Статья без названия

— Ты даже не представляешь, каким бредом мне приходится заниматься! — директор школы показала на пухлую стопку бумаг на столе и тут же спохватывается. — Только если об этом будешь писать, меня не называй. Я-то не пропаду, а вот школе навредить боюсь.

Как обычно, все самое интересное рассказывают или после того, как выключишь диктофон, или на условиях анонимности. Так и в этот раз. Завершив «официальную» беседу, директор решила выговорить то, что накипело на душе. Без права ссылки.

Такой хороший, только маленький

Эта школа всегда была в числе лучших в Москве. Может, не самая передовая, но и далеко за пределы первых двух десятков никуда не опускалась. Сейчас в рейтинге столичного департамента образования она на непривычном месте в третьей сотне.

— У нас учеников немного — всего два класса в параллели, если бы успехи детей считали из расчета на «душу населения», были бы среди первых, а тут всем нужен только план по валу, — возмущается директор. — Перед нами департамент ставит условие: или объединяйтесь с другими школами, или выживайте как хотите.

Этот спор давний. Когда три года назад во главе московского образования встал Исаак Калина, перешедший в столичное ведомство из кресла замминистра образования и науки России, объявил курс на укрупнение школ. Логика простая: выяснить, кто из директоров самый сильный, и отдать под его начало сразу несколько учреждений. Мол, одну хорошую школу сделал? Теперь сделай такими же еще две, три, четыре…

Когда будет принят новый образовательный стандарт для старшей школы, обучение в ней станет профильным. Для небольшого числа учеников его организовать сложнее — в группах будет мало человек, с каждой из них должен работать отдельный учитель, а дополнительных денег на эти параллельные трудочасы никто не выделит. В большой школе, где в параллели сразу шесть или восемь классов, все это организовать проще.

Явной оппозиции идеи объединения московских школ вроде бы нет. Учителя и директора — люди послушные, привыкли выживать и изворачиваться и потому не все свои мысли высказывают открыто.

— Мне тут очень настойчиво предлагают взять к себе соседнюю слабую школу, — продолжает директор. — Но я же понимаю — там такой дурдом, там лучше уже ничего не сделать. Я не знаю, сколько еще тут проработаю, но я не хочу своим последователям делать такую подлянку. Иначе вместо одной хорошей школы и одной посредственной будут две плохих школы.

В департаменте о такой невысказанной вслух позиции некоторых директоров знают. Ответ один: «Сильный руководитель справится с любым количеством учеников». — Сейчас у директоров школ очень много свободы и полномочий, каждый сам для себя решает, как именно надо развивать свое учреждение, — прокомментировал мне позже высокопоставленный чиновник Министерства образования и науки России. — В Москве есть небольшие школы, есть и огромные комплексы. Кроме нормативного финансирования для особенных школ есть надбавки и гранты. Но их просто так не дают, надо заслужить.

Новый закон

— У вас с 1 сентября, когда вступил в силу новый закон об образовании, жизнь сильно изменилась? — интересуюсь я.

— Пока не очень понятно, — честно отвечает моя собеседница. — Нет многих подзаконных актов, из-за этого не всегда понятно, как быть. Но самое главное, у меня помимо всяких законов образуется куча нелепой работы, которую тоже надо делать, а потом за нее отчитываться. Знаешь, сколько мне отчетов приходится писать?

В Минобрнауки России недавно провели анализ документации, которую должны отправлять наверх из школ. Оказалось, министерство загружает их только 10% бумаг. Остальные нужны местным чиновникам.

— Если бы только с департаментом переписка, — вздыхает директор. — Например, прислали мне из Мосгордумы письмо: требуют провести урок, посвященный московскому парламентаризму к 20-летию законодательной палаты города. Что это? О чем говорить? Что рассказывать? Я отвлекаюсь, придумываю, учителя что-то изобретают. А потом надо еще доложить о проведении.

Таких требований приходят десятки и сотни. Например, летом прислали письмо из муниципалитета. Школе поручено провести собрание жителей микрорайона и узнать у них, какой высоты должна быть трава на газоне на территории учебного учреждения и в какое время суток надлежит ее стричь.

Верните «семейников»

— Зато теперь у вас высокие заработные платы, учителям есть на что жить, — пытаюсь привнести нотку оптимизма я.

— А как их считали? — урезонивает меня директор. — Средние от среднего. Как они такие большие получились? Всех, кого могли, сократили, нагрузки учителям добавили. Учителя на самом деле стали больше зарабатывать, но ради этого им пришлось взять себе допнагрузку. Качество уроков из-за этого лучше не стало. Пришлось сократить всех, кого только можно было. Оставили одного психолога вместо четверых.

Сейчас много говорят о «школе равных возможностей» и создании условий для инклюзивного обучения. Чтобы дети-инвалиды ходили на уроки вместе со всеми. На практике такое бывает редко, а полная инклюзия — практически никогда. Это просто неудобно ни «особенному» ребенку, ни его родителям, ни учителям, ни остальным ребятам в классе. Мне рассказывали про ребенка-аутиста, учившегося в обычном классе. Чуть что, он начинал выть и убегал в туалет мыться — полностью, под краном, холодной водой. Самым страшным было, если кто-то случайно к нему прикоснется.

Но та же самая инклюзия вполне возможна, если ребенок-инвалид будет в основном учиться дома, но время от времени его будут приводить в школу. С ним будут заниматься те же учителя, по той же программе. Но без лишних сложностей для всех. И от коллектива он не будет совсем уж оторван.

— У нас теперь нет формы «семейного обучения», которой раньше мы пользовались в таких ситуациях, — сокрушается директор. — Зато по новым правилам семья может получить 60 тыс. рублей в год на самостоятельное обучение своего ребенка. Школа тут оказывается уже ни при чем. Это зачем сделано? Я без «семейников» проживу спокойно. А с ребятами этими что будет? А вдруг некие недобросовестные родители захотят забрать ученика из школы, чтобы просто получать и забирать эти деньги себе? Сами они с ним заниматься не будут, на что деньги потратить найдут. Проверять и контролировать от системы образования их никто не будет. А как организовать текущую аттестацию? Итоговую? Или у нас среднее образование теперь стало необязательным?

Мы говорили еще долго. Конечно, ко всему этому можно относиться как к раздражению новыми правилами игры директора, много лет управляющего своей школой, успешного раньше и с трудом вписывающегося в новую жизнь. Но в этой школе хорошо учат и готовят к жизни. Выпускники этого года разбежались по самым топовым вузам. Средний балл ЕГЭ практически по всем предметам на 10–12% выше обычного для Москвы значения. Директор такой школы и определяет, получит ли ученик повышенное образование «столичного» уровня или довольствуется очень «средним полным». Наверное, она имеет право судить. И видимо, таким людям должно быть удобно работать. Их не надо силой загонять в структуру с неочевидной эффективностью, почему-то придуманную чиновниками.