Трудно не согласиться с Василием Осиповичем Ключевским. Никто не учитывает ошибки, совершенные человеком в истории… И раз за разом мы натыкаемся на одни и те же грабли. К сожалению, травмы, которые наносят эти грабли, очень часто оказываются не совместимыми с жизнью…
Попробуем реконструировать события столетней давности. Это небольшой срок даже по человеческим меркам, не говоря уже об исторических. Мир был другим: не было компьютеров, самолетов, оружия массового поражения, одноразовых шприцев, Организации Объединенных Наций. И Боже мой, даже представить сложно, США были второразрядной страной! Мир изменился сильно, в отличие людей. Мир был другим! А люди были такими же, что и сейчас — со своими проблемами, страстями, идеалами, предрассудками, стереотипами. Правда, никто из них еще и не догадывался, что впереди две кровавые мировые войны, концентрационные лагеря в центре Европы и в Сибири, множество больших и маленьких революций по всему миру и торжество заветов немецкого философа Карла Маркса.
Также никто сто лет назад и не догадывался, что через полвека по захолустным латиноамериканским джунглям будет бегать молодой человек по имени Эрнесто Гевара, который будет воевать за счастье народное. Это свойственно молодежи — юношеский идеализм неистребим, и двигает человечество вперед. Бывшие двадцатилетние хиппи шестидесятых-семидесятых сегодня одеты в строгие деловые костюмы и сидят в совещательных комнатах крупных корпораций. Им уже по пятьдесят-шестьдесят лет и они не балуются травой, но они продолжают мыслить большими категориями — в мировых масштабах. А студенты столетней давности, в свою очередь, стали главными действующими лицами двадцатых-тридцатых-сороковых годов прошлого века — переломного, решающего времени для всего мира.
Дореволюционная молодежь в России была очень своеобразным социальным явлением. Таким же противоречивым, как и вся страна. У молодежи были свои герои — например, студент Карпович, который хладнокровно, в упор, выстрелил в ненавистного министра народного просвещения Боголепова. Студенты обрадовались и писали эпиграммы в духе «получил по заслугам, сволочь». И подобных «ЧеГевар» и «борцов» было очень много. Политический терроризм в России был в моде — только террористом был не обмотанный взрывчаткой шахид, взрывающий самолет, и не вооруженный до зубов бородатый человек в камуфляже, а простой, обычный студент в поношенной куртке с обязательной фуражкой на голове. И в голове у него сплетались в невообразимый клубок мысли о Weltverbesserung — «Улучшении мирового порядка». И не дай бог, чтобы
* * *
Итак, студент столетней давности. Как правило, молодой человек из простой городской разночинной семьи (разночинец — это клерк, офис-менеджер низшего или среднего уровня на современном языке). Получивший образование в гимназии или реальном училище. Гимназическое образование начала двадцатого века было большой жуткой смесью бесполезных гуманитарных дисциплин типа латыни и древнегреческого языка. Такая программа была придумана специально для искоренения разнообразной заразы из голов школьников — из них предполагалось вырастить послушный и исполнительный класс государственных чиновников. А вдаваться в глубокие научные рассуждения от молодых людей совершенно не требовалось. И даже не приветствовалось. Стоит отметить, что тот «национальный проект» закончился полнейшим провалом. Даже неисправимые консерваторы признали необходимость радикальных изменений в школьной программе. А всем хотелось знаний, интересного, приобщения к высокому… То была эпоха зарождающейся веры во всесилие науки, причем не только и не столько точных дисциплин, но и гуманитарных. В реальных училищах дела обстояли намного лучше — там преподавали точные дисциплины, но таких школ в России было катастрофически мало.
Существовали и вступительные экзамены. Они практически не изменились за сто лет — точно так же студенты судорожно готовились к неизвестности — к наугад вытащенному во время экзамена билету. Процветал институт репетиторства, — только в отличие от настоящего времени, когда репетиторствуют те же самые преподаватели, которые в итоге окажутся в приемной комиссии, — занимались этим неблагодарным делом (от двадцати копеек за занятие) вчерашние абитуриенты, которым удалось попасть в высшее учебное заведение. Студенты обладали поистине бесценной информацией — они знали преподавателей и тот стиль, в котором они принимали экзамены. Сто лет назад вступительный экзамен часто принимал один профессор и ставил оценку по своему усмотрению. Усмотрение это было, как правило, очень субъективным.
Экзамены были не для всех. Выпускники гимназий имели право поступить в университет без экзаменов и самостоятельно выбрать факультет — что, впрочем, не избавляло от необходимости полностью оплатить обучение — никаких бюджетных мест не было и в помине. Выпускники реальных школ держали «вступительные испытания» — так тогда назывались экзамены. Конкурс в разные учебные заведения существенно отличался — к примеру, несмотря на «страшные» требования, в церковные ВУЗы брали практически всех, а на юридические факультеты столичных университетов конкурс мог доходить до трех-четырех человек на место.
Образование стоило не так дорого, как сейчас. Плата за обучение составляла от пятидесяти до ста рублей в год. Для сравнения, годовая подписка на хороший и качественный ежемесячный журнал стоила около пятнадцати рублей… Причем слово «инфляция» было известно разве что очень большим специалистам в сфере экономики и финансов — плата была постоянной и практически не менялась. А если и менялась, то в сторону уменьшения! Что было постоянной головной болью университетов — их доходы от этого существенно падали. А у студентов больше проблем было не в оплате самого обучения в университете или институте, а в бытовом плане — в Питере и в Москве жилье было фантастически дорогим.
Факультеты выбирали как и сейчас — в первую очередь, исходя из будущей материальной выгоды. Лидерство устойчиво сохранялось у медицинского и юридического факультетов. Причем на юридической часто шли, по выражению одного из профессоров казанского университета, «надеясь ничего не делать». Юридический факультет был самым «блатным» — здесь учились, как правило, студенты из преуспевающих семей либо предпринимателей, либо чиновников. Все остальные знали, что без хорошего тыла и поддержки «папика», диплом юриста ровным счетом мало что значил и никакой безбедной благоустроенной жизни не обеспечивал. В течение нескольких месяцев поступивший студент имел право свободно поменять факультет — и многие этим пользовались. Юристы шлялись на медицинском факультете и с интересом разглядывали колбы с вырезанными саркомами, а математики и ветеринары гуляли по юридическому.
Никита Красножен
