Как ведет себя человек ввиду и внутри катастрофы?
Сегодня в электричке я сел напротив мужчины, глядящего в окно. Я долго проходил вагон за вагоном, будто пытаясь свести скорость поезда на нет, и оглядывал лавки — везде чувствовалось, что моё присутствие будет лишним. Так вот, этот мужчина глядел в окно и очень мягко растянул ноги вперед, так что к нему было не подсесть. Но его взгляд в лёгких перламутровых очках вобрал в себя тысячи пустых сидений ночных поездов. Я попросил его подвинуть ноги и сел напротив.
unsplash
Если он в богатых, мирных странах по ночам просыпается от ужаса, то это так же естественно как головокружение на краю пропасти.
Каждый раз при открытии глаз ты спрашиваешь себя, какое количество реальности ты готов сегодня уместить в глазницы. И оглядываешь улицы в поисках точки притяжения взгляда: любовь ли матери к ребенку, или вечность стариковских морщин, может быть, просто радость детей, которая рождается независимо от погоды. Да, ты пытаешься найти вечные вещи, которые неподвластны моментному налету и оттого являются безусловными.
Кто избежал катастроф, тот знает, что он обязан этим, в принципе, помощи простых людей, которыми не овладели ненависть, ужас, автоматизм банальностей.
Мы сидели с мужчиной напротив друг друга, вместе, несмотря на то что не представились и вообще не отрывали взгляда от самих себя. Мимо нас проносились бесконечные ангары и домишки, стены-стены, кирпичные, заснеженные, полуобвалившиеся.
Я все ждал, когда начнется «загород» — с его утопленными в соснах домишками, лаем собак и покосившимися фонарями на углах проселочной слякоти, но ответом мне была покрывшая холмы до самого горизонта неприглядная современность, которая своими торговыми пластиковыми рядами отгоняла мой взгляд обратно в книгу.
Что видел тот мужчина в окне? Его взгляд был явно направлен глубоко наружу, а отражение улиц на стеклах очков лишь служило маскировкой для душевно-пищеварительного процесса, и он, словно дедушка-паук Камадзи, затаскивал длинными нитями все больше ингредиентов для подготовки лекарственного снадобья. Его лицо, в малиновых крапинках, отражало летопись войны со временем, и на складках морщин, словно между длинными рядами окопных траншей, выросли, то тут, то там, случайные маргаритки.
Тем не менее, все прогнозы, которые основываются на чистом настроении гибели, неверны.
Мужчина дернулся к зазвонившему телефону. По его реакции, мне показалось, что он ждет сообщения о большой беде, и вагон станет невольным свидетелем еще одного горя, всем станет неприятно от этой связи, будто они совершили плохое дело. На другом конце провода я услышал тяжелый запыхавшийся бас, который низкими своими частотами, как будто выворачивал себе ус, пытаясь наглядно доказать необходимость собственных слов. Но мой сосед произносил технический лексикон «Еду», «Успеваю», «Хорошо, что ты там» с такой амплитудой звука от нижнего прилегания своей полости до кончика венечного шва на макушке, что натянутое, как липкая пелена, ожидание беды сошло на нет, и фигуры вокруг снова расселись по своим местам. Поезд сделал остановку.
«Я» узнает себя в другом — это следует за древней мудростью слов «Это ты».
Я спросил своего соседа, не поет ли он? Кто наградил его таким голосом?
Мужчина застеснялся и сказал, что поет только для себя и чаще всего в душе, а по профессии он архитектор и преподает детям академический рисунок. Для того, чтобы сказать мне это, он посмотрел на меня, отвернувшись от окна, и только сейчас я смог увидеть сразу две половины его лица, тогда как до этого одну я видел перед собой, а другую — блеклым отражением на стекле вагона.
В анфас его голова парадоксально занимала намного больше пространства, седые патлы расползались в воздухе будто шевелюра Медузы Горгоны. Вся эта динамичная капитель сидела на крепком, как гвоздь, стане, покрытом оболочкой из темной замшевой куртки. При необходимости, в момент нарастающей опасности голова могла укомплектовываться в пространство высокого ворота, для придания всей форме большей аэродинамики, что давало возможность нанести точечный удар всем корпусом по противнику.
Человек, который вырос на Юпитере или Сатурне, на планетах с атмосферным давлением, много превышающим земное, будет обладать невероятной плотностью тела, его кровь, по консистенции близкая к особо прочным металлам, будет не течь по венам, но буквально прокручиваться, как кованный обод колеса. Эластичная кожа превратится в шкуру с длинным начесом, между волосьями которой будет слой плотного газообразного вещества, предохраняющий существо от любого внешнего излучения, как озоновый слой защищает атмосферу Земли.
Евгений (я узнал его имя) снова ушел в себя. Он не сказал мне ничего о своей жизни и, уж тем более, о своих переживаниях (в кодексе газообразных людей это неприемлемо), и теперь я пытаюсь расшифровать его звуко-световое послание, в котором, уверен, содержится информации намного больше, чем вообще может уместиться в памяти одного человека.
Это все, что касается теории катастрофы. Избежать ее невозможно, но, все же, в ней есть свобода. Она принадлежит к числу проверок.
Он через левое плечо
Взглянул — себя лисой увидел
И через правое плечо
Взглянул — себя совой увиделОн весь напрягся и опять
Себя самим собой увидел
И ускакали они в лес
Он сам же в городе остался
Дмитрий А. Пригов
Александр Сигуров
