Проект «Гражданин поэт» представил в «Известия Hall» новую программу под названием «Два по 50 оттенков красного», посвященную юбилею революции 1917 года. Рассказывает Сергей Ходнев.
Новое ревю «Гражданина поэта» устроено строго хронологически — 100 лет за два отделения, так что сам начальный выход героев вечера на сцену изображал событие-юбиляр: поэт Андрей (Орлуша) Орлов был в кожанке, отец—создатель «Гражданина…» Андрей Васильев — в буденовке, а дружелюбно рекомендованный, к восторгу публики, как «самый востребованный пьяница российского кинематографа» Михаил Ефремов — в тельняшке. Трио пело «Варшавянку»; в революционном гимне столетней давности, естественно, звучали реалии несколько более свежие: «Нам угрожают плеткой казаки, нас вместо “убера” ждут автозаки».
Ну и так далее: «Два по 50…» — не столько парад пародий на генсеков и президентов (что-то такое обещали анонсы мероприятия) и не столько стихотворный галоп по эпохам (в этом жанре после «Истории от Гостомысла до Тимашева» ничего убедительного так и не возникло), сколько, как обычно, «ньюзикл». И звучали номера совсем не только от лица руководителей страны. Была, например, переработка всем известной песни про «Аврору», где выяснялось, что крейсеру «снится, что старые грабли манят Россию: давай, наступай!». Горбачевская пора была проиллюстрирована лишь воспоминанием об антиалкогольной кампании — Ефремов (в майке-алкоголичке и с авоськой) пел песню «Трезвость», открывавшуюся словами «Опустела без бухла земля…» А эпоха хрущевская — не только адаптацией прежнего стихотворения Дмитрия Быкова про комбайн и бадминтон, но и номером певицы Виктории Гиссен, которая с завидным достоинством спела переиначенную песню из сериала «Оттепель» с припевом: «Опять мы наелись говна, мой друг» — и далее по тексту.
Генсеки-президенты, конечно, тоже были. Михаил Ефремов залихватски пел в образе Ленина по мотивам «Яблочка» — «Эх, яблочко, в Крыму родилося, очень нам ты к столу пригодилося». Кряхтя и причмокивая, читал рифмованный спич Брежнева, который будто бы воскрешен кремлевскими умельцами и вот собирается баллотироваться в президенты, потому как «Собчак мелковата чего-то», и раздает предвыборные обещания — например: «С туалетной бумагой пока подождем, тут еще предстоит нам наладить — мы, друзья, к торжеству коммунизма идем, а не, я извиняюсь, погадить». Изображал Ельцина, счастливого и расхристанного, причем его номер «Бухие девяностые» (со словами «Спят Немцов, Чубайс и Греф, спят кредиты МВФ») — все-таки поразительно иногда выбирает источники вдохновения «Гражданин поэт», он же «Господин хороший» — представлял собой парафраз Заболоцкого («Меркнут знаки Зодиака»). Выходил в сталинском кителе, с усами и трубкой, на фоне новостных кадров с открытием бюста вождя на «Аллее правителей», чтобы негромко проговорить от лица отца народов не столько смешное, сколько тягостное: «Я вернулся в свой город, но это не там, где когда-то писал про меня Мандельштам» — и дальше — «Я вернулся в Москву, чтобы довымести сор: под домашним арестом сидит режиссер». И так вплоть до финальной части, где понятный лирический герой, подражая Маяковскому, говорил о Мавзолее: «Я здесь люблю бывать, если честно, пока не прервалась жизни нить. Смотрю: на двоих тут хватит ли места? Или придется его хоронить?»
Исторические фигуры в этом шоу — скорее карнавальные маски власти действующей или по крайней мере ее балаганные собеседники: каков пир, таковы и всеблагие. Впрочем, фигуре живой, из плоти и крови, тоже нашлось место. Перед одним из последних номеров Андрей Васильев, взяв микрофон, заговорщицки оглядел зал: мол, вы Михаила Ефремова видели в разных обличьях, но вот сейчас вы обалдеете от того, на что способны наши гримеры. В следующее мгновение зал ахнул, потому что на сцену вышла Ксения Собчак в белом платье. И самая, как выяснилось, настоящая. Хотя читать ей пришлось переделку старого стихотворения Орлуши «Надувная Ксения Собчак» — сильно против оригинала изменившийся ради общественных приличий и политической повестки текст был озаглавлен «Надувная кандидат Собчак» и констатировал устами уже не гражданина поэта и не гражданина актера, а гражданки кандидата: «Выборы, конечно, надувные. Надувают между прочим вас».
