…22 июня 1937 года в дневнике одиннадцатилетнего Юры Трифонова (будущего знаменитого писателя) появляется запись — об аресте отца ночью:
«Сегодня меня будила мама и сказала:
— Юра! Вставай, я должна тебе что-то сказать.
Я протер глаза.
Таня привстала с постели.
— Вчера ночью, — начала мама дрогнувшим голосом, — у нас было большое несчастье, папу арестовали, — и чуть не заплакала.
Мы были в отупении…
Сегодня у меня самый ужасный день…»
Запись в дневнике обведена чернилами в черную рамку.
Конечно, это всего лишь совпадение с трагической для страны датой, но одна из существенных причин ареста в том, что за год до этого В.А. Трифонов передал в Политбюро ЦК ВКП(б) рукопись книги «Контуры грядущей войны» — о специфике предстоящей войны с фашистской Германией. Написал он ее за пять лет ДО начала войны…
Эту небольшую по объему работу специалисты правомерно считают крупным военно-теоретическим трудом. Она была напечатана только в 1996 году вместе с работой М.Н. Тухачевского*. Многие годы Валентин Трифонов занимался анализом проблем, относящихся к военным делам, — был убежден в неизбежности войны с гитлеровской Германией.
В.А. Трифонов имел право профессионально судить о нашей готовности к войне: один из организаторов РККА с января 1918 года, член Наркомвоена, член реввоенсоветов ряда армий и фронтов в Гражданскую войну, он продолжал активно заниматься военными делами, когда работал в Китае, был первым председателем Военной коллегии Верховного суда СССР, возглавлял Нефтесиндикат, торгпредство в Финляндии, а потом Главный концессионный комитет при Совнаркоме СССР, автор книг и статей по экономике и военным проблемам. И везде «напрямую» пересекался со Сталиным. Так что тот знал профессионализм суждений В.А. Трифонова.
Основной тезис в книге Трифонова — об обороне в масштабе значительной части стратегической группировки вооруженных сил и фронта будущей войны — противоречил Полевому уставу РККА, где закреплена наступательная военная доктрина. Он еще более усугубляет свою позицию в письме в ЦК партии (4 марта 1937 г.), где пишет, что в Уставе «совершенно никак не упоминается о позиционной войне, не рассматривается вопрос об отступлении… Устав не содержит всего того, с чем мы обязательно столкнемся в грядущей войне». В другом письме в ЦК (17 июня 1937 г.) он высказывает озабоченность профессионально-психологическим настроем командного состава РККА: будем воевать на чужой территории, т. е. мы будем вести наступательную войну.
Трифонов считает большой ошибкой, что обороне и защите границ придается второстепенное значение. «Эта концепция, — пишет он, — не учитывает, что в грядущей войне наш наиболее вероятный и самый могущественный противник на западе — Германия, которая будет иметь перед нами крупное преимущество внезапного нападения (здесь и далее курсив мой.— А. Ш.). Это преимущество можно компенсировать только одним путем: созданием мощной обороны вдоль границ… Оборона является наиболее результативным способом действий и более полезной, чем наступление для государства, располагающего обширной территорией».
Он исходил из того, что действия РККА начнутся, когда на страну нападут, — действия будут «от обороны». Подготовка к обороне как основному фактору будущей войны должна пронизать все структуры РККА. Он поясняет в книге специфическое взаимодействие разных по своей внутренней структуре войсковых соединений. В частности, он пишет, что «вопрос о том, как защитить территорию от воздушных нападений, является одним из основных кардинальнейших вопросов грядущей войны», прогнозирует и пишет об оборонительных и наступательных действиях механизированных, танковых и броневых соединений, массированных ударах авиации и противовоздушной обороне. И там же — о необходимости перевода промышленности на Урал и в Сибирь, потому что с учетом возможного нападения на страну эти центры не должны быть расположены близко к границе, как, например, Ленинград.
В заключение он пишет: «Оборона является сильнейшим способом ведения войны и потому план войны, в основу которого положена оборона границ, потребует от государства меньших средств по сравнению с планом наступательной войны. Таким образом, оборона является не только сильнейшим, но и наиболее экономным способом ведения наземной войны. Грядущая война, как и прошлая мировая война, будет войной на истощение, в этой войне победит тот, кто будет иметь больше ресурсов и кто наиболее разумно будет оперировать имеющимися ресурсами. Оборона является наиболее экономным способом ведения войны, и поэтому оборона в условиях грядущей войны даст обороняющемуся, при прочих равных условиях, лишний шанс на победу».
В последнем письме в ЦК за несколько дней до ареста он писал, что «придушена военная мысль и ее основные составляющие», создается «затхлая обстановка, которая подавляет всякую живую критическую и творческую военную мысль», отвергал «опасные концепции, утверждающие, что воевать мы будем на чужой территории, и поэтому для нас второстепенное значение имеют проблемы защиты государства и вообще проблемы обороны», подчеркивал актуальность работ по противовоздушной обороне, рациональному использованию современного оружия и настаивал на ошибочности концепции нового Устава, где в основе — разработки военной стратегии и в производстве новой техники превалирует «потакание предрассудкам и заблуждениям, родившимся и окрепшим в период Гражданской войны. <…> Надо самым решительным образом покончить с заговором молчания по стратегическим вопросам».
Нарком обороны К.Е. Ворошилов в разговоре с ним по телефону сказал, что вряд ли сумеет найти время, чтобы ознакомиться с его работой, а Сталин «ответил» по-своему, дав санкцию на арест автора письма и книги.
Догадывался ли Валентин Трифонов, чем для него может обернуться такой анализ предвоенной ситуации в стране, да еще и при отсутствии сколько-нибудь приличных для того времени восхвалений в адрес Сталина? Но не мог поступить иначе, промолчать, солгать. Еще была надежда, что интересы безопасности страны заставят Сталина отказаться от пагубных политических и экономических решений. Полагаю, он догадывался о последствиях. Как пишет Т.В. Трифонова, сестра писателя, «мама вспоминала, что отец как-то в последние годы сказал ей: «Мы создали паскудную власть. Это фашисты».
Так, выступая на закрытом заседании Политбюро ЦК 19 августа 1939 года накануне подписания пакта с Гитлером, Сталин говорил: «Опыт двадцати последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен… Германия предоставляет нам полную свободу действий в Прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР**. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остается открытым вопрос, связанный с Югославией… Для реализации этих планов необходимо, чтобы война продлилась как можно дольше (но Вторая мировая война еще и не началась! — А. Ш.), и именно в эту сторону должны быть направлены силы, которыми мы располагаем в Западной Европе и на Балканах… Позже все народы, попавшие под «защиту» победоносной Германии, также станут нашими союзниками. У нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции…»***
А через два года советский народ «заплатил» десятками миллионов жизней за такую политику, направленную на мифическую победу мировой революции.
…О неизбежности войны с Германией писал накануне 22 июня Лев Федотов, близкий друг Юрия Трифонова (общий класс и парта, общий двор будущего трагического Дома на набережной). Вероятно, их дружба позволяла говорить и об этом, несмотря на заявление ТАСС. В отличие от «стратега» Сталина еще 5 июня, а потом и 21 июня 1941 года семнадцатилетний школьник Лева Федотов рассуждал и делал записи в своем уникальном дневнике, уместив весь ход будущей войны на нескольких тетрадочных страницах. Друзья называли его современным Леонардо да Винчи, а Юрий Трифонов писал о нем как о «гармонично развитой личности». Потом исследователи не могли поверить, что суть плана Гитлера описал какой-то школьник. Повторю: школьник понимал и предвидел, а не Сталин с мощнейшим партийно-военным аппаратом, призванным защищать народ, но бросившим страну на растерзание врагам.
…15 марта 1938 года после пятнадцатиминутного суда Валентин Трифонов был расстрелян. Его жена, мать Юрия Трифонова, была арестована через несколько недель как ЧСИР (член семьи изменника родины) и приговорена к восьми годам заключения, которые «отработала» в Карлаге «от звонка до звонка». В декабре 1937 года от инфаркта скончался комдив Евгений Андреевич Трифонов, старший брат отца, не перенесший исключение из партии и арест брата. Дядя Юрия Трифонова П.А. Лурье (брат матери) был арестован в 1937 году и приговорен к лагерному сроку заключения (БАМлаг).
На период взросления «сына врага народа» Юрия Трифонова выпало расстрельное «исчезновение» отца и лагерное «исчезновение» матери на восемь лет, Отечественная война, когда в Москве он тушил немецкие бомбы-зажигалки, в неполные семнадцать лет стремился на фронт (ему отказали в военкомате из-за сильной близорукости и осужденных родителей), вынужденная эвакуация в Ташкент с больной бабушкой и малолетней сестрой, с 1942 года желанное возвращение в Москву и работа на оборонном авиационном заводе, нелегкая жизнь «сына врага народа», неожиданное получение Сталинской премии в 1951 году за роман «Студенты» (ему все-то 25 лет), смерть Сталина, хрущевская оттепель, начало и пик «брежневского» времени, которое теперь называется «застойным»… С конца шестидесятых годов — пристальное внимание цензуры к написанному им.
Путь Трифонова — это путь углубления в историю для того, чтобы лучше понять современность. Вспомните его повесть «Дом на набережной», которая стала символом сталинских репрессий, морали страха, толкающего человека на различные компромиссы, что необратимо деформировало «позвоночник» и психику.
Память об отце имела огромное значение для творчества Юрия Трифонова. Монтаж времен он делает конструктивным принципом своих произведений, соединяя «вчера» и «сегодня», соотносит личный опыт с историческим опытом народа, личностное прочтение истории совмещает с художественным анализом развития общества. И работа отца, его книги, статьи, которые сын читал, были, судя по всему, историческим, нравственным подспорьем в прозе, начиная с «Отблеска костра» и продолжая романами «Старик» и «Исчезновение».
В романе «Исчезновение» точное, метафорически адекватное образное описание такого явления, как сталинизм, — «тупая и могущественная истина» в виде «громадной железной плиты в миллиарды тонн», на которую смотрели снизу вверх уже привычно, так же, как и на «паучка», чья миллионнониточная паутина и удерживала эту «плиту» — систему партийно-государственной власти. Это и есть олицетворение страха, под душевным и физическим гнетом которого страна прожила десятилетия.
Этот гнет и сегодня не ушел, и долго еще будет уходить из нашего сознания: ведь «паучок» постоянно шевелит лапками паутину и для поддержания «плиты», и для постоянного попадания в нее очередных жертв…
Вспомнил пьесу-сказку — «Дракон» Е. Шварца. Дракон говорит рыцарю Ланселоту, что его — Дракона — убить нельзя, ибо он бессмертен, что надо тогда убить все население города, так как он (Дракон) «сидит» в душе каждого жителя. А после того как Ланселот все-таки убил в поединке Дракона, жители города зарыдали: верни нашего Дракошу, при нем все-таки был порядок… (Вот она — социальная драма «драконизации» жителей города.) Как это напоминает и сегодняшние стенания определенной части населения страны: верните нам Сталина, мы хотим «сильную руку», хотим «порядка»…
Ф.М. Достоевский вложил в уста «беса» Петра Верховенского словосочетание, ставшее закономерным выражением повседневной агрессивно-обыденной сути идеологии большевизма: стыд собственного мнения, что было главной силой, цементирующей государственную систему, исключающей человека в качестве многозначного, противоречивого субъекта. Вспомните удивительно точный по всеохватному содержанию вопрос В.В. Набокова: «С каких это пор понятие власти стало равно ключевому понятию родины?» Это я к тому, что и сегодня от лидера нынешних коммунистов Г.А. Зюганова и от других политиков слышу знакомые угрожающие формулировки: кто не ценит Сталина, тот не уважает народ! Вот пример «драконизации» душ!
И в повести «Дом на набережной» говорится о главном — обыденной особенности героя, Вадима Глебова, характерной для многих: он никакой, это редкий дар быть никаким. Люди, умеющие быть гениальным образом никакими, продвигаются далеко, ибо никакие люди — основа режима власти; из никаких легче «вить веревки» для остальных, стремящихся иметь свое лицо в обществе, «вить веревки» от лица «коллектива» — мол, этого требует народ…
*См.: Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны; Трифонов В.А. Контуры грядущей войны. — М., 1996. (Военная академия Генштаба ВС РФ. Антология отечественной военной мысли. Кн. 10). Книга издана ротапринтным способом тиражом 200 экз. и до сих пор труднодоступна военным историкам.
**Гитлер-то опасался, что Сталин оккупирует всю Румынию и тем самым «отрежет» немецкие танки и самолеты от обеспечения нефтепродуктами, без чего невозможно проводить активные действия в Европе, да и с будущим прицелом — против СССР. Но «великий стратег» войны Сталин не возражал, чтобы Румыния стала вассалом Германии. Тем самым он «обеспечил» самолеты и механизированные соединения (танки, машины) Гитлера всеми нефтепродуктами для успешной войны в Европе, а позже — против СССР.
***Цит. по: Бушуева Т.С. «…Проклиная — попробуйте понять…» // Новый мир. 1994. № 12.
Опубликовано 28 ноября 2015
