Центр Санкт-Петербурга. Улица Малая Садовая. В апреле здесь появился стихийный мемориал с именами медработников, скончавшихся во время пандемии.
Сейчас на строительном заборе висят 83 фотографии. Напротив находится здание комитета по здравоохранению.
Здесь всегда много людей. Равнодушных нет. Пробежать мимо и не остановиться невозможно. Многие приезжают сюда специально — почтить память, положить цветы, прикрепить к стене медицинские маски — дефицитный атрибут в начале эпидемии.
История стены памяти за несколько месяцев стала символом Петербурга.
Что стояло за открытием мемориала, почему некоторые таблички остаются без фотографий и как чиновники реагируют на появление новых имен в списке погибших — в материале «МК».
Фотография одного из погибших врачей. Прохожие оставляют на стене памяти медицинские маски со словами благодарности. Фото: Галина Артеменко
Стена памяти погибших медиков во время эпидемии появилась спонтанно. У нее есть создатель — Ирина Маслова. Женщина не имеет отношения к медицине.
— Мемориал памяти врачам появился спонтанно, не продуманный проект, — начала Ирина Маслова. — Это мое собственное упрямство и желание добиться справедливости. Доказать, что у города есть история. Петербург помнит, что помогло ему выстоять в блокаду, пережить горе разбившегося самолета и теракта в метро. Люди знают, что поможет городу выжить и выстоять дальше, даже после этих потерь.
Сегодня на стене памяти — фамилии 83 медиков. Среди них врачи, медсестры, санитарки, водители «скорой помощи».
— Люди, чьи имена мы занесли в наш список, — невосполнимая потеря. Первый мед (СПбГМУ им. Академика Павлова) отдал нам на стену всех своих погибших профессоров. Когда я вешала таблички этих врачей, рядом остановилась пожилая женщина. Долго смотрела на одну фотографию: «Боже, я когда-то начинала с ним работать». На стене памяти — медики, которые помогали, учили, благодаря которым появились такие талантливые мальчики, как Дима Яровой. Парню было всего 33 года. Талантливый офтальмолог, спас зрение огромному количеству пациентов. К стене памяти приходят те, кому он вернул зрение, приносят баночки варенья и меда, потому что этот мальчик любил сладкое…
Фото: Галина Артеменко
«Если фотографии снимут, приду и повешу снова»
Ирина Маслова помнит по именам всех врачей, чьи имена выбиты на табличках.
— Как не помнить? Они же мои… — произносит собеседница.
История мемориала началась 26 апреля. Тогда в Санкт-Петербурге, по официальным данным, озвучили цифру погибших от ковида — 27 человек.
— К тому времени уже появился список памяти погибших врачей, которые вели сами медики. Я открыла список, буквально вгрызлась в него, стала выбирать своих, питерских. «Вытащила» девять имен и фамилий. Испугалась. Если из первых 27 скончавшихся пациентов в Питере уже столько медиков, кто же будет лечить моих внуков, меня? Ковид ведь когда-нибудь закончится.
Ирина распечатала имена-фамилии первых умерших врачей. Девять имен. И только две фотографии. Больше найти не удалось. Портреты двух врачей подписала. Имена остальных семерых разместила под картинками ангелов.
— В тот день я приехала на Малую Садовую. Пешеходная улица, малюсенькая и красивая, там всегда много людей. Нужно было понимать, куда крепить фотографии или к чему их прислонить. Заметила строительный забор. За ним на реконструкции находится здание Дома радио, откуда во время блокады велось вещание, отсюда жители города на Неве получали вести с фронта, по радио оповещали о воздушной тревоге. Вот на этот странный забор я прикрепила фотографии.
— Место было выбрано случайно?
— Стена памяти находится напротив окон комитета по здравоохранению.
— Выходит, сотрудники ведомства из окон смотрят на доску памяти?
— Говорят, смотрят. Надо у них спросить. Правда, вице-губернатор Олег Эргашев больше недели назад обмолвился, что впервые слышит о мемориале. У меня сразу возник вопрос: Олег Николаевич, вы что, правда с 27 апреля не приходили в комитет здравоохранения? Не заметить стену памяти на Малой Садовой немыслимо.
Поначалу Ирина испытывала страх. Понимала, что без одобрения городских властей мемориал могли снести в любой момент.
— Когда я в первый день, 27 апреля, повесила таблички, то увидела двух полицейских, которые направлялись в мою сторону. Чтобы избежать эксцессов, быстро покинула улицу. Позже знакомая журналистка Галина Артеменко — единственная, к кому я обратилась за поддержкой, — прислала мне фотографию: стоит полицейский напротив табличек и снимает доску памяти. Тогда меня спросили: «Что будете делать, если ночью все уберут?» Я ответила: «Приду и повешу снова».
Основатель мемориала Ирина Маслова: «Это нужно не мертвым, это нужно живым».
Мемориал сносить не стали.
Ирина приходила на Малую Садовую почти каждый день. Чаще не одна, с подругой, питерской журналисткой. Объясняет: одной больно и тяжело.
Табличек с именами погибших врачей прибавлялось.
— В какой-то момент я поняла, что пресс-службы разных ведомств, в том числе и губернатора, активно отслеживают появление новых табличек, — продолжает собеседница. — Помню, в один из дней мы повесили четыре фотографии. В тот же день пресс-служба губернатора отчиталась, что глава города лично позвонил семьям этих погибших медиков и выразил соболезнование.
— Где искали данные по погибшим?
— Собирали по крупицам. Сначала по соцсетям. Коллеги врачей писали на своих страничках: «Сегодня у нас ушел доктор, светлая память». Сейчас стало чуть легче находить. Откликаются коллеги, друзья, родные тех, кто ушел. Я понимаю, город понес большие потери, нежели мы об этом знаем. Кто-то из родственников умерших не знает, куда сообщить, кто-то не готов предавать огласке, для некоторых это больная тема. Остались такие, кто намеренно пытается утаить гибель медиков. Однажды проскочила информация, что в клинике РЖД Санкт-Петербурга скончались две медсестры. Фамилию одной назвали. Информацию о второй женщине мы не смогли найти. Даже у журналистов не получилось достучаться до их пресс-службы. Это моя личная боль, когда есть имя, возраст человека, а фотографии нет. Будто неизвестный солдат. А ведь за именем стоит реальный человек, медик, вокруг которого живут люди, с кем-то он работал, у него есть семья, а фотографии нет. Так неправильно. После того случая я прорвалась на пресс-конференцию вице-губернатора Санкт-Петербурга. Объяснила ситуацию. Озвучила имена медиков, чьих фотографий не нашла. Мне обещали помочь. Позже мне пришел ответ: главные врачи должны связаться с семьями погибших, чтобы те дали разрешение, потому что данная информация конфиденциальная. На днях со мной связалась внучка погибшего водителя «скорой помощи», позвонил муж одной из медсестер, которая работала в женской консультации. Все они передали фотографии близких. Ни с кем из этих людей главврачи по просьбе вице-губернатора не связывались.
«Мемориал живет своей жизнью. Недавно кто-то прикрепил фанеру с изображением медика. Мы не знаем автора работы. Решили оставить». Фото: Галина Артеменко
— Не все больницы публикуют некрологи?
— У большей части больниц не вывешивают некрологи.
— Не спрашивали почему?
— Кто же мне ответит? Замечу, что в Москве большая открытость в этом плане. Например, ваша столичная 52-я больница честно публикует на своем сайте, сколько пациентов с ковидом поступили, выписались, сколько на ИВЛ, они выносят благодарность волонтерам. У нас такого нет. И это трагедия города. В самом начале эпидемии из питерской Боткинской больницы уволили главврача. Таким образом, поступил жесткий знак медработникам: ребят, заткнитесь, всех уволим и растопчем. Но сейчас людям уже не страшно остаться без работы. Увольняются даже те, для кого медицина была призванием. Знаю нескольких талантливых врачей, четвертое, пятое поколение медиков, которые готовы уйти из профессии. Они прямо говорят: «К черту, не могу больше, не хочу. Я никому не нужен, ни государству, ни чиновникам. Если умру, моя семья не получит компенсацию». Медики видят, как их коллег сдают, предают память, «кидают» тех, кого уважали и любили.
«Город нельзя распилить, как деньги»
Со многими семьями погибших Ирина подружилась. Они встречаются, созваниваются.
— На стене памяти висят два портрета Лапиных — отца и сына (травматолог Александр Лапин умер в возрасте 68 лет; его сын, который также работал травматологом, Константин Лапин, ушел из жизни в 35 лет. — Авт.). Я дружу с младшим сыном Александра, он талантливый реаниматолог на «скорой», вытаскивает с того света безнадежных пациентов. Его младшая сестра тоже учится на медика. Мы поддерживаем отношения с семьей покойной Марины Федоровой. Эта женщина работала рентген-лаборантом в поликлинике Невского района. У нее осталось 7 детей и 8 внуков. Близкие сейчас бьются, чтобы маму признали погибшей от ковида. Еще я подружилась с дочкой Владимира Маньковича, Катей. Недавно она мне позвонила, плакала, что им отказали в выплате. Тогда я опубликовала пост в соцсети.
27 апреля на стене памяти появились первые девять табличек. Фото: Галина Артеменко
Пост Ирины Масловой за сутки просмотрели 3,5 тысячи людей, народ сделал тысячи перепостов.
Из поста: «Одной из первых на стене памяти появилась табличка Маньковича Владимира Самуиловича, 67 лет, врача оперативного отдела Городской станции скорой помощи Санкт-Петербурга… Президент наградил его посмертно орденом Пирогова в числе 17 погибших медиков, помогавшим больным с коронавирусной инфекцией. Документы за компенсацию поданы и были рассмотрены каким-то комитетом. А дальше пришел ответ: «В выплате отказать».
— Я разместила пост не только у себя, но и на официальной странице нашего губернатора в соцсети. Ранее я уже оставляла там комментарий, когда просила поддержать мемориал памяти. Тогда никакой реакции не последовало. А после поста про Маньковича меня просто «забанили», — продолжает Ирина. — Но тем не менее позже с дочерью погибшего врача связались, оправдались, что она не так все поняла, компенсацию обещали выплатить. Получилось, что мы переломили ситуацию. Но разве так должно быть? Люди потеряли близкого человека, а потом должны бегать, собирать бумажки, доказывать, что они не ради корысти требуют выплат. Да, возможно, не все медики скончались от инфекции, но на нашей стене памяти есть все имена людей, которых не стало во время эпидемии. Мы не делим медиков на «правильных» и «неправильных». На Пискаревском кладбище, где находятся массовые захоронения жертв блокады Ленинграда, погибших тоже не делили на тех, кто скончался от голода, кто от пуль, кто от взрывов. Это общие потери города. Так и сейчас. Вирус не выбирает, кого убивать и как. Будь то врач, медсестра или уборщица на станции скорой помощи. Вирусу все равно, он тупой.
— Многие регионы до сих пор выбивают выплаты медработникам.
— К сожалению. На днях я встречаюсь с медиками, которые не получили выплат по болезни. Им положено по 300 тысяч рублей. Они писали в администрацию губернатору, отправляли запросы президенту, но их жалобы зависли в каких-то кабинетах. Постараемся пробить стену. Врач не обязан рисковать жизнью. Она у него одна. Так не отнимайте ее. Питер силен людьми и умением народа поддерживать друг друга, заботиться о слабых. Наш город нельзя уничтожить и распилить, как деньги. Слышала, что сейчас уже в Петербурге не хватает врачей. На городской «скорой» в реанимационной бригаде работают три человека — водитель, фельдшер и медик. А на простой «скорой» уже выезжают по двое — один водитель и один фельдшер или врач. Больше людей нет.
«Стена живет своей жизнью»
Стена памяти на Малой Садовой с каждым днем становится все шире. Горожане приходят сюда перед работой и после, приносят цветы, оставляют медицинские маски, перчатки — то, чего так не хватало врачам в начале эпидемии.
— Первые две медицинские маски появились в самом начале создания мемориала, — вспоминает Ирина. — Видимо, кто-то проходил мимо и повесил свои. Эти маски до сих пор висят, дрожат на ветру. Со временем масок стало больше, на них люди оставляют слова благодарности, где-то можно прочитать: «с любовью», «милой мамочке». Трагедия объединила петербуржцев. Те же сотрудники близлежащих кафе помогают нам ухаживать за мемориалом, дают нам лейки, воду, чтобы полить цветы. На днях ко мне подошла пожилая женщина: «Мы с пациентами написали благодарность Диме Яровому, он делал нам операции, спас зрение. Можно повесить это на стену?» Она протянула мне лист бумаги в файле, чтобы его не залило дождем. На следующий день я напечатала эту благодарность на специальной табличке, чтобы она дольше сохранилась. Сейчас коллеги погибших врачей сами приносят фотографии умерших и вешают на стену.
Люди оставляют слова благодарности погибшим врачам. Фото: Галина Артеменко
У мемориала стоит вырезанная из фанеры фигура медика. Ирина до сих пор не знает, кто ее сделал и установил.
— В один день я повесила 10 новых табличек, после чего у меня случился серьезный нервный срыв. Тогда Калининград открыл границы, я улетела к подруге. Мне надо было выдохнуть, посмотреть на море, — вспоминает собеседница. — За стеной памяти продолжали ухаживать коллеги погибших врачей. Они отправляли мне своеобразный отчет, высылали фотографии с места. Вдруг я заметила на одном снимке, что к стене кто-то прикрепил фанеру с изображением медика. Не знаю, кто это сделал. Теперь это неотъемлемая часть мемориала. Такие вещи говорят о том, что стена живет своей жизнью. Она живая.
— Выходит, сами врачи помогают вам ухаживать за мемориалом?
— Да. Например, есть несколько врачей на пенсии, которые подошли ко мне недавно и протянули купюры: «Можно мы вам передадим деньги на цветы, вы купите». Я пообещала отправить им чеки. Они удивились: «Не надо, вы о чем?» Недавно ребята из Тосно, где скончались два медика, купили на свои средства елочки в горшочках, принесли восемь огромных букетов.
— Вы часто приходите на Малую Садовую?
— Два-три раза в неделю. Удивительно, что я разговариваю с вами и не кричу от боли. Наверное, устала. Обычно эмоции берут верх, я начинаю плакать, когда говорю на эту тему. В последнее время часто срываюсь. Например, реву, потому что до сих пор не могу найти фотографию Марины Дубровской из клиники РЖД, не могу узнать ничего о второй медсестре из этого же стационара — это моя личная беда. Я уже не верю, что найду. Еще есть одна запредельная история. В списке памяти появилась фамилия хирурга, он значится как заместитель главного врача питерской больницы. Но нет ни номера стационара, ни фотографии человека. Информацию об этом мужчине не могут найти местные журналисты. Но ведь его имя кто-то внес в список памяти — коллеги, друзья, родные. Есть же у этого врача близкие. Отзовитесь, не молчите, не замыкайтесь в своем горе. Это нужно не мертвым, это нужно живым. Я буду продолжать собирать все данные о погибших медиках по крупицам. Этих людей не должны забыть.
— Почему вы делаете это?
— Я хочу, чтобы семьям погибших помогли. Чтобы дочь Маньковича Катя наняла сиделку маме, чтобы жена погибшего акушера-гинеколога смогла поднять на ноги двоих сыновей и поставить памятник мужу, чтобы дочь из многодетной семьи, которая потеряла мать, исполнила свою мечту и поступила в медучилище — обучение там платное, но девочка очень хочет там учиться.
Футбольная питерская команда «Зенит» поддержала основательницу доски памяти. Теперь спортсмены выходят на матч в футболках с фотографиями и именами погибших врачей. Данные о скончавшихся медиках им предоставила Ирина Маслова.
Ирина Боброва
