На этой неделе в российских вузах закроются двери приемных комиссий. И тогда мы снова узнаем, сколько претендентов на место собрал каждый вуз, на каком факультете нет шансов пробиться сквозь полчища егэшных стобалльников, а где берут затрапезных троечников. Обычная, кажется, вступительная суета. Но на сей раз в этой суете есть элемент паники. Владимир Путин уже распорядился к маю 2013 года утвердить план по сокращению количества вузов. Слабые учреждения сольют с более сильными, а неконкурентоспособные и вовсе закроют. Новый министр образования и науки Дмитрий Ливанов заявил, что за три года число вузов планируется сократить на 20 процентов, а филиалов — на 30. При общем количестве вузов — а их порядка трех тысяч вместе с филиалами — такое сокращение означает минус 600—700 альма-матер как минимум. То есть изрядное число вновь поступивших просто недоучится в выбранном вузе. Но какие из них попадут под ножницы и каких специалистов недосчитается страна через пять лет? Это вопрос, на который следует искать ответ в двух направлениях: прагматичном и... «хотели как лучше». Поищем.
Следуя логике
Первый вектор понятен — логично, когда государство регулирует число вузов в зависимости от того, сколько специалистов с высшим образованием и по каким направлениям ему нужно. Еще при Фурсенко общественность предупреждали, мол, господа, у нас избыток юристов, экономистов и прочих финансистов, потому за бюджетные деньги учить их в прежнем объеме не будем.
В самом деле получился перебор. Пример из жизни: год назад умница-красавица Ирина Зайцева получила диплом по специальности «Бухгалтерский учет и аудит». Престижная специальность, конкурс при поступлении зашкаливал, а найти работу девушка пока не может. «Специалистов намного больше, чем вакансий», — сетует Ирина. Находясь в поисках работы по специальности, девушка устроилась пока офис-менеджером в консалтинговую компанию. Она жалеет о том, что перед выбором профессии не поинтересовалась, легко ли будет впоследствии трудоустроиться.
Государство же по идее должно пожалеть потраченные на обучение девушки средства. И сделать выводы. То есть, грубо говоря, сократить количество бюджетных мест на эту специальность. После этого — число филиалов вузов, специализирующихся на экономике. И так далее вплоть до решения проблемы переизбытка. В принципе, у каждого нормального государства есть некие планы по развитию экономики, из которых ясно, какой будет потребность в людях с высшим образованием сегодня, завтра и через 5 лет. Если следовать этой логике, то процесс секвестра лишних вузов вроде бы логичен. Однако не все так просто. Дело в том, что такой подход базируется на главном постулате рыночной экономики — спрос рождает предложение. В случае с высшим образованием напрямую в нашей стране этот закон не работает. Как минимум по двум причинам: никто и никогда не озвучивал гражданам четко и ясно, как именно планирует развиваться наше государство. И второе — человеческий фактор: люди хотят самореализации и имеют собственное представление о престижных и непрестижных профессиях. А эти представления, как показывает статистика, никак не завязаны на рынок труда.
По данным зимнего опроса ВЦИОМ, абитуриенты этого года называли самыми востребованными профессии банкира (40 процентов опрошенных) и медика (34 процента). Третье место разделили специальности строителей и архитекторов. Родители считают, что больше всего стране нужны банкиры и экономисты. Это подтверждают и данные по конкурсам в вузах. Возьмем для примера Тамбовский госуниверситет. Там традиционно сохраняется самый высокий конкурс на юристов и экономистов. Чтобы бесплатно освоить право, абитуриентам нужно выдержать конкурс порядка 10 человек на место. Конкурс на экономический факультет чуть ниже — до 9 человек. На третьем месте «лечебное дело» — 6 человек. «На эти три специальности у нас идут порядка четверти всех абитуриентов, — комментирует ректор университета Владислав Юрьев. — Хотя в последние годы мы сокращаем число бюджетных мест по этим специальностям». В одном из наиболее популярных столичных вузов — Российском государственном гуманитарном университете — складывается примерно такая же ситуация. «Конкурс на юридический факультет у нас примерно 49 человек на место, — рассказывает ректор РГГУ Ефим Пивовар. — На экономику — 39 человек, на менеджмент — 45. А на документоведение и архивное дело — чуть больше восьми претендентов на место. Кстати, специальность эта, по нашим прогнозам, в будущем окажется востребована. Дело в том, что сейчас появляется все больше частных архивов для хранения документов коммерческих компаний, электронных архивов, и грамотные специалисты смогут легко найти работу».
Кстати, в РГГУ тоже постепенно сокращают число бюджетных мест по юриспруденции — за последние несколько лет примерно на треть.
Итак, абитуриенты сделали свой выбор. Через пять лет они выйдут в мир с новыми корочками. Что их ждет? По данным кадровых агентств, через пять лет на рынке труда будут востребованы в первую очередь специалисты по информационным технологиям, а также инженеры самых разных специализаций и менеджеры по продажам. «Несмотря на то, что у нас в стране сейчас активно начинает развиваться производство, все же сфера услуг развивается активнее, — рассказывает руководитель отдела аналитики рекрутингового портала Superjob.ru Валерия Чернецова. — Для сравнения: сейчас 25 процентов всех предложений работодателей занимают вакансии в сфере продаж и услуг. Тогда как в промышленности — только 8 процентов. Через пять лет ситуация изменится, но соотношение скорее всего сохранится. Среди самых популярных профессий в области услуг — веб-программист. На одну вакансию сейчас приходится три резюме. Считается, для того, чтобы у работодателя были комфортные условия для выбора, а рынок не испытывал переизбытка кадров, на одну вакансию должно приходиться порядка 3—4 резюме». Нет в прогнозах особо требуемых профессий ни юристов, ни экономистов.
Министерство образования и науки не может не оценивать ситуацию на кадровом рынке. «Мы определяем контрольные цифры приема, вузы присылают свои заявки и участвуют в конкурсе, по итогам которого определяется, сколько, какому вузу и по каким специальностям выдать бюджетных мест», — говорит помощник министра образования Ирина Ган. Владислав Юрьев подтверждает, что в его университете увеличили набор на специальности, которые, как предполагается, будут востребованы через пять лет, — это в первую очередь защита информации, нанотехнологии, математика, химия, физика. «Немаловажно, что этим специалистам необходимо именно профильное вузовское образование, — подчеркивает ректор. — Ведь для того чтобы работать менеджером по продажам, совсем не обязательно обладать дипломом экономиста. А для того чтобы стать высококлассным инженером или специалистом по информационным технологиям, нужен как раз диплом по специальности».
По словам Ефима Пивовара, в этом году в РГГУ с 20 до 40 выросло число бюджетных мест по направлению психолого-педагогического образования, с 22 до 27 — на управление персоналом. Проблема только в том, что от количества бюджетных мест предпочтения абитуриентов не меняются. Не поступив на бюджетные места на популярных направлениях, молодые люди обычно не собираются поступать на другую, более востребованную рынком специальность. Если позволяют средства, они просто подают документы на платный факультет. Если с деньгами туго — идут туда, где подешевле, мало задумываясь о качестве образования. Как результат — через пять лет, по оценкам экспертов, рынок вновь будет перенасыщен дипломированными специалистами с очень низкой подготовкой.
«К сожалению, у нас совершенно не ведется анализ того, как трудоустраиваются выпускники вузов», — комментирует директор Института социальной политики и социально-экономических программ НИУ ВШЭ Сергей Смирнов. Официальный бюллетень такого плана по вузам мог бы стать прекрасной шпаргалкой для абитуриента, а для самого Министерства образования — естественным критерием, по которому оценивалось бы качество высшего образования в конкретном вузе. «Задачей государства должен быть контроль за соблюдением образовательных стандартов, а не административное воздействие по типу: дали задание сокращать вузы — значит, будем сокращать, — говорит Смирнов. — Если начать закрывать вузы, придерживаясь плана по количеству, то могут пострадать и качественные учебные заведения».
Хотели как лучше
Версия «хотели как лучше», собственно, основывается только на одном постулате — качестве образования. Чем это качество измеряется, за много лет реформ так никто и не смог ответить, прикрывая эту брешь формулировками типа «количество мест в общежитии», «число преподавателей на одного студента...» Но что уж тут лукавить: каждый подвал с партой и одним непризнанным ученым так и норовит назвать себя академией. И, что интересно, называет, получая лицензию как раз благодаря нужному количеству мест в раздевалке. Как определить такие псевдовузы, дающие псевдообразование? Очевидно, что не по успехам выпускников — их просто не найти (ни учеников, ни успехов). Навскидку есть несколько критериев — например, стоимость годового обучения менее 30 тысяч рублей, отсутствие бюджетных мест и хотя бы двух докторов наук в штате вуза... И, что совсем не смешно, родители и дети, которые в таких альма-матер учатся, прекрасно осознают, что получают отнюдь не высшее образование. Но как только речь заходит о закрытии этой шарашкиной конторы, хватают плакаты и всем городом выходят защищать учебное заведение. И они в своем праве. Потому что с начала 90-х высшее образование в нашей стране стало выполнять еще одну важную роль — вузы стали единственным местом социализации молодежи после школы. А куда им идти? Грузчиками? Нет такого количества мест для неквалифицированных рабочих. В ПТУ? Так и ПТУ не стало, а к сегодняшнему дню и не появилось в нужном качестве и объеме. Жизненных дорог для выпускников без особой одаренности в науках — раз-два и обчелся: мальчики — в армию, потом на стройку, девочки — замуж, на панель или на печку крестиком вышивать. Или все вместе — в вуз. Понятно, что родители выбирают высшее образование. Платное, плохое — не важно. Пять лет ребенок хоть чем-то занят. Имеет ли значение в этом случае будущее трудоустройство отпрыска по специальности? Вряд ли. Да и государство на этих специалистов не рассчитывает.
На самом деле проблема, чем занять 16-летнего подростка, кроме учебы, не только российская. У нас давно, с остервенением спорят о том, сколько лет учить в школе, а в Европе уже определились — учат долго, с чувством, толком, расстановкой. В Германии, например, люди выходят из школы в 19 лет уже более или менее сформировавшимися личностями. Они и решение о выборе вуза принимают по-другому — осознанно. С учетом собственных способностей, конъюнктуры на рынке труда и пятилетней перспективы.
Конечно, нам пора провести грань между социализацией и высшим образованием, чтобы не дискредитировать «вышку» окончательно. Требуется лишь предложить почетную стезю вне высшего образования, которая будет полезна и обществу, и государству. Правда, создавать новые дороги труднее, чем сокращать количество уже протоптанных тропинок.
Ирина Мельникова
