Отвечает Есения Павлоцки, лингвист-морфолог, эксперт института филологии, массовой информации и психологии Новосибирского государственного педагогического университета.
Согласно фиксации словарей — страхо́вщик.
Во всех авторитетных словарях зафиксирована норма страхо́вщик. Даже потенциальная вариативность не отмечена регулятором нормы. Но нельзя сказать, что вариативности нет совсем. Например, если мы возьмем слово амбарщик, то тут никто не усомнится: амба́р — амба́рщик.
А вот людей, говорящих страховщи́к, довольно много. Причина в том, что слово меняется, пытаясь подстроиться под другие слова, имеющие на него большое влияние.
Расскажем об этом влиянии. В языковой системе существует понятие парадигмы – это система форм слова, отражающая его видоизменение по присущим ему грамматическим категориям. Языковая система устроена так, что в ней нет ничего лишнего – она сама формируется по закономерностям, не позволяющим быть ей нестройной. А если есть какая-либо асимметрия – отсутствие формы или исключения – значит, виной тому сбой (как в генах человека) или же последствия сложных исторических языковых изменений. Например, отсутствие личной формы у глагола победить.
Обычно слово стремится “откалиброваться” под систему. Например, английское Internet, ставшее абсолютно русским нарицательным интернетом. Свои слова тоже тянутся к себе подобным: слово заём, сохраняющее [jo] в именительном и винительном падежах, все чаще произносится и пишется займ, потому что во всех остальных формах у него й: займа, займом, о займе. По этой же причине так отчаянно слово звонит прорывается через сдерживание его динамики: вари́т стало ва́рит, дари́т стало да́рит, сверли́т стало све́рлит – вот и звонит тянется к “общине”, но его не пускают в силу того, что оно “служит” социальному маркированию.
Так же и слово страхо́вщик рвется к слову ростовщи́к и подобным, но пока неясно – что останется в норме в конце концов. Пока фиксация у нас на втором слоге, в середине слова – страхо́вщик, но ударение все-таки стремится к концу.
