В начале семидесятых я лишился совместительства на станции Скорой помощи.
Причина была в том, что с целью недопущения сверхвысоких заработков медицинских работников, народный контроль в Минске одновременно провел проверку всех медицинских учреждений.
До того все недостатки в медицине уже были исправлены: больницы заполнены новым современным оборудованием, санитарки перестали пить, кончился дефицит лекарств, при абортах стали делать обезболивание, больничные раздатчицы прекратили воровать и уносить домой продукты…
Осталось выявить и искоренить непомерную алчность некоторых врачей и медсестер. Эти люди за колоссальную плату примерно 70 копеек или 1 (один) рубль в час совмещали в различных медицинских учреждениях, так и норовя обогатиться и обобрать родное государство. Компетентные органы искали, не совпадают ли часы работы по основной и совмещаемой должности и не наносится ли этим экономический ущерб Родине.
Моя основная работа была в Минском Областном тубдиспансере. Оказалось, что однажды я приехал утром из командировки по основной работе, а вечером того же дня вышел на ночное дежурство по совмещаемой должности на Скорой помощи. Налицо было явное совпадение часов работы и я попал в список злостных нарушителей финансовой дисциплины. За это меня лишили доступа к источнику нетрудовых доходов и немедленно уволили со Скорой…
Я очень переживал целых две недели, а затем подвернулась халява.
Одной молодой докторессе в нашей клинике пришло время идти в декретный отпуск. На этот срок мне предложили ее заменить на полставки в нашем стационаре. Это было гораздо лучше работы на Скорой. Получилось точно по пословице — не было ни гроша, да вдруг алтын…
Правда,потом я опять попал на Скорую, но это уже другая история…
В один из дней на свободную койку в моей палате поступил новый больной.
Это был невзрачного вида вида мужичок сорока лет, маленького роста, огненно-рыжий, с конопатым лицом, все тело было покрыто веснушками… Звали его Федор, был он слесарем по оборудованию молочной фермы в отдаленном совхозе Червеньского района.
В этом районе я начинал работать сразу после окончания Мединститута ( «„Хирург“», Санкция прокурора, Деревенский инцест ) и больных оттуда считал своими земляками…
Федора перевели к нам прямо из хирургического отделения Червенской больницы. Я прочитал выписку из хирургии, взял чистый бланк истории болезни и пришел знакомиться.
-Добрый день, я ваш лечащий врач. Что вас беспокоит?
-Говно.
-Как это так?
Он откинул одеяло и я почувствовал соответствующий запах. Справа в нижней части живота под слоями марли на передней брюшной стенке функционировал небольшой каловый свищ.
-Доктор, сделайте что-нибудь, сил уже нет. На ночь заклеивают, а днем не успеваю вытирать…
-Прикрой пока марлей и закрой одеялом. Будем все делать, чтобы ты поправился, но не обещаю, что это будет быстро, болезнь затяжная.
-Да, мне уже говорили…
-Расскажи, как все началось.
-Доктор, я работал на ферме и ничего такого не думал. Однажды мы с друзьями выпивали, вечером пришел домой. Дома у меня жена, сыну полгода. Жена меня отругала, пошел спать…
А ночью схватил живот. Сильно болело, схватит и отпустит, потом вырвало меня несколько раз. Позвали фельдшера, тот пощупал, похлопал и говорит — «Похоже на аппендицит, поезжай в район». Вызвали Скорую, через два часа приехала, отвезли в больницу. Там щупали, мяли, опять щупали… Взяли анализы и сказали
-Не очень похоже, но будем наблюдать.
Тут утро наступило, пришли врачи, опять шупали, опять анализы взяли и говорят:
-Живот немного не такой, но будем оперировать.
Взяли на операцию, дали наркоз, проснулся в палате, на животе наклейка. Пришел хирург, посмотрел :
-Лежи, поправляйся. Если будет все хорошо — через несколько дней выпишем.
Лежу себе, живот опять начал болеть, но врач говорит на обходе :
-Так надо, это заживает…
А на пятый день как заболел живот, там где рубец после операции — спасу нет.
Прибежал хирург, пощупал рубец — а он как лопнет, рана открылась и оттуда поперло говно натуральное. Меня в перевязочную, стали обкладывать марлей, а говно все идет. Накидали салфеток полный таз, наконец, перестало. Пришел заведующий, потом главный врач, все смотрели. Перевели в отдельную палату, дали марлю, говорят, сам подтирай, а как кончишь — зови сестру, сделает повязку.
Потом главный еще раз пришел, говорит — отправьте его на рентген, ищите причину, почему свищ получился.
Повели на рентген — бац! — нашли туберкулез легких! Все врачи сильно обрадовались, а я не очень…
В тот же час снарядили Скорую, привезли сюда, положили на койку, дали марлю.
А будет здесь хорошо или плохо — не знаю….
Ознакомление с выпиской из хирургии почти не дало мне новой информации. Операция была сделана по срочным показаниям. При ревизии брюшной полости было найдено немного клейкой жидкости (экссудат) и много спаек между петлями тонкого кишечника и вокруг аппендикса и слепой кишки. При перетягивании участка кишки спайками ио время перистальтики возникала картина непроходимости.
Спайки рассекли, аппендикс удалилии и отдали на исследование вместе с частью экссудата.
Никто из хирургов не подумал о туберкулезном перитоните, это заболевание очень редкое. И только пожилой главврач, хирург по специальности, заподозрил туберкулез и отправил больного на рентген. На рентгене в легких обнаружили маленькую каверну в прикорневой области и несколько очагов вокруг.
Но это случилось уже после того, как открылся свищ. В этот же день прибыли результаты гистологии из межрайонной лаборатории, где было написано, что больше данных за туберкулезные изменения.
И тогда всем все стало ясным!
При туберкулезном перитоните любое вмешательство усугубляет имеющиеся изменения, усиливается образование спаек, процесс активизируется. В нашем случае слепая кишка приклеилась к передней брюшной стенке, прилегающие участки расплавились и и стенка кишки вскрылась наружу. Так возник каловый свищ.
Сейчас меня интересовало, почему у работника молочной фермы оказался запущенный туберкулез легких и туберкулез кишечника. Такие работники должны обследоваться
-Федор, когда тебя проверяли на рентгене до операции?
-Да месяца три назад привозили всех с нашей фермы в Червень.
-Делали снимки или смотрели за экраном?
-Никанорыч смотрел в темноте.
-Кто, Николай Никанорович? Он еще работает?
-Работает, а куда он денется! Как всегда, всех построил, отдельно баб, отдельно мужиков, мы разделись, он и говорит:
-Быстро, быстро, один стоит, другой готов, быстро, быстро…
За полчаса посмотрел человек тридцать, говорит — все, все здоровы,езжайте…
И я вспомнил 1959 год и первые месяцы своей работы в Червене после института.. Николай Никанорович был старше меня лет на семь и уже давно работал рентгенологом.
Высокий, полный, добродушный, с большим светлым чубом, он одевлся простецки. Верхняя рубашка всегда выбивалась
Никанорович
В своей специальности наш рентгенолог разбирался, глаз у него был острый и его диагнозы в большинстве подтверждались.
Но все знали, что Никанорович и его пожилой техник, Петр Иванович, жутко боялись, что рентгеновские лучи подействуют на их мужскую силу. И поэтому рентгеновский осмотр всегда проходил в очень быстром темпе. Снимков почти не делали, да и не хватало пленки.
Своих больных я смотрел сам, но часто консультировал с Никаноровичем и не раз присутствовал при его обычной работе.
Вначале санитарка Маня выходила в коридор, где каждое утро скапливалось
Лет 40, маленького роста, в белом халате, пегие волосы заправлены под докторскую шапочку, Маня очень любила, когда деревенские называли ее «дохтОрка». Тех она ставила в начало очереди. Ну, а те, кто обращался к ней «Маня» или «Манька» — оказывались в конце…
Прием начинался так. «Дохторка» Маня строго по списку вызывала
Здесь вступал Николай Никанорович.
-Пачынаем работу! Бабы, слухай сюды! Па парадку, як %u045E журнале, раздевайтесь да поясу! Бабка, да не снимай штаны, штаны будешь снимать у доктора по женскому! Кофту снимай, рубаху! Першая %u045E списке Иванова! Становись на приступку, перадам ко мне! Руки в боки, локти %u045Eперад! Включаю аппарат!
( Дверь хлопала, Маня и Петр Иванович скрывались в лаборатории от злых рентгеновских лучей).
Никанорович продолжал:
-Бабка, слухай сюды! Дыхай! Не дыхай! Подыми левую цицкУ! Опусти! Подыми правую! Опусти! Повернись задом ко мне! Да не уходи с приступки! Я сказал, становись задом, а не раком! Дыхай! Не дыхай! Подыми цицки! Опусти! Все! Держись за руку, выходи! Следующая Петрова…
Конечно, работая такими темпами и без рентгенограмм, можно было пропустить серьезную патологию, что, видимо, и случилось с моим больным Федором…
Справедливости ради надо отметить, что женщин помоложе Никанорович ласково называл «жанчынка», а совсем молодых «дзя%u045Eчына»…
Когда после обучения в областном диспансере я стал смотреть своих больных сам, возмущению техника Петра Ивановича не было предела.
-Доктор, Вы медлено смотрите! Я с Вами работать не буду! Можете сами жечь свои яйца, я иду к главврачу, мне еще жизнь дорога!
Пришлось мне самому вести журнал и смотреть за экраном, но больных было не слишком много…
Доцент Зинаида Константиновна, у которой я учился началам ретгенологии на рабочем месте в первый год работы, впадала в другую крайность.
Она ставила больного за экран, включала аппарат и устраивала лекцию для врачей минут на
На мой осторожный вопрос, не вредно ли ей самой так долго держать больного под лучом, она мне отвечала:
-Владимир Израилевич, вы человек молодой и, возможно, не знаете, что лучи Рентгена действуют омолаживающе, увеличивают мужскую потенцию и сохраняют стабильность организма! Кроме того, я за экраном и в защитном фартуке.
-А больному разве не вредно?
-Суммарная годовая нагрузка невелика, а процесс обучения врачей должен быть наглядным..
Может быть, в
Но вернемся к моему больному. Ему долго пришлось у нас лечиться. Под действием массивной внутривенной терапии полость в легких закрылась быстро, а каловый свищ закрываться не хотел.
Кроме основного лечения, я составлял, а аптека готовила разные мази для местного лечения свища из различных комбинаций противотуберкулезных и антигрибковых препаратов, по каплям я добавлял туда гидрокортизон и лидазу, искал для Феди специальную диету.
Наконец, через 6 месяцев свищ постепенно закрылся и Федор стал просить отпустить его домой на амбулаторное лечение. Я не хотел его отпускать. Я боялся, что свищ откроется вновь при малейшем нарушении режима. Но он уговорил меня и я сдался.
Перед выпиской я провел с ним беседу.
-Федор, ты смотри, не выпивай, не ешь грубой пищи, принимай все лекарства. Свищ может открыться.
-Израйлевич, спасибо, Вы меня вылечили, теперь все будет хорошо. Я буду остерегаться,не буду есть абы что, не буду пить, курить… Вот только по жонке скучаю…
*************************************
Я его выписал в пятницу, а в понедельник захожу на обход и снова вижу Федора на его койке у окна, ее еще не успели занять…
-Федор, что ты здесь делаешь?!
-Доктор, правильно вы говорили… Не успел приехать, жену обнять, сына на руках подержать, завалили соседи, друзья, слово за слово, выпили самогону, закусили, потом еще… Ночью проснулся — опять все мокрое и запах, свищ открылся…
Нашел машину — и с субботы я здесь, дня не побыл дома…
Опять смена антибиотиков, новые мази. Свищ закрывался, открывался вновь… Развилась тяжелая спаечная болезнь, частые приступы непроходимости . Жена от него ушла…
Федор остался жить, но стал инвалидом.
Дальнейшей его судьбы не знаю…
