В ноябре 2006 года двадцатипятилетний Федор Овчинников открыл в Сыктывкаре магазин интеллектуальной книги «Сила ума». За месяц до этого он завел интернет-блог, в котором стал отчитываться о каждом своем шаге: от получения в Сбербанке кредита на личные нужды (400 тыс. рублей), аренды помещения, покупки мебели и найма девушек-продавщиц до бизнес-планов с подробнейшими выкладками предполагаемых (а потом и реальных) расходов и доходов
Ultra написал(а):
15.10.2006 в 22:55
Мне кажется, затея торговать книгами близка бреду в цифровой век…
Роман Елькин написал(а):
16.10.2006 в 08:11
Куда вложено 190 тыс.? Покажите статью расходов
Attacher написал(а):
16.10.2006 в 09:53
Название «Сила ума» мне
что-то вообще не приглянулось, вееткаким-то сектантством :)Юрасик написал(а):
16.10.2006 в 10:11
Наконец—то…а то в Сыктывкаре найти невозможно нормальных книг… +1
Migel написал(а):
16.10.2006 в 10:11
Ну что ж, будем следить, как пойдет дело в нашем городе, где зажимают все на корню
Хакуин написал(а):
17.10.2006 в 14:28
Будете ли рассказывать об оптимизации налогообложения? ;)
«Сила ума» написал(а):
17.10.2006 в 14:33
Хакуин, будем, но все в рамках закона… У нас будет книга продаваться в первой поставке «Налоговые схемы, за которые посадили Ходорковского»…
Прошел год.
— …Конечно же, не потому, что я такой наивный! Я специально стал все цифры публиковать: хотел вызвать скандал, шокировать. В России же так не принято! Здесь принято все скрывать, даже если ты ничего плохого не делаешь… Мне все говорили: «Дурак ты, Федя! Запрессуют тебя, придут из налоговой, придут пожарные, придут бандиты, череп проломят!»
Мы ждем лифта на первом этаже большого торгового комплекса на улице Первомайской. Федор Овчинников спокойно вещает; отоваривающиеся сыктывкарцы, с тележками и авоськами, с интересом вслушиваются и чуть замедляют шаг, явно предвкушая рассказ о суровом возмездии.
— Но с налогами проблем до сих пор не было, плачу себе и плачу, пожарные так и не пришли, а вот бандиты пришли — и купили в моем магазине книжки.
Сыктывкарцы разочарованно ускоряют шаг. Мы заходим в лифт. Книжный магазин «Сила ума» располагается на шестом этаже торгового комплекса: казалось бы, верная смерть для маленького наглого бизнеса.
— Да, да, и про шестой этаж мне говорили. И про то, что в провинциальном городе с двумя «ы» в названии никто не захочет читать интеллектуальную прозу: ее потому, мол, и нет, что она не нужна…
Кабина лифта медленно ползет вверх; через ее прозрачную стенку открывается вид на город: стройные ряды серых панельных домов, тонущих в серой осенней мороси.
Овчинников улыбается и поправляет очки. Невысокий, коренастый, круглолицый и голубоглазый, в свои двадцать шесть он выглядит от силы на восемнадцать и на бизнесмена совсем не похож — скорее на первокурсника, имеющего хорошую успеваемость по всем предметам и уверенного, что в будущем получит красный диплом. Впрочем, необходимые атрибуты солидной взрослости у него все же есть: новенький «хюндай», детское кресло на заднем сиденье («А сколько ребенку?» — «Два годика»), тщательно выглаженная голубая рубашка, кожаный деловой портфельчик в руке.
— Молодо выглядите, — говорю.
— Внешний вид проблем мне не создает. Нет, бывает, конечно, приезжает какой-нибудь поставщик из Москвы: «Где у вас тут директор?» — «Я директор». А он мне: «Парень, хорош шутить, директора мне позови!». А я ему… — Федор поднимает на меня глаза и тут же теряет сходство с наивным ботаником: глаза у него взрослые и ироничные. — «Я директор. Не нравится — до свиданья». И никаких проблем.
…Магазин совсем маленький. Вдоль стен тянутся аккуратные бежевые стеллажи с книжками, рассортированными по группам: «Иностранная литература», «Искусство, дизайн, фото», «История», «Бизнес», «Словари», «Психология и интерьер». В центре еще несколько стоек: вполне понятные «Новинки» и «Рекомендуем» (рекомендуют, в частности, «Чучхе» Гарроса и Евдокимова и «День радио» квартета «И») и довольно расплывчатые категории «Самое интересное» (где русский писатель-нацбол Захар Прилепин с трудом уживается с легковесным французом Бернардом Вербером) и «Обратите внимание» (Суад «Сожженная заживо» и «Бриджит Джонс: грани разумного» соседствуют
Человек десять — по виду студенты — бодро ковыряются в ассортименте. Цены здесь, кстати, довольно «московские». За 19 890 рублей можно при желании приобрести «Ордена Российской империи» в тисненной золотом обложке или еще какой-нибудь торжественный талмуд с полочки «Экслюзивные подарочные издания». Полочка, впрочем, повышенным спросом не пользуется, иначе орфографическую ошибку в слове «эксклюзивный», надо думать, заметили бы. Зато идут нарасхват модные блокнотики Moleskine (от 500 до 800 рублей штука), в которых, как известно, творчески самовыражались Ван Гог, Анри Матисс и Хемингуэй.
У кассы модно-интеллектуальное очарование несколько нарушается грудами брошюрок «все книги по 15 рублей» и «все книги по 25 рублей». За пятнадцать можно стать обладателем «Лечения водкой» или «Готовим в горшочках». Более продвинутая терапия и кулинария — «Самогипноз» и «Кремлевские диеты» — стоят на десятку дороже.
— И что, покупают? — киваю я на брошюрки, напрягая фантазию и пытаясь вообразить клиента с культовым блокнотиком и Бернардом Вербером в одной руке — и с «Лечением водкой» в другой.
—
— И насколько модно? У вас же все в открытую — тогда расскажите, каков ежемесячный оборот. Какова прибыль?
— Да пожалуйста. Оборот около миллиона рублей в месяц. Чистая прибыль
После визита в «Силу ума» хочется на лоно природы. Федор Овчинников довозит меня до набережной реки Сысолы и уносится прочь по своим книжным делам. Оглядываюсь по сторонам. Река Сысола есть. Набережной нет.
Вместо набережной — мокрый крутой спуск, усыпанный желтыми листьями. Деревянные домишки на том берегу тонут в осеннем березняке. Излучина реки
Иду по аллее вдоль сараев, буераков,
Сараи быстро кончаются, и начинается парк. Чинно прогуливаются дамы с колясками. Играют дети. Целуются пары. В противоположном конце аллеи три пожилых человека тщательно обдирают рябину. Вернее, обдирают две бабушки, а дедушка стоит на стреме. Все вместе они напоминают героев «Сказки о потерянном времени»…
После парка по совету бизнесмена Овчинникова направляюсь к местному «Дому книги». Путь к нему лежит по улице Коммунистической — мимо тусклых панельных коробок, мимо желтых деревьев, мимо зеленых заборов, мимо убогих радушных надписей «Приветствуем членов партии „Единая Россия“ на съезде в Коми», мимо серого бетонного Театра оперы и балета, мимо памятника Ивану Алексеевичу Куратову, в народе известного как «Мужик под душем»… Ибо мало кто знает, что господин Куратов — зачинатель литературы коми, зато каждый видит, что стоит этот элегантный господин под таким металлическим как бы деревом, и прямо над головой у него раскинулась этакая как бы крона, сильно смахивающая на душ, а еще больше на медный таз, которым элегантный господин явно собирается вот-вот накрыться.
А вот и центральный книжный: он занимает часть первого этажа серой панельной девятиэтажки; в витрине — кирпичи и строительный мусор; внутренность магазина скрыта от любопытных глаз белыми больничными занавесками.
За порогом «Дома книги» время окончательно останавливается. Тоскливым запахом доисторической пыли и скуки пропитано все: сами книги, темные деревянные гробики, в которых они покоятся, цветастые блузки и выкрашенные хной шевелюры продавщиц… На прилавках — ожидаемые Донцова и Малахов, несколько неожиданный, но вполне закономерный Владимир Путин (кремлевские хроники в исполнении Андрея Колесникова), давно и накрепко забытый Пришвин. «Кладовая солнца» смутно ассоциируется с
На следующее утро Федор везет меня в Иб — коми деревню на реке Сысоле, в 60 километрах от города. Традиционные коми дома — деревянные, без единого гвоздя — чернеют под дождем. Они выстроены больше века назад, они прогнили и покосились — но в них до сих пор живут. Сейчас, впрочем, почти никого не видно: кто может ходить, ушел на клюкву, кто не может — тихо напивается в родовом гнезде.
Четверо дегенеративного вида юношей в кустах пытаются выкопать ржавую железяку.
— Нам бы посмотреть на традиционный коми дом… Как вы думаете, кто-нибудь согласится нас впустить?
Один из юношей
Ежегодно из Сыктывкара в Иб совершается двухдневный Стефановский крестный ход. Здесь есть святые источники и легенды (в одной из них рассказывается о страшном проклятии,
Но в этой реальности здесь есть то, что есть. Добродушный, чуть заторможенный мужчина с припухшими глазами и красным носом-картофелиной впускает нас в свой дом. Его жена смотрит испуганно и с нами не идет, остается во дворе. В доме стоят ведра с клюквой. В доме очень сыро, очень бедно, очень чисто — и все увешано, оклеено, выстлано, прикрыто и обито ковриками, занавесочками, салфеточками, полотенчиками и переводными картинками с разноцветными цветами и фруктами.
— Для красоты, — поясняет хозяин с легким, похожим на финский, акцентом.
После долгой паузы добавляет:
— Скоро нужно рубить дрова. Сосед совсем не запасает дрова — пьет. А мы запасаем.
— А как же зимой? — спрашиваю.
— Что — зимой?
— Как же сосед живет зимой?
—
Распрощавшись с хозяином, заходим в деревенский магазин. Аборигенка с остановившимся взглядом и сильным запахом перегара покупает
— И еще, — она надолго погружается в задумчивость. — И еще кит и кот.
Продавщица выдает ей баночку «китти-кэта», покупательница медленно направляется к выходу — но останавливается. У выхода на почетном месте висит рекламное объявление: «Акция!!! Купи водку компании „Веда“ общим объемом 1,5 л. Получи в подарок водку „Русский размер“». Пятерка после запятой аккуратно замазана прозрачно-белым (неужели совесть?), так что в итоге получается, что купить нужно всего литр. Изобретательному автору объявления (директору магазина, надо думать) хочется пожелать всего наилучшего: например, чтобы он ушел на клюкву и никогда не вернулся… В
Перед отъездом поднимаемся на холм, к Ибскому Серафимовскому монастырю. Молодая монашка, завидев нас, опасливо удаляется со двора. На улице остается только коза: она пасется у ограды монастырского кладбища и понуро поглядывает то на погребальные венки, то на коми деревню под холмом. В голове
— …У коми очень большой процент самоубийств, — сообщает Федор на обратном пути.
«Еще бы», — думаю я, глядя в окно на удаляющиеся коми дома, сделанные без единого гвоздя. Дворники размазывают по стеклу осенний дождь. То, чем занимается бизнесмен Овчинников, кажется сейчас
— Это все стереотипы, — говорит Федор, — что людям в провинции ничего якобы не интересно, кроме выживания. Стереотипы! Хорошие книги нужны. Чем мрачнее, чем холоднее — тем больше нужны. Я вот послезавтра в Воркуту еду, будем там тоже книжный открывать. Воркута — она же за полярным кругом. Там деревьев почти нет. Там зима девять месяцев в году. Это город на вечной мерзлоте: под домами там специальные морозильники стоят, чтобы летом фундамент не поплыл. Как вы думаете, нужен там хороший книжный магазин?
Федор отрывается от дороги и смотрит на меня честными голубыми глазами: ждет ответа. «Сумасшедший», — думаю я и вслух говорю:
— Пожалуй, нужен.
— И в Москве я, кстати, тоже магазин открою!
Федор снова смотрит на меня и доверчиво ждет изумления. Я послушно таращу глаза, хотя перспектива открытия интеллектуального книжного в заполярной Воркуте удивила меня куда больше.
— С кем ни заговорю про Москву — принимают за психа. Ну да, как же, там ведь акулы бизнеса — сгрызут, съедят, взятки будут требовать! Но когда я здесь открывал магазин, на меня ведь смотрели так же. Есть такая книжка у одного маркетолога — «Фиолетовая корова» называется. Про то, что надо отличаться от остальных: быть белой вороной или фиолетовой коровой — и тогда бизнес получится. Я — фиолетовая корова. Открою «Силу ума» в Москве, а штаб-квартира в Сыктывкаре пусть будет.
— То есть сами вы в Москву не переедете?
— Вот каждый, кто приезжает сюда из Москвы или Петербурга, в
— Да я не…
— Оглядываетесь, я ведь вижу… Ну да. Это не лучшее место на Земле. И знаменито оно прежде всего теми, кого сюда отправляли в ссылку. Считается, что здесь остаются одни неудачники. Но я здесь вполне удачлив. Я делаю свой бизнес, мне азартно, мне интересно. Здесь я — Федор Овчинников. А там я кто буду? Впрочем, не хочу зарекаться… Никакой специальной любви или нелюбви к Москве у меня нет. Город как город: большой, разный. Я его не боюсь. А что в Москве, да и вообще в России, нельзя, мол, делать бизнес честно, в открытую и без взяток — так это тоже стереотип. Отговорки слабых людей. Почему нельзя? Есть договор. Есть арендная плата. Есть налоги. Есть поставщики. Кому и зачем мне давать взятку?
Федор говорит спокойно и рассудительно. Машину он ведет так же. Кажется, он вообще все делает именно так.
— А вам никогда не говорили, что вы похожи на скандинава? — спрашиваю. — Или на немца?
— Однажды я зашел на склад, мне показалось, что там неубрано, и я попросил подчиненного вытереть пыль. А тот мне говорит: «Ты хочешь немецкий порядок.
А у нас ведь все-таки Россия«. Мне это непонятно. В России что, пыль
— Вы?!
Силюсь представить себе бизнесмена Овчинникова в роли гауляйтера — получается
— Я, я… Меня тогда интересовала протестная энергетика этой партии. Революция как потрясение, как смена элит.
— А потом?
— А потом я написал письмо Эдуарду Лимонову, в котором отказался от занимаемой должности. И занялся другими делами.
…Коми дома уже скрылись из вида.
— А я знаю несколько фраз на коми, — сообщает Федор. — Например, «Кыча мунам Потачок ыджид, ыджид шекрет». Это значит: «Куда идем мы с Пятачком — большой-боль%ADшой секрет!».
Куда идет Потачок, может, и шекрет, а мы с Федором идем по делам. Сначала заезжаем на улицу Огородная: тут располагаются овчинниковский офис, склад и мелкооптовый магазин. Неподалеку от склада тусуются трое длинноволосых парней в косухах, кованых ботинках и с пивом.
— Эй! — хрипло кричат они нам вслед. — Алистер Кроули не приходил?
С сомнением оглядываю складские помещения на Огородной улице: с чего бы это покойному английскому оккультисту сюда приходить?
— Я не уверен, — вежливо отвечает Федор и поправляет очки. — Спросите у продавца.
Вторая, и главная, наша цель — будущий магазин «Книга за книгой», что на Карл Маркс улича (дань великому и могучему языку коми отдана кое-где в виде табличек с названиями улиц на двух языках).
— Сейчас заканчиваем в помещении ремонт, — поясняет Федор. — Очень перспективное место. Центр города. Рынок рядом.
В «перспективном месте», прямо у входа в будущий книжный два лица без определенного места жительства греются водочкой. Еще одно такое же лицо ковыряется в близлежащей помойке, складывая наиболее интересные находки в красочную авоську. Бизнесмен Овчинников с кожаным портфельчиком в одной руке и ключами от машины в другой заглядывает внутрь, к рабочим, — и тут же выходит.
— Вадим Палыч еще не приехал. Будем ждать.
— А кто такой Вадим Палыч?
— Хозяин помещения. Суровый такой дядька.
— А зачем мы его ждем? Договор об аренде будете заключать?
— Договор об аренде мы уже заключили. Но он все равно считает правильным во все вникать. Дело в том, что договор для него — это не самое…
Палыч появляется неожиданно, сзади. Джинсовый — не по погоде — костюм, майка в матросскую полоску, опухшее лицо, мрачный взгляд небесно-голубых глаз, нервно подрагивающие руки.
— Так, Федор, пойдем! А это кто? Что, с тобой? Ладно, тогда пусть заходит! — Палыч вихрем врывается в будущий книжный, мы семеним следом. — Так! Какой краской красим? Где краска? Нет краски?! Мне нужно видеть! Я хочу видеть визуально! А мебель какого цвета будет? Так, Федор, пойдем со мной в гараж, покажешь, какого цвета у тебя мебель!
В гараже Федор покорно демонстрирует серые и желтые мебельные бруски. Палыч трогает руками, удовлетворенно сопит, но на выходе налетает на пустую металлическую стойку
— Так, Федор, это моя стойка. Жалко ее. Пропадает! Пристрой ее куда-нибудь. У себя в магазине.
— У меня в магазине она будет выглядеть неуместно, — вежливо отвечает Федор.
— Да засунь ее куда-нибудь в угол, говорю! Сложно тебе, что ли? — в голосе арендодателя появляются угрожающие нотки.
— Спасибо, не надо, — твердо говорит Федор.
Палыч несколько секунд смотрит на него с любопытством — и к бритвенной теме больше не возвращается. Зато приглашает нас в свой офис в соседнем здании: две смежные комнатки, путь к которым лежит через лабиринт гостиничных номеров, коридоров, магазинов нижнего белья, колготок и парфюмерии.
В офисе стоит большое черное зубоврачебное кресло, которое оказывается массажным. Вообще вся мебель здесь очень массивная, очень черная и из искусственной кожи. Палыч вальяжно располагается за начальственным столом, бойко объясняет Федору, какую краску следует покупать, а какую не следует, инструктирует относительно соотношения цена-качество, назначает время следующей встречи, потом вдруг сникает, косится в заоконную хмарь и тихо говорит:
— Холодно у вас.
— А вы что, не местный? — удивляюсь я.
Неожиданно выясняется, что Палыч много лет прожил в Тбилиси и знает грузинский. В качестве доказательства он даже произносит невообразимое «Бакхакхи цкхалши кхикхинебс» («Лягушка квакает в пруду») — классическую фразу для демонстрации уникальной грузинской фонетики. В сочетании с исключительно славянской внешностью говорящего «Лягушка…» производит сильное впечатление.
Вспомнив о Грузии, Палыч совершенно преображается. Вслед за грузинскими звуками в офисе
Выйдя на Карл Маркс улича, Федор заканчивает наконец оборванную час назад фразу:
— …Договор для Вадима Палыча — это не самое главное. Зато для него существует понятие «слово» — которому, кстати, действительно можно верить. Да, он уже сдал мне помещение, ему совершенно не обязательно в
Вместо послесловия
(Из блога «Силы ума»)
14.06. 2007
Сегодня я последний раз напишу о цифрах, о деньгах, о том, что большинство скрывает и не показывает. Последний раз напишу о том, за что вы так любили мой блог. Все реалити-шоу построены на одном принципе. Это принцип «подглядывания». В чужую любовь,в чужие чувства, в чужие деньги. Я никогда не делал шоу, я делал бизнес, а бизнес требует на данный момент «закрыть» цифры. Это не шоу, это реальная история.
02.07. 2007
Конкуренция на книжном рынке усиливается… Это послужило одной из целого ряда причин, по которой я больше не буду писать о цифрах в режиме онлайн…
17.09. 2007
Я перестал быть единственным владельцем «Силы ума». На данный момент мне принадлежит 50% бизнеса (Совладелец — финансовая группа «Коммунальная энергетика». — «РР»). Компания в обмен на долю получила инвестиции и возможность стремительно развиваться. Для меня это было трудное решение, но оно было единственно верным.
Анна Старобинец