— Как же хорошо теперь.
— Да, за***сь. Давно надо было бушлаты снять.
— И на автобусике обратно с кайфом. На колымаге этой, пу-пу-пу.
Подполковник закричал: «В две шеренги по отделениям стройся».
День был душный. В холле третьего корпуса одного из вузов средней полосы стояли двадцать семь человек, одетые в бушлаты и молча потели. За их спинами длинный и прохладный коридор. Подполковник ходил по коридору из своего кабинета в кабинет начальника, носил какие-то бумаги. Начальник его задерживал, но ничего подполковник сделать с этим не мог и потому ходил быстрее, чем ходил всегда. Начальник же самое пустяковое повторял подполковнику по десять минут, как привык. Ведь тоже не мог с этим ничего сделать.
Передо мной стоял Товаров и крутил лямку противогаза. Я болванисто смотрел в затылок Товарова, иногда вспоминал, что надо бы моргнуть и моргал с неприятным усилием. Автобус подали давно и минут как десять мы бы ехали на стрельбище, если бы не какие-то бумаги и десятикратные повторения начальника.
В строю начались разговоры, перешедшие как и полагается всем строевым разговорам к анекдотам про палубу, боцмана и его хер. Без подполковника молча мы не продержались и двух минут. Вдруг отделения зашевелились, подравнялись и затихли. Кто-то заметил подполковника без бумажек в руках. Командир взвода зашипел и потом негромко скомандовал «становись». Я выпрямился.
— Вы знаете же, где гараж, так в чем проблема? — сказал подполковник. — Идите.
Командир взвода что-то пробубнил, вроде «все слышали», и мы пошли. Коридоры вуза тесноваты для неспособного к самоорганизации взвода. А охранники на выходах из коридоров бывают либо спящими, либо безучастными. У нас они всегда вторые и отчего-то никогда не спят. Охранники решили не открывать нам проход (на проходной по середине коридора натянута веревка между двумя столбиками, все это похоже на ограждение ковровой дорожки на сомнительном мероприятии), веревку не опустили и мы, бушлатно-плюшевые, похожие на мягкие игрушки, втискивались в турникеты нелепо, будто большой ребенок вынимал нас из тесной магазинной корзины одного за одним. Лишний объем воздуха под бушлатом выходил через воротник и на мгновение обдувал подбородок по-морскому мягко.
На улице припекало солнце. Товаров вышел из строя и поздоровался с кем-то по-исламски. Строй его обошел и оставил сзади. Кто-то впереди пошутил, что Товаров будет стрелять по нам, как только получит автомат в руки. Вполне вероятно. Возле автобуса взвод выстроился в шеренгу.
Я нашел хорошее положение для головы, при котором не так быстро затекает шея и всматриваюсь вперед. Впереди угол второго корпуса, что интереснее, чем небо, которое досталось на просмотр первым в шеренге. Мы ждем, смотрим вперед. Ждать — почти тоже самое, что и терпеть. Очень близкие навыки. Поэтому начальник всегда приходит сильно позже, чем назначено. Если у солдата нет тягостей при несении службы, то их необходимо усиленно создавать.
Наконец пришел подполковник.
— Становись! Смирно! В две колонны становись!
Мы встали.
— Первая колонна в переднюю дверь, вторая в заднюю, шагом марш!
***
«В армии постоянно на***вают» — говорит курсант академии (на стрельбах все упражнения показывают курсанты), на стрельбище которой мы пыхтим от жары и жажды при любом мышечном напряжении. — «Хорошо, когда это делаешь ты. Воздух!!!»
Я бегу к холмику и падаю на спину, выпрямляю перед собой руки и трясу в такт очереди глухих согласных из моего рта.
«Имитируйте, если нет автомата, или умрите».
Потом курсант учит нас правильной изготовке. У Моторина (щупленький паренек в очках, который до сих пор путает право с лево, но тем не менее заканчивает матфак) вместо изготовки получается имитировать приступы солевого. Курсант подмечает это: «Да, тебя убило еще до боя».
На станции сборки-разборки автоматов нам устроили небольшой отдых. Мы лежим в тени на плащ-палатках и разбираем, и собираем, и разбираем, и собираем.
Парни-буряты удивляются фамилиям Сидоров и Иванов, говорят, что впервые их видят, хотя фамилии простые и частые.
У нас во взводе двое Сидоровых и один Иванов. Мы с Ивановом частенько шутим над Товаровым и разговариваем про спортзал. Иванов жмет гантели по 27.5, я жму штангу, а гантели по 25, потому что в моем зале весов выше просто нет. А Иванов штангу не жмет, потому что болит левое плечо. Но мы всегда сходимся на том, что я жму больше.
Он лежит на палатке и смеется после анекдота про боцмана от бурята. Один из курсантов, маленький и щупленький в звании старшего прапорщика кажется миражом. Прапорщики никогда не бывают такие. Но он вот прапорщик, и по рации лейтенант от него требует пару курсантов к себе и их автоматы.
Мы слышим, как орут «смена» и бежим к другой станции.
— Ну у вас же совсем там дебилы есть.
— Есть конечно, — отвечаю курсанту на станции по пристрелке. — А где их не бывает?
— Ну вот мы им автоматы не дадим, сразу говорю.
Мы стоим и разговариваем об АК-12 и АК-74. Курсантам семьдесят четверка подходит больше. Новый автомат непонятный, и разные выпуски по разному стреляют, разной надежности. Мне дали подержать двенашку. Он легче. Я обнаружил нормальный переключатель режима огня, удобный приклад и пистолетную рукоятку не из 50-ых. И прекраснейший диоптр. Мир в нем ограничен и за пределами прицела остается та, прежняя до выстрела жизнь.
— Ну хз, мне больше нравится двенадцатый, в прошлый раз из семьдесят четверки стреляли, я мало попал.
Моя пятерка спускается в овраг к стрельбищу. Справа в метрах пяти от лестницы пункт с броней. Мы в шеренге слушаем инструктаж по броне, потом подходим и выбираем комплект броника и каски. Самое трудное подогнать каску так, чтобы она не лезла на глаза при лежке. В прошлый раз курсант с которым я стрелял держал мне рукой каску, чтобы я видел, куда стреляю. В этот раз каска на треть закрывала мне лоб. Бесполезный утяжелитель для шеи, ведь когда-то точно попадет ниже закрытой трети.
— Становись!
Курсант проверяет каски, поправляет тем, кто не затянул или перетянул. Ремни каски подбирают щеки и они наплывают на скулы. Сконцентрированное лицо краснеет неуютно долго, а изо рта проблемно извлечь что-то существеннее двух слогов. Пластилиновые выпуклые лица у всех, кто весит больше шестидесяти. Но ко всему привыкает человек, особенно к шуткам про жопу вместо лица.
Бегом мы продвигаемся к пункту боепитания. Возле него подполковник останавливает нас и спрашивает какие нормативы мы будем выполнять. Мы отвечаем и подполковник разочарованно спрашивает: «Как вы, *****, их успели выучить, если первая пятерка не смогла». Он указывает на прислоненные к стене пункта автоматы. «Берите автоматы, настраивайте. Подсумки тоже новые, посмотрите как их застегивать».
Мой автомат сразу настроен прикладом под меня. Подсумок открывается быстрее чем старый, но оказалось, что удобство компенсировалось и теперь его намного дольше закрывать. Мы заходим в пункт. Я стою второй в очереди. Россыпь дают первому, он роняет пару патронов, подбирает и начинает уходить. Роняет автомат. Подполковник ему говорит, что он *****. Я подхожу к окошку, наклоняюсь, бьюсь каской о стену, называю себя, получаю пачку, а не россыпь и расписываюсь.
Все происходит быстро. Рубеж подготовки. Масляные патроны заскакивают в магазин легко. Магазины в подсумок. Команда к бою. Бег, лежка, к стрельбе готов. Огонь. Десятка лежа: я, вроде, ошибся на один. Сидя тоже десять, считал не с первого. А вот семь стоя не случилось. Видимо посчитал совсем плохо и было только четыре.
Пять человек бежит по дну оврага, сто метров в броне с автоматом и противогазом. Через сто метров они останавливаются и каждый тыкает пальцем в мишень. Подходит сверщик и обводит новые попадания в мишени. Моя вторая. Я попал девятнадцать из двадцати семи. Сверщик подсчитал и один исключил, как возможный старый.
Потом он считает третью мишень, там пятнадцать. А вот на четвертой нет попаданий. Оказывается, Сидоров, командир третьего отделения стрелял не в свою мишень.
Почему-то решил, что мишень левее от него приятнее для глаза. А в пятой мишени насчитали тридцать попаданий. В нее стрелял парень из прошлой пятерки, потому что он неправильно зарядил магазин. Конечно, все было бы нормально, если бы просто магазин, но из за этого случилось утыкание патрона. Почти сломал новый автомат.
Мы прибежали обратно. Сняли броню, вернули автоматы и надели, наконец, кепки. На последней станции наша пятерка лежала в тени. Разговаривали с курсантами. Они очень хотели познакомится со студентками филфака. А нам хотелось есть.
***
До автобуса шли пешком. Обтерли, кто где мог, берцы. Подполковник скомандовал уйти на перекур. Наконец отдал команду снять бушлаты. УРА. Егоренков, парень с которым я рядом стою в строю, повторил свою любимую фразу: «Наконец-то, ма бой».
