В зале Чайковского в концертном исполнении с участием оркестра, хора и солистов Мариинского театра и Валерия Гергиева за пультом прозвучала опера Римского-Корсакова «Царская невеста». Это одна из пяти версий, премьеры которых в прошлом сезоне состоялись в разных городах страны. Юлия Бедерова считает, что Валерий Гергиев закрыл в Москве сезон «Царских невест» созвучно духу времени.
Премьера новой постановки «Царской невесты» (режиссер Александр Кузин) в Мариинском театре состоялась этим летом и большого ажиотажа не вызвала. Но так сразу и не вспомнишь, когда последний раз театральное решение мариинской премьеры вызывало у кого бы то ни было сильные чувства. Который сезон подряд спектакли гергиевского театра производят впечатление полуконцертных независимо от масштаба декораций. Что, правда, никак не связано с их музыкальным качеством: оно бывает превосходным.
Гастрольные проекты театра в Москве также свелись к концертным, зато представляют Мариинку в лучшем виде. В этом формате ничто, кроме напряженного гастрольного графика, не мешает партитурам превращаться в особый — насыщенный действием, образами, характерами и конфликтами, ассоциациями и смыслами — тип гергиевского музыкального театра.
Так произошло и с «Царской». Все то, что в этой музыке, впервые прозвучавшей под занавес 1899 года в Частной опере Мамонтова, остается вечным, на филармонической сцене вырастало во всех вокально-симфонических подробностях, во всем узорчатом, таинственном и страшном великолепии. И ясно отвечало на вопрос, почему премьеры «Царской» в прошлом сезоне появлялись в разных российских театрах одна за другой.
В российском сезоне «Царских невест» кроме Мариинки принимали участие Уфа, петербургское «Зазеркалье», Астрахань и Владивосток. С одной стороны, бывают репертуарные совпадения, которые как будто ничего не значат: российские театры не конкурируют между собой и не сговариваются о названиях. С другой — всякий раз, когда разные сцены, словно повинуясь единому порыву, представляют то драму уходящего царя «Бориса Годунова», то лирически-этнографические поиски «Евгения Онегина», то «Иоланту» — сказку о прозрении и слепоте,— в этом часто чувствуется дух времени. Наверное, и сейчас что-то носится в воздухе, что навевает «Царскую» — историю о том, как не ко времени возвращается в Москву после европейского обучения молодой человек, как ужасно не ко времени звучат мечты о частной жизни, как совсем не ко времени влюблен опричник. Все здесь не ко времени, все гибнет и все свое становится чужим, когда вокруг реальная опричнина и невидимый Грозный царь — «тепло-то не ко времени», как изумленно, потому что осень, но, кажется, не только поэтому, поется во втором акте.
В музыкальные кружева филигранного историзма у Римского-Корсакова одета по-современному пронзительная драма судеб, снесенных ветром безнадежного времени. И мощное дыхание этого ветра, его музыкального воплощения в ритмическом могуществе, плетении мотивов, намертво сцепленных фраз, где вокальные линии подобны красивым листьям, летящим внутри симфонической формы, было слышно в гергиевском исполнении. В густом, но ясном волшебстве звучания, словно передающего чуть иронический привет вагнерианству и предчувствующего музыку XX века, как будто напрочь отменялись вся декоративность и клишированная риторичность, все бороды лопатами и фразировки «подбоченясь», так часто свойственные трактовкам «Царской». К чести вокалистов их объединял отличный слух, позволяющий чувствовать гибкое движение оркестра, и музыкантская чуткость. Чуть более картинный Григорий Грязной Алексея Маркова, чем красивому листу этой партии уместно было бы выглядеть, или характерно невесомый, очаровательно неважный Лыков Александра Михайлова. Нежная Любаша (трагическая без надрыва Юлия Маточкина, здесь выросшая в артистку) или Ангелина Ахмедова с ярким тембром, туманной дикцией и простодушным артистизмом — все были словно инструментальные линии, переплетенные нити единой оркестровой ткани. После такого исполнения, как будто открывающего оперу по-новому, многие прочие кажутся велеречивыми и претенциозными, что, впрочем, не отменяет, а, наоборот, только подчеркивает актуальность и ко времени тревожную красоту «Царской».
Юлия Бедерова
