Государственная Третьяковская галерея представила прессе три картины одного из самых знаменитых, самых причудливых и самых дорогих австрийских художников Германа Нитча (родился в 1938 году). Подаренные художником работы войдут в небольшой фонд западного искусства, который есть у музея, и будут включены в постоянную экспозицию Новой Третьяковки. Рассказывает Кира Долинина.
Три картины Германа Нитча — отличный подарок. Думаю, что и ГМИИ, и Эрмитаж, и Русский музей не отказались бы от такого. Но получилось так, что прошлогодняя Московская биеннале современного искусства проходила именно в стенах Новой Третьяковки, а видным участником биеннале, проводившейся в партнерстве с венским музеем Альбертина, был Нитч; супруга художника тогда приезжала в Москву, познакомилась с директором ГТГ Зельфирой Трегуловой — и вот результат. Третьяковка получила картины и напомнила о себе как о собирателе нового западного искусства, а биеннале, получается, инспирировала этот показательный прорыв по части добрых интернационально-художественных отношений. Не так часто нынче бывает, что европейский классик, пусть и странный-престранный, дарит отечественному музею хоть что-нибудь.
Герман Нитч сегодня — это грозный старик с белой окладистой бородой, широким лицом и почти квадратной фигурой. Он величав и медлителен. Он мастер и гуру. Во всех учебниках по истории искусства XX века он один из четырех венских акционистов (Герман Нитч, Отто Мюль, Гюнтер Брус и Рудольф Шварцкоглер), которые поставили европейскую художественную сцену на уши в конце 1950-х. В 1967-м Нитч придумал свой «Театр оргий и мистерий» (O. M. Theater, Orgien Mysterien Theater), с 1962 по 1998 год провел 100 перформансов, заливая холсты, своих подручных, себя самого и зрителей красной по преимуществу краской, порой неслабо приправленной кровью «жертвенных» животных.
Число приводов в полицию, отсиженных за решеткой суток и количество судов в официальной биографии художника не указано, но, можете поверить, хватит на скромного такого рецидивиста. Расшатать мертвенную вялость тяжело травмированной стыдом и слабостью послевоенной Вены было необходимо, и сделать это надо было самыми радикальными способами. Нитч приносил жертвы неведомым языческим богам, слой за слоем снимая цивилизационный лоск старой европейской культуры и указывая на право людей на дикость, экстаз, оргии, крик и плач — его кровавые «жертвы» были ритуальны, а не садистичны.
Со временем оргий и настоящей крови в искусстве Нитча стало меньше, но мистерия как единица его искусства сохранилась. Создание картин (за раз то 65, то 75, а то и больше) представляет собой медленное, тягучее и завораживающее зрелище, в ходе которого около десятка молодых людей в белых рубахах готовят грозному и почти недвижимому старику «сцену»: смешивают ведра красок, холсты на подрамниках грунтуют белым, складывают их плотно друг к другу на полу и у стен. Когда все готово, старца подводят к холстам, и он окунает кисти в подставленные ведра с краской. Взмах, другой, третий, краска летит на холст, несколько движений кисти по полотну, и картина готова. Те холсты, которые лежат на полу, получают еще и двигательный заряд — по ним вереницей проходят помощники Нитча, оставляя иногда читаемые, иногда размазанные следы.
Описание это может вызвать сомнение в художественной ценности сделанных таким потоком картин. Они, несмотря на то что специалисты их вписали в традиции ташизма и абстрактного экспрессионизма (к ним применили термин «залитые картины» — Schuttbilder), и казались довольно долго лишь вторичным продуктом мистериального «действа». Однако в последнее время, в том числе с легкой руки директора Альбертины Клауса Альбрехта Шредера, получившиеся абстракции переквалифицировали в самостоятельные произведения. В 2019 году Альбертина представила большую выставку Нитча, которая состояла из ста полотен. Вырвать эти холсты из контекста нового религиозного искусства, которое Нитч разрабатывал всю жизнь, конечно, не удалось. Да это и не нужно — оказалось, что они способны нести этот заряд и без предшествующих их созданию акций.
Три холста, подаренные Нитчем Третьяковской галерее, выполнены с 2009 по 2017 год. Они огромны (по 3–4 м в длину), красочны (цвет тут не только красный, но и синий с зеленым) и абсолютно самодостаточны. Третьяковка объявила, что этот дар пополнит «уже имеющуюся в галерее коллекцию работ западных мастеров, в том числе представителей современного искусства». Сегодня музеям национального искусства не привыкать кардинально менять свой месседж и вводить в свои фонды работы художников из других стран: Третьяковка кивает на национальные галереи Лондона и Берлина, но имело бы смысл сказать о Русском музее, который вот уже 25 лет хранит и показывает (!) целый Музей Ирены и Петера Людвиг. Сам по себе дар Нитча внятный раздел западного искусства не сформирует, и пока слова о великом будущем этого направления — лишь слова. Но, зная международные контакты Зельфиры Трегуловой, вполне можно представить себе активную работу в этом направлении. И в любом случае Нитч — отличное начало.
Кира Долинина
