Уллариу-у

Явь переплетается с ночными видениями, встраивается в мифологемы, конструирует события…

Я пообедала в ресторанчике «Катюша» на Ленинском проспекте и шла в сторону Гагаринской площади.
Перспективу улицы замыкало ярко красное небо с раскалённым кругом солнца посередине. Слева к этому пылающему оку тянется струна стелы Гагарина:
«Упрёмся в землю стопочками. И пустим вверх напряжение. Энергию – голени, бёдра, ягодицы, спинку, голову, руки. Вверх, выше, ещё выше»…

Свернула к метро, гололёд вынуждает идти осторожно, всматриваясь в дорогу. Что это? Вижу пятна крови, даже не пятна, а расплескавшуюся кровь. И везде на дороге, куда падает взгляд, бурые, свежие следы на белом снегу.
Понимаю, что это так со мной играет только что потрясшая меня картина зимнего красочного неба над Ленинским проспектом. «Красным» проспектом.

В метро на грустные мысли наводит молодая женщина с двумя малышами: «Сами мы беженцы. Простите нас, что просим помощи. Но нам нечего есть…»

Это правда? Да, собственно, какая разница. Скоро новый год, и эти ребятишки вместо того, чтобы готовиться к празднику, разучивать танцы и песенки, примерять костюмы зайчиков и клеить гирлянды, - топают усердно среди текущего мимо потока людей.
В серой, безрадостной, гриппозной толпе.
И сколько таких. Как это могло случиться?
Ведь совсем недавно невозможно было без подарков, без выставок детского рисунка…

Мне казалось, что я сплю. И вижу во сне то, что не может, просто, не должно присниться. Скорей бы сон закончился. Проснусь, и будет восьмидесятый год…
Но нет. В толпе я бодрствовала.

А сейчас ночью засыпаю под звуки приёмничка.
Время от времени в меня ударяют, то сладкие песни, то змеиный голос чаровницы Тины Канделаки: «Скажите. Скажите так томно, как только можете. Уллари-у-у. Стасюлька, ты меня слышишь?»
Стас Садальский сейчас в Париже, стоит на берегу Сены и поддерживает манерную беседу:
«Тут Андрюшка Эткин. От него только что ушла, наставив ему рога, Удовиченко».

А дальше модная пошлость сменяется голосом психотерапевта-сексолога.
Уже не понимаю, что и кому он рекомендует: в этот оркестр вступил голос Парамонова.
С анализом Розонова и Фрейда. Во взгляде «на Россию, стремящуюся к практике и чувствам скобцов».

А вот, наконец, настоящий сон. Какой-то выставочный зал. Человек – с которым я веду философскую дискуссию. Замечаю, что в зале ещё двое: один из них суёт руку в карман. Оружие. Явно вижу очертания пистолета. Дальше начинается убегание от «террористов». Возле двери – два «топтуна». Сквозь зубы: «Вон у тех… пистолеты. Бегите!» Вкус крови на губах.
Но бежать невозможно. Глаза закрыты. И мой спутник ласково тянет меня за руку…»

А-а-а, поняла, о чём этот сон. Вечером Даник, используя манеру Марика, оторвал меня от компьютера. Подошёл, взял за обе руки и, указывая в сторону кухни:
- Пойдём-мо, ма-мо, там компо-н-тик, булочка, пойдёмо.

Живём в двух измерениях. Одно влияет на другое. Какой-то священник объяснял, если мы видим пророческие сны, то они навеяны дьяволом, чтобы заставить нас – их воплотить. Мудрец советовал сны обдумывать и забывать.

А явь? Тоже забывать?

Сейчас выпью заваренный и уже подостывший чай. Разбаливается голова. Надо скорее снять очки. И – спать.