...Самого знаменитого в мире райтера (граффити-художника) Бэнкси не раз пытались привезти в Москву, не лично, конечно (поскольку личность его не установлена), а в виде всевозможных официальных выставок (из частных коллекций). Причем в дело впрягались самые маститые наши галереи, но, увы, так и не сложилось — то из-за позиции РФ по Украине, то еще из-за чего-то. Только Третьяковка на Крымском Валу пару лет назад показала нехитрую проекцию его «девочки с шариком» у себя на фасаде.
И вот в минувший уик-энд «МК» стал случайным свидетелем создания в самом центре Москвы работ-двойников Бэнкси, — так, цитируя классика арта, русские райтеры словно взывают к большой художественной личности, олицетворяющей свободу, которая (свобода) тает на глазах... Заинтересованные ночным действом репортеры «МК» проследовали за тайными граффитистами от Остоженки до Солянки и далее до Турчанинова переулка, наблюдая за ними и подслушивая их разговоры. Каково же оно — явление Бэнкси народу?
«Мы не примазываемся к Бэнкси, это некрасиво и пошло»
Полвторого ночи. Первая точка — Остоженка. Угловой парадный подъезд знаменитого доходного дома Голубицкой рубежа XIX–XX вв.; дом пуст, находится «на реконструкции», а проще говоря — в ужасающем, полузаколоченном состоянии. Жалко смотреть. За дело берется райтер по имени Portero.
— Выбор точки неслучаен, — говорит он своим спутникам, — подъезд хорошо просматривается буквально со всех сторон, тут и Садовое рядом, и эстакада с Комсомольского проспекта... рисунок будет хорошо всем виден, да и рисовать его, как ни странно, проще у всех на виду, особо не прячась. Стайки прогуливающихся нам в помощь, как бы сливаемся с толпой...
Есть негласный кодекс русского райтера: не рисовать на зданиях копов, на религиозных, а также государственных учреждениях, дабы не заподозрили в «разжигании». Portero принес с собой бумажный трафарет, скотч, баллончики с белой и черной красками.
— А разве не полагается надеть респиратор? — вдруг спрашивает его дружок-новичок.
— Я работаю без респиратора, — откликается Portero, — хотя знаю историю про художника, который рисовал десять лет, а потом у него просто отвалилось легкое...
Поскольку Остоженка по всем риелторским сводкам одна из самых дорогих улиц, райтеры на белой входной двери решили изобразить девочку, сидящую спиной к улетающему шарику, на котором изображен рубль. Мол, финансы в стране поют романсы, кризис, падение курса. Для совсем несведущих объясним, что это парафраз двух известных девочек Бэнкси (пожалуй, самый тиражируемый его образ) — первой девочки с красным шариком 2007 года под названием «Надежда есть всегда» и последующей версии с девочкой-сирийкой в традиционном наряде (2014 год).
— Только мы не примазываемся к славе Бэнкси, не подстраиваемся под его стиль, не выдаем себя за него, — говорит Portero. — Бэнкси вездесущ, и его философским языком мы пытаемся рассуждать о собственной стране, к которой мы не равнодушны... А ну, дайте мне кто-нибудь майку!
Легким движением руки буквально за секунду чья-то белая майка превращается в маску-чалму, где есть лишь прорезь для глаз — и дыхание хоть как-то оберегает от ядовитых паров, и в камеры не видно... и дело даже не в уличных обзорных камерах, которые снимают с плохим качеством, а в видеорегистраторах близстоящих авто.
Portero постоянно трясет баллончик, «чтобы крупные фракции краски не попали в «кэп» (верхний клапан) и не забили его». Процесс создания девочки делится на три этапа и занимает около 15 минут, если делает один человек, и минут пять, если красят двое-трое. Время, разумеется, очень важно, чтобы не спалиться. Первый этап — на стену наносится большое белое пятно — силуэт девочки и пятно поменьше — силуэт шара. Затем на скотч художник клеит на стену трафарет. И лишь по трафарету заливает всё краской из черного баллончика. Иногда требуется дотянуть еще какие-то мелкие детали.
— По-хорошему, конечно, трафарет должен быть сделан из плексигласа, но на нем очень долго делать прорези, а на бумаге — всего пара часов.
Прохожие с удивлением поглядывают на человека в белой маске на голове, но никто даже не замедляет шаг — скорее ускоряет. На это и была ставка — все всего боятся. И вдруг рядом с Portero тормозит такси, мужик стремительно выходит, райтер одним движением сбрасывает маску, готовясь мгновенно скрыться в подворотне.
— Дайте кто-нибудь позвонить! — обескураживает всех таксист своей просьбой. — Мой телефон разрядился, а сейчас вызов! Дайте!
И как-то настойчиво наседает именно на Portero. Друзья-художники дают понять водиле, что тут идет художественная акция и негоже лишними просьбами привлекать внимание и создавать толпу. Побегав по улице, таксист удаляется.
Наконец девочка готова. Она однозначно украшает собой унылый облик дома, хотя, конечно, и уйдет вместе с этим унылым обликом при первом же ремонте, все-таки это не Бэнкси, работы которого вырезаются вместе со стеной и затем продаются на аукционах...
«Нельзя перекрывать чужие работы, за это бьют»
Вторая точка — Солянка, так и кишащая в три часа ночи подвыпившей молодежью и полицией. Однако сворачиваем в тайный дворик у еврейской школы, подходим к парапету так называемого «секретного спота на Китай-городе» — это знаменитый для всех тусовщиков Москвы недостроенный семи-восьми этажный дом странной модернистской архитектуры, скрытый от глаз другими строениями и деревьями. В наличие такой цитадели свободы в самом сердце столицы сложно поверить.
Оттуда каждые пять минут вылезают студенты, раздавившие по паре бутылочек, а также райтеры, которые, рискуя жизнью, умудряются, подобно промышленным альпинистам, зависнуть на самой верхотуре и написать здоровенными буквами «ЦСКА»...
— Вон ту акулу с пастью я рисовал! — хвалится один из наших райтеров.
Впрочем, художникам нужен не столько сам дом, сколько широкая кирпичная стена у его основания — с нее бэнксизм будет лучше виден.
На самом выигрышном месте сияет аббревиатура JOYKC, сделанная буквально пару дней назад. Но граффитисты не спешат к ней пристраиваться, выбирая другую стенку.
— Если ты забафил (то есть перекрыл) чужую работу, — объясняют райтеры, — тебя рано или поздно отыщут и побьют. По соцсетям ищут, по подписям. Нельзя трогать чужое, так, во всяком случае, в России принято...
За дело (второй рисунок — футбольная тема) берется супермастер Орех, — сломанный фонарь во дворике то гаснет, то возгорается, так что в маскировке надобности нет. Тут же сидят двое бездомных, большие добряки.
— Ну что, ребята, пришли время весело провести? — Подходят. — На поправку здоровья 50 рублей не помешало бы... нет-нет, у девушек не беру.
Парни протягивают им деньги. Дядьки продолжают:
— Вам в дом надо? Там все номера свободны, это наш дом, мы в курсе...
— Нам бы граффити на стене нарисовать... Но полиция... — сомневаются художники.
— Никакой полиции, — машет рукой бомжик. — Два часа назад забрали двух нариков, больше этой ночью сюда не придут, отвечаю.
— Да, но обзорная камера! — художники поднимают палец над головой.
— Ха, она сломана.
— Ну ты, старик, кудесник.
Орех достает краски, разворачивает рулоны трафаретов (тут их тоже два — фигура футболиста и здоровая гиря, прикованная к ноге). Работа спорится. За основу взят также широко цитируемый (уже даже в детском лего) неандерталец с костью — только по результатам прошедшего чемпионата у нас каннибал переделан в футболиста.
— Ребятушки, — очень вежливо осведомляется бездомный, — я, извините, по хоккею спец... это у вас Роналдо или Роналдиньо?
— Отец, какой Роналдо? — отвечает Орех. — Ты видишь в руке шампань и на ноге чугунная гиря? Наш это герой, наш, тот самый, который продул чемпионат, а потом устроил пышную вечеринку...
Поднялся ветерок, нет-нет да и срывает хрупкие трафареты со стенки — скотч плохо держится на кирпиче... так что Орех тратит на работу минут двадцать. В завершение берет кэп для каллиграфического письма (для несведущих — головка, откуда прыскает краска, на всех баллончиках съемная, даже продается отдельно), подводит отдельные тонкие детали. Например, ветер изорвал трафаретную цепь, пришлось ее дописывать от руки.
— Братцы, какая красотища! — восторгается в ночи «местный житель». — Говорил я тебе (обращается к другу), что в художники надо было идти... пойдем здоровье поправлять. Мы не прощаемся.
«Я не верю в то, что Бэнкси — это группа лиц»
...Четыре утра, потихоньку светает. Райтеры перемещаются в Турчанинов переулок с односторонним движением (стражи порядка если и возникнут, то с одной стороны). Третья и последняя точка, где можно поделиться со зрителем «от имени Бэнкси» очередной «бедой русского народа». Здесь обнаруживается жилой деревянный дом с зелеными воротами. Мало того — на створке неожиданно висит знак «не курить!».
— Отличная поверхность, — останавливается граффитист Антон. — Бэнкси тоже исходит от рельефа, использует какие-то выступы, знаки. Все помнят его работу, в которой один мальчик встал другому на спину и тянется к знаку «граффити запрещено». Не стойте по ветру — краска в глаза полетит.
Асфальт снова уставлен баллонами с краской, уже третий райтер начинает по привычке эти баллончики трясти, покуривая и настраиваясь на работу. Собственно, последний сюжет — это полицейский, указующий на знак «не курить» (хотя при этом курят все и везде). Трафарет трафаретом, но художник должен быть точен в стилизации деталей — белом воротничке, ремне, лакированных ботинках... сила Бэнкси в его атмосферности.
— Вообще хочу сказать, — затевают спор ребята, — что Бэнкси — это скорее всего группа лиц, команда (разные люди рисуют разные рисунки), которая очень грамотно и изящно себя коммерчески продвигает. А что? Всё как по-писаному, придумали «неуловимый персонаж», сами при этом перемещаются по миру, делая стильные проекты, а потом выкладывают фото на сайте Бэнкси, тем самым подтверждая авторство...
— Так-то оно так, — вторит другой, — но с другой стороны, такая энергетика от этих работ прет, такая несгибаемая сила, что это невозможно запрограммировать, невозможно упаковать в рамки какого-то «проекта». Ну не получилось бы зацепить этим весь мир! Вон, в каждом европейском музее первое, что продают, — каталог работ Бэнкси. Хотя формально его работы — вандализм и идут по статье. Но весь мир плюет на эти формальности. Поэтому я за то, что Бэнкси — это один человек, хотя и не исключаю, что у него есть технические помощники, иначе иные работы требовали бы много времени для исполнения...
— Хотелось бы ему предложить инкогнито приехать в Россию и подарить нам, ну, людям, какой-нибудь рисунок...
— Понимаешь, это у них там свобода слова, все такое, а у нас если поймают, в момент руки-ноги переломают, и на этом разговор закончится. Об этом ему надо помнить.
...Работа походит к концу, полицейский (главный друг граффитиста) получился на славу, три рисунка — три точки, все четко, все изящно, пора смываться.
— Если будете писать про это, — оборачиваются райтеры к нам, — передайте от нас через газету Бэнкси привет.
Они смяли уже ненужные выпачканные трафареты, бросили в урну, затем вскочили на скейты и растворились во дворах. А с другой стороны Москвы-реки им вслед озорно подмигивали огни Третьяковской галереи.
Ян Смирницкий
Ксения Коробейникова
