Я купил прекрасную турку в Иерусалиме, потому что ничего конкретного не хотел, а кофе пью каждый день. Хозяин скинул мне цену в три раза, потому что я русский студент, а он знал много русских женщин. Я потратил последние деньги на кофе и сел рядом. Он проходил мимо меня трижды и каждый раз повторял одну и ту же фразу: «Я надеюсь, что ты счастлив, ведь я хочу, чтобы ты был счастлив».
Unsplash
Это город-сад: на секунду присядешь и сразу врастаешь, становишься его частью, как часть книги, пускай пару слов, как человек превращается в глину, как корабль — в дерево, как яблочко от яблони недалеко падает. Город помнит.
Над головою застыли половинчатые арки, бесконечные контрфорсы, они подпирают стены, как приставленные доски к забору. Улицы раскрываются, распускаются — их держат. Можно подумать о новом виде добычи энергии, наподобие волновых станций, которые работают от давления улиц.
Дома слиты с друг другом, они являются частью единой стены. Их нумерация скорее отсылает к секундам, как в море, или к необходимому числу шагов, чем к отдельным постройкам. Все эти исчезнувшие половинки арок поддерживают скрытый за стенами купол.
Храм случайно услышанной русской речи.
Храм детей, гуляющих без присмотра.
Храм похлопывающего по плечу араба, который продал тебе пёструю турку.
Храм постукивания мужчины с костылем, который кормит кошку.
Храм случайной сиесты перемешанной речи за чашкой кофе.
Храм проносящегося мимо по узким переулкам парня на мотоцикле.
Ты чувствуешь, как проваливаешься. Ноги наливаются свинцом от бесконечной ходьбы, они цепляются за пазы каменных блоков. Где-то под землей льётся горячий металл, и выплёскивается гейзером в кофейных горелках.
Мусульмане молятся задом к месту первого храма. Это принципиально.
Израильтяне отдали Эль-Аксу Иордану, но периодически перекрывают к ней доступ, потому что контролируют все территории вокруг мечети. Действуют как партизаны. Можно ли ограбить город, если не знаешь, как в него войти?
В этом смысле придумка Иисуса Навина — взять вражеский город Иерихон с помощью труб — стратегическое решение. Звуком раскрошить крепость, лишить город валюты города — стен. Моментальное наступление кризиса, обвал мирового рынка.
Остаются только водопровод, сантехника, ковры повисли в воздухе, схемы, карты, память. Так сделан культурный центр Помпиду в Париже. Его технические конструкции выставлены наружу, чтобы освободить максимум полезной площади внутри. Лишить город стен — сделать из него музей.
Но пока Иерусалим цел, разрушенный много раз, он остаётся неприступным, будто уничтожение вошло в естественный ритм, в котором здесь думают люди.
Ступени, клавиши, кроссовки — выстукивают код. Мы на жерле вулкана — а это зашифрованное сообщение о том, что он просыпается.
Старик собирает милостыню. У него всего одна монета. Он кладет её на раскрытую ладонь, а второй рукой ставит на монету стакан. Теперь он может стучать стаканом о монету, запустить свой монетный двор. Что он выстукивает?
Тут много детей. Они подглядывают в эти записи. Один из них бегает с игрушечным автоматом, подсвечивая лампочкой лицо матери в хиджабе.
Три израильские девочки хвастаются педикюром с автоматами наперевес.
Иерусалим сверху, на карте, не имеет ничего общего с жизнью его улиц.
Розовый камень на закате. Нежность.
Быть на месте, в месте, вместо.
Подмена одного храма на другой.
Подмена одного соседа на другого.
Размен мессии на мессию.
Обмен жизнями.
У меня теперь есть медная арабская турка из города Иерусалим.
Александр Сигуров
