Отбирая фильмы, мы не думаем о том, насколько они будут корреспондировать друг с другом. Поэтому сквозной сюжет фестиваля можно увидеть лишь тогда, когда программа собрана вместе. В этом году темой, которая выстрелила — неожиданно для меня,— стала тема семьи.
Жаль, что неохваченными остается огромное количество тем, которые должны волновать. Например, за все время фильмов о межнациональных отношениях и гастарбайтерах на «Кинотавре» было лишь три: это «Гастарбайтер» Юсупа Разыкова, «Другое небо» Дмитрия Мамулии и «Ч/Б» Евгения Шелякина. Мир мучается этой проблемой, а мы от нее уходим.
А вот тенденция к независимости кино от государства, о которой мы говорили еще два года назад, усилилась. В этот раз из 15 картин в конкурсе 10 сделаны при поддержке Министерства культуры, но на стадии заявок на фестиваль все было наоборот: мы рассматривали 25 картин с государственным участием и 50 — без. Еще, как и в 2008 году, у нас 7 женщин-режиссеров в отборе. И это только в конкурсе, а ведь еще будет секция work in progress — с тремя женщинами-режиссерами и пятью женщинами-продюсерами. Но есть и другая феминизация кино — она проявляется в том, что мужчины рассказывают женские истории. Это Кантемир Балагов с экстраординарной «Дылдой», Юсуп Разыков с историей 83-летней русской женщины и, конечно, «Гроза» Григория Константинопольского.
В конкурсе шесть дебютантов — это много. И их отличает странная и интересная, на мой взгляд, тенденция: они хотят быть ближе к зрителю. И выбирают для способа доставки истории очень ясный язык и доступные средства, совершенно не стремясь к экстремальному артхаусу. Инфраструктура проката авторского кино меняется. Мне нравится, что опять возродились дистрибуторы, которые готовы работать с фильмами «Кинотавра». И совершенно обескураживает то, что стриминговые сервисы вслепую борются за право показать авторское кино. Платформы готовы покупать фильмы не глядя. Это одна из причин, почему мы решили показать вне конкурса онлайн-сериал Бориса Хлебникова и Натальи Мещаниновой «Шторм» — чтобы закрепить на фестивале и этот формат.
Многие фильмы, попавшие в программу короткого метра, сделаны так, словно это пилоты сериалов. Может быть, это сознательное, а может быть, бессознательное решение. А еще важно, что почти все эти короткометражные фильмы — про внутренний, а не про внешний мир. В них чувствуется какой-то удивительный побег в пространство личного и интимного. Это то ли спасение от реальности, то ли страх снимать другие истории. И повторюсь, я не знаю, с чем связан выбор этого вектора — с внешней цензурой, с внутренними цензорами или с тем, что режиссеры действительно этим болеют и живут. Мы не знаем, этот вопрос остается открытым.
Ситора Алиева
