Хотя, конечно, там народ чище. Их единственный грех - что пьют. А в остальном они как дети.
Алексей: Вот если взять Америку, то о какой духовности там можно говорить? Стране двести лет. И все сделано так, чтобы человек чувствовал себя там, как овощ на грядке. Я и себя ловил на мысли, что начинаю превращаться в овощ: телевизор, гамбургер, работа, такая вот рутина. Ведь искусство и музыка - это как топор. Топором можно домик построить, даже церковь, чтоб люди ходили молиться, а можно череп проломить кому-то. У меня был такой период в творчестве, когда я понимал: то, что я делаю, гораздо опаснее топора. Потому что можно не просто череп проломить, а исковеркать жизни миллионов людей, забросив им в сердца какую-нибудь идею. Кому много дается, с того много и спросится.
- Я рада за вас, вы живете в гармонии...
Ольга: - Еще, я думаю, не совсем.
- Хорошо, почти. Но в результате вас нет на эстраде, на телеэкране, - и мы имеем то, что имеем. Вы ушли от этого, уберегли себя или пытаетесь уберечь свои души...
Ольга: - Вы знаете, я не буду называть имени, но о-о-чень популярный артист мне сказал: что, покинула наше болото поганое? Я ответила: ну, почему болото, я просто ищу там, где лучше. В этом ничего зазорного нет. Почему-то у нас думают, что надо погибать... Погибай, а товарища выручай! Ничего подобного. Никогда не протягивай тонущему руку, протяни ему палку. Палка - это расстояние. Вот. Я держусь на расстоянии. Потому что помочь я ничем не могу. Мне бы самой сохраниться. На что я тому человеку сказала: наверное, они просто не понимают, что делают. Он мне: весь ужас в том, что прекрасно понимают и делают это сознательно. Но я никого не осуждаю, пути Господни неисповедимы. Оптину пустынь создал разбойник Опта, на счету которого была масса загубленных душ. Иногда человеку нужно упасть на самое дно, чтобы оттуда заорать: Господи, помилуй! Господь смотрит на сердце человека, а не на его поведение. Я могла бы назвать многих людей, которых знают все, которые так благочинно себя ведут, такого хорошего о себе мнения, но внутри это... какое бы слово поприличнее найти? Ну, упаси меня Господи от встречи с ними. Лучше я буду общаться с последним алкоголиком, у него хотя бы есть искренность и душа. Он хотя бы пошлет от сердца. А эти от сердца ничего не делают.
- Ольга, вас называли отечественной Тиной Тернер...
- Я что, товар? Отечественный - импортный...
- Хорошо, вас называли русской Тиной Тернер. Вы были совершенно иной. Напористой, даже агрессивной. Это было от отчаяния? И вот такой переворот. Спокойная, добрая, светлая...
- Я не думаю, что я спокойный, добрый, светлый человек сейчас. Вдруг не бывает ничего.
Алексей: - В пении напора не поубавилось. И энергии тоже. Она, может быть, стала другого характера.
- Какого?
Ольга: - Не знаю, со стороны видней. Я просто по-другому стала относиться к пению. Раньше я любовалась своим голосом. Я прекрасно знала, что у меня уникальные данные, что левой задней могу заделать кого угодно, даже мужиков, чего там греха таить. Я выходила и перекрикивала всех. И я кайфовала от этого. Вот что значит человек, который не имеет страха Божьего, не понимает, что все это дано ему совершенно для других целей. А сейчас я выхожу служить. Это все меняет. И меняет меня.
- А чего вы тогда боялись?
- Боялась, что меня не поймут. Поэтому брала нахрапом. А сейчас я могу перейти вообще на такое пьяно... Раньше это было мне недоступно. Могла только орать хриплым голосом. А сейчас Господь открыл всю палитру внутри меня. Не было поворота на 180 градусов. Изменилось качество. Вот я все время привожу пример Апостола Павла. Это ни в коей мере не сравнение, просто самый яркий пример. Ведь Апостол Павел до того, как стал христианином, был ярым гонителем христиан. Почему? Потому что верил в Бога, верил истово, но не принимал Христа распятого, униженного, оскорбленного, оплеванного. Хотел служить Богу, но Богу справедливому, карающему, всесильному. То же самое было во мне. И где-то подспудно я выходила на сцену наказывать. Наказывала бездарность, которая занимает не свое место. Но всегда бывала посрамляема, потому что народ воспринимал их более радостно, потому что они играли "своих" девочек и мальчиков. А я возвышалась над ними. И естественно, была не понята. Я ведь потом чем только ни занималась, даже рукоделием... Но поняла, что основной дар - это музыка. Встав на клирос, я осознала, что вот мое место. И не надо ждать от меня плотных гастрольных графиков, запланированных альбомов, все будет происходить по воле Божьей. Главное - служить ему. Я такая же должница как и вы все. Я должна Богу. Больше - никому. Потому что не люди мне дали голос, умение...
- Не папа с мамой?
- А папа с мамой от кого, опять же, произошли?
- А гены?
- Да хоть гены, хоть Вася, хоть Петя! Мне какая разница?
- Ваша хрипотца - от природы или вы работали над ней?
- Я ее выработала. Связки позволили.
- Это называется - петь на расщеплении связок?
- Это так долго и нудно объяснять. Я думаю, что связки должны быть определенным образом устроены. Я, например, не всякие хриплые голоса воспринимаю. Когда люди поют неправильно, у меня начинает болеть горло. Мне Лариска Долина, Ира Отиева, все время щупали шею: тебе не больно? Нет, не больно, я вообще не чувствую горла, когда пою, мне наоборот легче.
- Правда ли, что вы специально хрипели, чтобы выдрессировать связки?
- Сначала да. Причем, я такой упорный человек. Никто не поверит, зная мою импульсивность, взбалмошность, эксцентричность, что я очень усидчивая ученица. И даже когда в Гнесинку поступила, многие были в шоке: ой, эта учиться не будет, после кабака, такие люди как правило... И потом, спустя полгода: кто бы мог подумать, что это будет единственный человек, который будет действительно учиться! Я думаю, что просто-напросто меня так воспитали родители, - вот что у меня действительно от них. Они дали мне основное понятие - не место красит человека, а человек место, и следует постоянно повышать свой интеллектуальный и духовный уровень. В нашей семье был культ книги. У меня не хватало лишнего банта в косы, но было пианино. В семье еще отсутствовал холодильник, но пианино стояло. Родители все время что-то читали, обсуждали... Когда я попала на эстраду, меня убивало праздное времяпрепровождение и разговоры ни о чем. Легче было выпить сто грамм. Чтобы воспринимать адекватно, требовалось вмазать.
- Иного способа отстраниться не существовало?
- Ну, ушла.
- Так спустя годы!
- Но мозги-то просветляются со временем. Путем проб и ошибок. Родители не могли меня научить, потому что никогда не находились в сфере шоу-бизнеса. Шоу-бизнес - это вообще отдельная ситуация! Где башню сворачивает наглухо и всем по-разному. Наступил момент, когда я поняла, что еще чуть-чуть и мне свернет башню. Да, я про Апостола Павла не договорила. Когда Господь явился ему на облаке - у каждого человека бывает такое откровение в жизни, просто одни открещиваются от этого, а другие внимают всем нутром, вот так было со мной - когда Господь явился и сказал: почто ты гонишь меня? Этого было достаточно, чтобы тот превратился в апостола и стал самым горячим проповедником.
- Вы сами пришли в церковь или вас кто-то привел?
- Никто сам никуда не приходит. Приводит Господь. Мы пытались с братом придти к батюшкам, но нас не воспринимали, потому что мы музыканты. Эстраду в храме не воспринимали. Отталкивали. И отталкивают. А потом меня привел друг музыкант к одному священнику, который принял, исповедал, я ему очень благодарна, отцу Валерию, независимо от того, что с ним потом случилось. Всякое бывает.
- А что случилось?
- Ну, это, как говорится, не ваше дело. Человеку посылаются испытания разного рода. Понимаете, очень трудно говорить о том, как человек приходит к Богу. Даже про себя. Хотя я знаю про себя все. Я помню этот путь до мелочей, каждую кочку, каждый удар, каждую ссадину, но рассказать это невозможно. Как невозможно рассказать роды, если человек не рожал. Невозможно рассказать любовь, если человек не любил. Это и страшно, и прекрасно, и ужасно, и... Почему я не хотела давать интервью? Потому что боюсь людей в искушение вводить. Они могут неправильно понять многие вещи. Скажут: о, ударилась! То она в одно ударилась, то в другое. И будут правы. Внешне это так. Одно могу сказать: дай Бог каждому, чтобы у него в жизни случилось такое чудо, как произошло со мной.. Слава Богу за все, что было со мной. За то, что я была грубой, резкой, отвратительной. Потому что это раз и навсегда меня освободило от высокоумия и гордыни. Когда у меня только поползновение внутри возникает кого-то осудить, тут же приходит на память, какой я была сама. Да такой в принципе и осталась, если бы Господь не держал меня на плаву. Надо помнить четко, что сорваться в пропасть можешь в любой момент. Ты держишься за тоненькую ниточку, которую Господь по великой милости протягивает тебе.
- Ольга, а куда девается честолюбие? В какой тайник оно прячется?
- А что такое честолюбие? Я не знаю, что это.
- Наверное, то, что держит Аллу Пугачеву примадонной нашей эстрады.
- А я не Алла Пугачева. Я не могу залезть к ней внутрь и понять, что такое честолюбие. Вы мне объясните, что такое честолюбие, вы не рассказывайте мне про Аллу.
- Честолюбие - то, что толкает человека к вершине. Потребность быть, иметь, слыть.
- А вы уверены, что именно это двигает Аллу? Как можно с уверенностью говорить о душе человека?
- Я предполагаю.
- Я бы не дерзнула предполагать. Суды Божьи над Аллой - это суды Божьи. Нам с нашим свиным рылом в калашный ряд не лезть. Когда одна женщина пришла на исповедь к Иоанну Кронштадскому, святому, и стала обсуждать свои собственные грехи, то есть давать им оценку, он сказал: куда ты лезешь со своими мыслями? Кайся. Осознаешь грех - и слава Богу. А разбирать его уже не твое дело.
- Да не осуждаю я Пугачеву! Я ведь не говорю, что честолюбие - это плохо.
- Любить честь? Ха! То есть любящий честь ненавидит бесчестие? Любящий Бога любит бесчестие. Один старец говорит так: на небесах только тогда начинают обращать на вас внимание, когда вы терпите поношения, терпите безвинно и безропотно. Представляете? Теперь подставьте слово "честолюбие". Как? Вопросы есть еще?
- Татьяна Анциферова в интервью привела вас в пример того, как невозможно было пробиться, потому что Пугачева никого вперед себя не пускала. И вот, мол, результат: Ольга Кормухина эстраду совсем оставила.
- Все происходит по Божьей воле. И она там стоит не пущать тоже по Божьей воле. Природу зла и добра никто не знает. Зло нужно, чтобы добро становилось чище. Золото чем очищают? Огнем. Огонь в нашей жизни - это страдания, скорбь, болезни. Поэтому тот, кто кажется, творит зло, совершает добро. Я до сих пор благодарна Алле Пугачевой и молюсь за нее постоянно. Потому что все то, что, считают, она сделала для меня злого, я считаю великим благом. Благословляй руку, бьющую тебя. В какой-то современной духовной литературе я прочитала о женщине, которая прошла тюрьмы, пострадав за веру Христову, и она вспоминала: "Сидела на очередном допросе - по одну сторону стола я, по другую мой истязатель, и вдруг в один прекрасный момент Господь меня просветил, и я увидела, что мы просто так поставлены - я по одну сторону, он по другую. Я увидела, как он устал, как сам страдает и оттого, что не понимает до конца, что делает. И мне стало его по-человечески жаль, и, почувствовав к нему душевную теплоту, я ему улыбнулась, и вдруг ощутила ответное тепло. И с того момента перестала судить тех, кто меня истязал". Я всегда говорю: пусть лучше истязают меня, только бы не я. Поэтому за тех, кого ругают, надо молиться, дай Бог им здоровья и терпения. Поверьте, они страдают еще больше того, кого заставляют страдать. Потому что самое страшное страдание - это муки совести.
- А свою первую встречу с Пугачевой помните?
- Прекрасно.
- И как она возникла на вашем пути?
- В лифте. У подъезда ее дома... Мы с Мелик-Пашаевым приехали к ней по поводу работы... А, нет, вру... Во Дворце молодежи. Она специально приехала слушать меня. Я еще не была с ней знакома, и вдруг слышу: "А я приехала, чтобы услышать гениальную (так она сказала), самую талантливую певицу в нашей стране. Я долго не могла понять, что это говорят про меня. После этого она пригласила нас с Мелик-Пашаевым к себе. Мы с ним встретились возле подъезда. Там ее сумасшедшие поклонники. Мне так все это не понравилось. И я, наверное, была очень наглой, дерзкой девушкой, потому что сразу захотела узнать, что я должна делать и почему? Разложила все по полочкам. Отчего Алла Борисовна удивленно подняла брови на Мелик-Пашаева: что это? То есть я повела себя как человек, который пришел на работу, никаких лирических отступлений не было вообще: обозначьте мне права и обязанности.
- Чем объяснить постоянную страсть Аллы Пугачевой к продюсированию певиц с норовом? Она ведь бралась и за Машу Распутину, пыталась опекать Агузарову, теперь в поле ее забот Наталья Медведева...
- Простите, мне просто странно. Вы пришли брать интервью у меня, а мы говорим про Пугачеву. Не проще ли обратиться к ней и спросить ее об этом. Она что, недоступна, что приходится другим говорить о ней?! Я не знаю ее внутреннего устроения, оно мне непонятно. Уже давно с ней не общаюсь и не знаю ни страстей ее, ни интересов, даже песен ее последних не знаю.
- Случайно или сознательно не знаете?
- Не случайно и не сознательно. Просто, простите, времени не было. И Господь не привел. Может, помиловал. Не знаю. Чем она живет, чем дышит, понятия не имею. Причем, не открещиваюсь, не пренебрежительно говорю, просто человек живет своей жизнью. Мне бы со своими проблемами справиться, куда уж лезть в чужие.
- Мама с вами живет?
- Нет, мама живет в Нижнем Новгороде. У нее огромный музей, который без нее не может, хотя она имеет право уже лет пять как быть на пенсии. Она этот музей начала создавать в семидесятые годы - архитектуры и быта, русского деревянного зодчества: 300 гектаров, две церкви на территории, построенные без единого гвоздя. Таких музеев пять во всем Советском Союзе, включая Прибалтику. Грандиозную работу она проделала, это памятник ей.
- Ваш младший брат в Москве живет? Чем занимается?
- Творчеством и бизнесом.
Алексей: - Творческим бизнесом.
Ольга: - И бизнесным творчеством. (Хохочет).
- Это как?
Ольга: - Москву озеленяет и музыку пишет. То есть озеленяет города и души.
- А вы в храме работаете и зарплату получаете?
- Это вопрос, который относится к разряду не корректных. Но мы можем сказать, что мы еще, слава Богу, зарабатываем, чтобы... Господь позволяет нам потрудиться во славу Божия. А там видно будет.
- Для того, чтобы выходить на эстраду, вам нужно получать благословение?
- Благословения на это никто дать не может. Нам это разрешают и молятся за нас. Благословляются только благие дела. Батюшка благословляет петь в храме и разрешает - на эстраде. Вот так. Вы знаете, как Господь меня привел, допустим, бросить курить, выпивать, хотя нельзя так назвать, что это плотно происходило... Я спросила однажды нашего дьякона: так что, получается, пока я сигарету в день выкуриваю или рюмку в неделю выпиваю, я не христианка? Он сказал: нет. Просто "нет". Этого было достаточно, чтоб ужаснуться. Я поняла, что, пока это от меня не отстанет, я не могу себе позволить... Мы должны освещать мир, воцерковлять мир, а мы, конечно, пьяницы, к сожалению. Мне первое время было очень трудно, я приходила на репетиции и мучилась, потому что никак не могла заставить себя петь в той манере. Со мной была истерика на "Мосфильме", когда мне нужно было записывать музыку к фильму Данелия... И Данелия обожаю, и Грамматикова, и Вову Давыденко, который написал музыку, обожаю - и ничего не могу. После литургии мне не поется. Потому что слова не те, музыка другая. Не плохая, просто другая. Я говорю: ребята, ну пригласите Долину, еще кого-то, я не могу! Спела в другом ключе, не знаю, оставили или, может, кто-то перепел. А потом мучаюсь наоборот - прихожу на клирос - из меня прет мирское пение, рок, не знаю, как хотите назовите, короче не то, что должно быть на клиросе. А сейчас как-то с Божьей помощью все устаканилось. Да, я стала петь тенором. Пониже - оно попроще. И вот через это мне Господь показал, что все-таки тяжело совместить. Не знаю. Пока стоим и там, и там. Сейчас я отношусь к выходу на сцену, как к своего рода несению креста. Я не в удовольствие выхожу петь. Практически всегда бывают накладки со звуком, потому что процветает пение под фонограмму, даже под "минус" очень тяжело работать, потому что аппаратура не соответствует моим требованиям. И даже это смиряет постоянно.
- Смиряет пение под фонограмму?
- Нет, я не пою под фонограмму! То, что звук не тот, и люди не слышат мой голос таким, как, я знаю, он может быть. Вот это смиряет. Ничего. Терпим. Нечем гордиться, как говорится.
- Вы стихи пишете?
- Да бывает, угораздивает меня. Но я стесняюсь своего творчества. Мне кажется, оно очень примитивно. Людям нравится, но... Я очень требовательна. Так всегда было во всем, что касалось работы. Я никогда не позволяла себе на сцену выходить нетрезвой, никогда к микрофону не подходила расхлябанной или неготовой, без понятия, что это некое таинство, которое будет воздействовать на людей. Стремление не навредить было во мне всегда. Сначала - глубокое заблуждение из-за гордыни, что я могу призывать людей к чему-то, так называемая "призывающая благодать", которая процветает у католиков: пение на стадионах и тому подобное. Как декабристы - для народа, но без народа, так и я была: ради Бога, но без Бога.
- Мама верующая?
- Да, но мы не испытываем друг друга, не нависаем друг над другом по этим вопросам.
- Вы не говорите об этом?
- Говорим. Но мы редко видимся. Я всегда за все бралась рьяно. И за воцерковление тоже. Могла часами читать молитвы. Не молиться, а читать молитвы. Это разные вещи. Иногда в одном крике "Господи, помилуй!" больше молитвы, чем в тысячам молитвословиях, которые просто вычитываются. Ведь что такое молитва? Это вопль человека к Богу. Вопль как правило святых людей, у которых была такая мера покаяния, которая нам, грешным, и не снилась. Мы просто повторяем за ними их слова. Это угодники были великие, куда нам до них! А мы читаем молитву как свою да еще небрежно, какая ж это молитва? И я начала наезжать на своих близких: мало молитесь, не рьяно поститесь. Сейчас я поняла, что... Да, надо себя принуждать. Начинать с принуждения себя. Но все-таки не нужно требовать от людей каких-то подвигов. Следи за собой. Если видишь, что человек ошибается, старайся мягко поправить, если человек в состоянии правильно понять.
- Вы читаете светскую литературу?
- Вообще не читаю. Это неинтересно, понимаете? Когда вы вкушаете здоровую, вкусную, натуральную пищу, неужели вас потянет на суррогат?
- А Льва Николаевича Толстого?
- Толстого и не полезно читать.
- Достоевского?
- Достоевский - да. Лескова, Гоголя. Просто в последнее время я не перечитывала. Хотя потребность подспудно зреет.
- Вы, правда, клубнику любите, как сказали по телевизору?
- Нет, черешню.
- Когда вы ее распробовали?
- Ой, давно... Вы знаете, мне кажется, что та моя жизнь, до воцерковления, это был страшный сон, это была не я. Просто какая-то муть, которую кто-то взял и убрал, как завесу. Я вообще другая. Мне даже дико представить, что я могла себя вести таким образом.
- И круг общения изменился?
- Совершенно. Причем, когда я начала воцерковляться, пришла к священнику и спросила: может быть, мне уйти? Это было задолго до того, как я покинула сцену. Может быть, уйти, тогда от меня отстанут знакомые, которые, мне казалось тянут меня на дно? Он ответил: перейдешь в другое место - соберешь вокруг себя других, но точно таких же, пока не изменишься сама. Господь так все устроил, что я не избавлялась ни от кого специально. Те, кто не полезен, сами отошли.
- Ольга, вы помните с какими словами впервые подошли к Алексею?
- Помню. Я сказала: "Извините, здравствуйте, вы Леша Белов из "Парка Горького"?" Он сказал "да". "А я Оля Кормухина, певица". Он так: "Да? Как интересно!"
- Алексей, вы не знали Ольгу Кормухину?
Ольга: - Меня трудно было узнать.
Алексей: - Я никогда не видел ее в жизни, только слышал о ней.
Ольга: - Я была... Как он сказал - жесткая...
Алексей: - В платочке. Мы пошли пить кофе, и потом уже все прояснилось. Я понял, что никогда прежде не встречал настолько близкого по духу человека.
Ольга: - Но это не была любовь с первого взгляда. Ведь сколько мы шли параллельно, знали друг о друге, но Господь нас разводил, потому что и Леша был другой, и я. Нет, в глубине души мы были Божьи, я уверена в этом. Просто пополоскались в болоте, хорошенько угваздались, чтоб стошнило и больше не захотелось это жрать. И Господь нас приготовил к тому, чтобы мы приняли друг друга, но не по своему хотению, а по воле Божьей. А через это уже дал и любовь, и брак.
Алексей: - Каждый из нас испытал вседозволенность. Отношения по страстям своим. Я залез так далеко, что не знал уже, куда лезть дальше. Но счастья не было. Работа - да, успех, деньги. И пустота внутри. То есть все - и ничего. Когда я впервые пришел на исповедь, священник сказал: я думаю, что твоя следующая женщина будет та, с которой ты пойдешь под венец. А для того, чтобы ты такую женщину увидел, тебе надо себя в корне изменить. Где-то ходит твоя половина, но ты можешь ее никогда не найти, если твои глаза не откроются. Я тогда вышел из храма и развел руками: ну вот, это невозможно. А потом начал по крупицам собирать внутри себя эту возможность. И понял, что единственный способ: положиться на того, кто тебя создал. И создал вообще все. Понять, что он от тебя хочет. Я взмолился: Господи, покажи мне мою половину, когда я буду готов к этому. Есть ли она? Я ездил в разные места, к мощам святых, с этим вопросом. И встретились мы в монастыре. Мы ушли оттуда и оба вернулись, по непонятной причине.
- Как долго вы шли к венчанию?
Ольга: - Месяцев семь. Причем это были не общепринятые отношения, а уставные. Потому что не уставных мы наелись.
- Но регистрация брака тоже была?
Ольга: - Да, за день до венчания.
Алексей: - Мы пришли в темных очках, кепках, кожаных куртках и штанах. Чистый рок-н-ролл.
Ольга: - Все равно, к сожалению, это грех мой, каюсь... Но иногда хочется похулиганить. По-детски. Это был наш протест против регистрации. Причем, когда сказали: "Скрепите союз страстным поцелуем", - Леша спросил: а страшным можно? Потому что страстный для нас то же самое, что страшный.
- Почему западные звезды так удачно совмещают карьеру, богатство, творчество и религию?
Ольга: - А кто вам сказал, что удачно?
- Ну, посмотрите, например, на Уитни Хьюстон, у нее глаза лучистые.
Ольга: - А знаете, как они у психов светятся? Самые лучистые глаза у святых и одержимых. Уитни Хьюстон на святость не тянет. Будь она святой, она бы выглядела иначе и находилась в другом месте. Пока мы сами не просвещены, мы света истинного не видим.
Алексей: - Там религия в большей степени похожа на ритуал. В меньше степени даже важна, нежели отношение к зубам или к зубной щетке.... Моей бабуле сейчас 90 лет. Я ее спросил: вот ты оглядываешься на свою жизнь - и как она? Она ответила: как одна секунда. Мне сорок лет, я весь мир объездил, у меня каждый час был чем-то занят, но, знаете, как одна секунда все сорок лет пролетели. И осталось еще секунду прожить, а может, полсекунды. Поэтому человек все-таки должен постичь суть своего бытия. И задуматься: золотую медаль он получит в конце? На второй год никого не оставят, к сожалению, как бы индусы этого ни хотели.
- А вы школу закончили с золотой медалью?
Алексей: - У меня да, было такое: я учился в техникуме и закончил его с золотой медалью. Но это не имеет значения.
Сначала Ольга, потом Алексей спросили меня, хожу ли я в храм. Как пароль. А я отозвалась: нет, даже не крещеная. Почему рядом с верующими пробуждается какая-то неполноценность? Особенно, когда они провожают вопросом: вам не страшно? Как сказала Ольга: на вас, не крещеной, лежит большая ответственность передать плоть и дух нашей беседы. Я ответила "страшно", потому что этого хотел вопрос. И подумала: если б вы знали, как трудно разговаривать с верующим человеком для светского издания! Чтобы Бог в каждой фразе не вызвал внутреннего протеста читателя. Потому что частое употребление любого слова кажется давлением, покушением на свободу выбора. Алексей захотел дать мне крестик. Я напряглась и сказала: не надо. Ольга поддержала меня: пусть она сама дойдет до этой потребности и когда захочет окреститься, позовет нас, и мы подарим ей крестик. Но он уже достал. Я приняла. Ольга сказала: может быть, он вас от чего-то убережет, может, нам надо было встретиться, чтобы мы передали вам этот крестик. Может быть... И похоронили прошлое. Певице 39 лет, она другая и, видимо, счастлива. Буду считать крестик пригласительным билетом в тот мир. Заходя в метро, я услышала: "Беги от меня, я твои слезы..." Ну что делать, если мне нравится эта песня и группа, ее поющая?! Хоть на пуанты встану – не дотянусь пока. А можно жить по совести и не быть крещеной? - спросила я Ольгу в трапезной. Но она не услышала, потому что говорила о чем-то своем. Каждый спасается, когда пора.
У нее остались амбиции. Она по-прежнему напориста, строга, требовательна, только теперь это касается веры, а не безверия. Она навязывает ее так же, как некогда вязала рок. Только нашла утешительную для себя аудиторию и опору - Бога. Он творец всего. Ему не унизительно подчиниться. Страх Господа куда почетнее, чем все остальные страхи. То есть одним глобальным страхом она освободила себя от остальных, мелких. И в том, как она то и дело накладывает на себя крест, чудится: не бросай меня. Она под защитой, пока крестится. Так раб целует руку господина. Впрочем, мне, нехристю, этой правды не понять.
P. S. Только недавно (спустя 15 лет после встречи с Ольгой) мне рассказали, что же произошло между Кормухиной и Пугачевой, что оттолкнуло их друг от друга на долгие годы. Они подрались после того, как крепко выпили. Дело происходило в спорткомплексе "Олимпийский", где был офис Театра песни Пугачевой. И во время драки Ольга макнула Аллу Борисовну лицом в унитаз.
